Статьи
Шрифт:
a) Постановить правила для содержания торговых мальчиков. В этих правилах должно быть обращено внимание на все обстоятельства, не благоприятствующие гигиеническим условиям жизни. Вредные обычаи, вроде полусуточного стояния на ногах и битья по голове и щекам, — воспретить и предоставить мальчикам возможность искать законной гарантии своих человеских прав.
b) Воспретить высылку детей в лавки в воскресные дни, когда есть учение в воскресных школах. Мы не добиваемся английского воскресного шабаша, но желаем русского народного воскресенья, которое и крепостной крестьянин до 19-го февраля 1861 года всегда употреблял на себя. В праздник может торговать сам хозяин, если ему этого хочется; может стоять в лавке приказчик, который с тем нанимался; но не давать свободного дня в неделю ребенку, отданному родственниками, — беззаконно, и противодействие такому обычаю для детей и для общества, в которое они войдут невежественными людьми, — вполне позволительно и честно.
c) Снабдить каждого хозяина и каждого мальчика печатным экземпляром
Не выдавая нашего мнения за непогрешительное, мы готовы встретить на него всякие возражения и постараемся не оставить их без ответа, лишь бы дело о правах торговых мальчиков не запало по-прошлогоднему в долгий ящик.
——
Наши читатели, может быть, помнят, как мы излагали им наше мнение об управлении Российско-американскою компаниею русскими инородцами и русскими богатствами в Америке (“Северная пчела”, № 47-й). После напечатания этой статьи все обстояло благополучно, а “Морской сборник” в мартовской книжке даже отозвался о ней довольно сочувственно и выраженные в ней мысли назвал “доказательными”. Но компании почему-то не понравилась эта статейка. По ее мнению, в статье этой заметно малое знакомство с вопросом и наклонность охуждать достойные всякой похвалы распоряжения. Компания сначала порешила было не отвечать на эту статью, но один из ее акционеров (живущий в Харькове и читающий там “Journal de St. P'etersbourg”) прислал правлению письмецо, в котором, между прочим (чего правление компании не сообщило; вероятно, интимные вещи), пишет:
“Сейчас прочел я в № 41-м “Journal de St. P'etersbourg” извлеченную из “Северной пчелы” не заслуженную американской компанией статью, которую для лиц, рассчитывающих на понижение биржевой цены акций, весьма выгодно пускать в народное обращение, наподобие фальшивой монеты. По этому поводу желательно знать, не прибегнет ли правление компании к опровержению этой статьи чрез какое-нибудь периодическое издание и не известно ли, как называется на алеутском языке self government, [106] которое великий государственный человек, сообщивший свою статью “Северной пчеле”, полагает учредить между алеутами и креолами во владениях компании? Не может ли правление сказать нам что-нибудь успокоительное по предмету всех этих замыслов, которые, хотя неосновательны, но тем не менее очень тревожат, потому что ложь между людьми легче пускает корни, нежели правда”.
106
Самоуправление — Англ.
Российско-американская компания, разделяя мнение своего харьковского акционера, что “ложь между людьми легче пускает корни, чем правда”, сочла своим приятным долгом сказать им (то есть акционерам) что-нибудь успокоительное по предмету всех замыслов, между которыми читателя “Journal de St. P'etersbourg”, удостоившего перевести нашу статью, особенно тревожит вопрос: “Как называется на алеутском языке self government” (курсив подлинника).
Правление компании, в удовлетворение желания своего харьковского акционера, сочинило статейку и прислало ее нам, а мы отвели ей место в 89-м № нашей газеты. Ее, вероятно, прочли наши подписчики, и потому говорить о ней много нечего, а для тех, кто пропустил ее, напомним, что вместо опровержения наших указаний на недостатки компанейского управления представители компании привели несколько пунктов из статей, где говорится кое-что в пользу действий компании. Категорического и доказательного возражения нет в этом ответе, а в конце его правление заверяет всех, что “пока официальным, достоверным и правдивым образом определится все, что было сделано компаниею для достижения целей ее основания и оправдания доверенности, которою она не перестает пользоваться со стороны правительства, всякое частное суждение, как было и до сих пор, далеко не полно и, следовательно, малодостоверно”. Ну и прекрасно! По законам нашим “добровольное признание выше свидетельства всего света”. Компания сама выговорилась, что частным людям под нее носа не подточить. Что же это делает ей торговую репутацию; дело торговое действительно секрет любит. Но тем не менее возражать все-таки нужно бы пообдуманнее, а то другой акционер из Воронежа или из Киева может заметить, что это не модель, когда говорят, что “вы, мол, берете взятки не борзыми щенками”, отвечать: “А вы в Бога не веруете”. [107] Так в просвещенных государствах не делается, и точно так же в тех государствах не делают безответственно и намеков на то, что статья, писанная для всей публики, составлена с темною мыслью подорвать биржевую цену акций. Мы покорнейше просим правление компании познакомить своего харьковского акционера с этим условием общежития и убедить его, что в словах self government вовсе не должно искать того значения, которое имели слова мани факел фарес.
107
См. разговор Тяпкина-Ляпкина с Сиворенком-Дмухановским в ком<едии> Гоголя “Ревизор”.
Сверх того мы покорнейше просим редакцию “Journal de St. P'etersbourg”
——
Евреи-лекаря просятся на службу, и поэтому во многих местах возникает вопрос: можно ли лекарей определять на службу? В известном читателю распоряжении право поступать на службу предоставлено евреям, имеющим ученые степени доктора, магистра и кандидата, а кандидат по классным разрядам стоит ниже лекаря. Вероятно, лекаря будут признаны имеющими право вступать на государственную службу, хотя, конечно, не в Святейший Синод, но, в качестве врача, в духовные семинарии — может быть. А впрочем, в этом вопросе компетентны только И. С. Аксаков да Атта-Тролль.
<“СЕВЕРНАЯ ПЧЕЛА” В РОЛИ АДСКОГО ЗЛОДЕЯ БУДУЩЕЙ ТРАГЕДИИ Г. ДЬЯЧЕНКО>
С.-Петербург, суббота, 23-го июня 1862 года
Нападки на “Северную пчелу” нынче в моде; ругательства на нас сыплются со всех сторон. Одна газета, вообразившая себя нашим “литературным (?) врагом” или нас своим — мы никак не поймем, в чем дело, — чуть не каждый Божий день угощает своих читателей передовыми статьями, в которых обзывает “Северную пчелу” “дряхлой”, “угорелой” и тому подобными более или менее лестными именами. Может, это и забавляет ее читателей: не нам судить. На подобные выходки мы не обращаем и не будем впредь обращать никакого внимания; пусть себе ругаются во здравие, наругаются всласть, авось перестанут: нам и нашим читателям от этого ни тепло, ни холодно.
Но не все поступают так. Некоторые газеты, считая себя, вероятно, более ярыми поборниками истины, чем вышеписанная, решились приступить к нам с более грязными и серьезными обвинениями.
По поводу заметки в одном из наших фельетонов, что неизвестная коалиция из немцев занималась на пожаре воровством, “St.-Petersburger Zeitung” обвинила нас в желании восстановить русское население столицы против немецкого. Почтенный орган русских немцев получит желаемое объяснение от нашего фельетониста. [108] Предположение немецких ведомостей, конечно, весьма глубокомысленно; но, к несчастию, наши доморощенные ювеналы далеко превзошли немцев. Да не примет почтенная “St.-Petersburger Zeitung” этого замечания снова за желание унизить немецкую нацию!
108
Объяснение это появится завтра или послезавтра; оно замедлилось отсутствием нашего фельетониста из Петербурга.
В № 22-м “Искры” одно из “разных лиц”, взявших на себя, за отсутствием постоянного хроникера, обязанность составить часть обычной “хроники прогресса”, взвело на нас обвинение в таком страшном преступлении, что просто ужасти! 30-го мая в передовой статье “Северной пчелы” рассказывалось, между прочим, о слухах, ходивших действительно в народе о поджигателях. В № 151-м мы возвратились к этим слухам и энергически протестовали против обвинения студентов в страшном преступлении. “Искра” полагает, что этих слухов не было в народе: видно, ей лучше знать. Предоставляем нашим столичным читателям решить, были ли подобные слухи, и если были, то следовало ли их опровергать или нет. Не только говорили на студентов, но связывали поджоги с прокламациями. На Андреевском рынке, например, на Мытной площади и в других местах сборищ простого народа говорили: “Вот как стали подбрасывать разные бумажки, так и начались пожары”. Мы несколько раз печатно обращались к кому следует с просьбою об обнародовании всего хода следствия над поджигателями; конечно, теперь, пока следствие еще не кончилось, этого обнародования и ожидать нельзя, по существующим законам, общим всем европейским державам; надеемся, что настанет наконец день этого обнародования.
Рассказывая в № 143-м о слухах, разве мы обвиняли кого-нибудь? И если в наших словах была хоть малейшая тень обвинения кого бы то ни было, что же вы молчали тогда, обвинители задним числом? И что вы накинулись на нас теперь, когда мы протестовали против обвинения студентов? Или вам уж непременно хотелось сделать нас такими “гнусными” злодеями, каких не производила даже досужая фантазия г. Дьяченко? Всему есть свой предел. К чему доходить до смешного в своих обвинениях? К чему видеть гнусные и адские умыслы там, где их нет? “Зачем, — спрашивает нас “Искра”, — бросили искру в порох; счастие только, что пороху не оказалось”. Если не оказалось пороху, то в какой же порох это мы бросали искру? Эх, грозные обличители, говорите хоть так, чтоб грамматический смысл был! Pas trop de z`ele, surtout pas trop de z`ele, messieurs! [109]
109
Поменьше рвения, главное, поменьше рвения, господа! (франц.)