Статьи
Шрифт:
Я думаю, не нужно говорить, с каким нетерпением ожидают результатов этого собрания все благомыслящие люди, следящие с напряженным вниманием за всеми действиями достойного всякого почтения Политико-экономического комитета и полагающие великие надежды в стройной гармонии исполнения предначертаний Освободителя 23 миллионов русских крестьян от крепостной зависимости.
8 апреля Политико-экономический комитет имел чрезвычайное заседание по вопросам, касающимся окончательной развязки взаимных отношений между крестьянами, вышедшими из крепостной зависимости, и их бывшими помещиками. Четыре вопроса, вошедшие в программу этого заседания, сообщены мною еще накануне дня собрания, и потому я не вижу надобности повторять их.
Заседание это началось около 7 с половиною часов пополудни, тотчас как прибыл великий князь Константин Николаевич. Открывая прения, председатель Алексей Ираклиевич Левшин обратился к собранию с речью, определив в ней рамку, которой должны держаться гг. члены и гости, желающие выразить свое мнение по упомянутым вопросам. Из этой речи было видно, что никакой критический разбор обнародованных положений по крестьянскому делу не должен иметь места в заседании комитета, где достаточно заняться рассмотрением способов окончательных развязок со стороны политико-экономической науки. После этой речи Иван Васильевич Вернадский говорил о том, как относятся известные политико-экономические законы к известным положениям кодекса о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости, привел системы мекленбургского политико-эконома Тюнена, принимавшего необходимость увеличения участков по мере удаления от городов (вообще центров), и окончил заявлением своего убеждения о необходимости возможной самостоятельности труда. Ф. Г. Тернер говорил о значении больших и малых земельных участков, привел взгляды на этот предмет в Англии (где известна большая собственность) и во Франции (где существуют малые участки и где нет английского пролетариата). И. В. Вернадский выразил мысль, что поземельная собственность еще не гарантия от пролетариата; В. П. Безобразов (секретарь) говорил о необходимости известного правительственного содействия в некоторых пунктах окончательной развязки. Затем снова говорил И. В. Вернадский, а за ним Лесков о том, что в России нечего бояться излишнего дробления земельных участков, и думать об устранении такого явления теперь значит
Засим все члены выразили свою благодарность В. П. Безобразову, который несет обязанности секретаря с такою почтенною деятельностью, что его трудам комитет обязан многими своими успехами.
<ШЕСТОЕ>
17 апреля в час пополудни в доме Императорского вольного экономического общества было заседание вновь организованного Комитета грамотности под председательством С. С. Лошкарева. Заседание это началось выражением мнения насчет достоинств и недостатков азбуки г. Студитского, которая была поручена для рецензии г. Полевому. Г. Полевой представил собранию благоприятный отзыв об этой книге, а г. Дубенский, не опровергая г. Полевого, заметил, что в повестях, приложенных к книге г. Студитского, есть несколько мыслей, способных внушать учащимся стремление к чему-то сверхъестественному, чудесному, и что потому ее нельзя считать безусловно хорошей. Гг. Фукс, Вернадский и наконец сам г. Студитский высказали несколько мыслей в оправдание книжки против замечаний г. Дубенского, и книжка большинством голосов одобрена для приобретения ее от издателя на средства Вольно-экономического общества. Если не ошибаюсь, то все издание приобретается за 140 руб., то есть за ту цену, как она обошлась самому г. Студитскому. Здесь между присутствовавшими произошло некоторое разноречие, вызвавшее самые оживленные прения: г. Дымчевич заметил, что, по его мнению, комитету не следует заниматься критикою учебных книг и методов обучения, предоставляя это выбору самого народа и преподавателей. Это мнение жарко поддерживали: Beрещагин, Ничипоренко и Бражников; оппозицию им составляли В. Я. Фукс, П. И. Небольсин и И. В. Вернадский. Я не знаю, как долго продолжались бы эти прения, если бы председатель не заметил наконец, что оценка достоинства книги входит в круг обязанностей комитета по самой его программе и что Вольное экономическое общество желает знать от комитета: стоит ли приобретать данную книгу или нет? Победа осталась за гг. Фуксом, Небольсиным и Вернадским, из которых последний выразил, что комитет не отвергает, не противодействует распространению книг, им не одабриваемых, но он только произносит над ними свой суд и что лишить его этого права значило бы лишить общество самой высшей заслуги, которую может принести ему комитет.
Затем второй вопрос касался известного предположения г. Золотова основать в Петербурге школу для приготовления сельских учителей из поселян. С. С. Лошкарев предлагал, не угодно ли будет комитету принять заведение г. Золотова под свое покровительство; но комитет большинством голосов решил, что при всем уважении к известным педагогическим заслугам г. Золотова, при всей популярности, которою пользуется его почтенное имя, комитет не может обязаться покровительствовать заведению, которое еще не заявило ни своего направления, ни системы образования будущих сельских учителей. Но, сочувствуя общеполезной цели открываемого г. Золотовым заведения, комитет выражает ему живейшее участие, изъявляя готовность в лице каждого из своих членов содействовать успехам этого дела. Здесь, было, снова произошло несколько разноречий по поводу отказа общества принять школу под свое покровительство; решено, что комитет не может брать под свое покровительство заведение, которого он еще не знает, но что с открытием школы и заявлением ею своего направления комитет станет охотно расширять меры своего содействия г. Золотову. Г. Золотов при этом выразил свою благодарность, говоря, что он более ничего не желает. В этом же заседании г. Золотову было замечено, что плата, назначаемая им за содержание и учение воспитанника, 150 руб. сереб<ром> в год, слишком высока, что она равняется гимназической плате и вряд ли не покажется тяжелою для лиц, обязанных платить за воспитанников. Г. Золотов сказал, что предвидимые им расходы никак не дозволяют уменьшить эту плату, и поставил на вид комитету то обстоятельство, что в гимназические пансионы 150р. сер. платится каждогодно в течение семи лет, которые там проводит воспитанник, а за приготовление сельского учителя заплатят 150р. всего только один раз.
После этого было предложено несколько новых лиц в члены комитета и заседание закрыто. Весьма интересно будет знать, в какой мере русская пресса будет разделять мнения Комитета грамотности.
О НАЙМЕ РАБОЧИХ ЛЮДЕЙ “ЗАПИСКИ ИМПЕРАТОРСКОГО ОБЩЕСТВА СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА ЮЖНОЙ РОССИИ”
ФЕВРАЛЬ 1861 ГОДА
В февральской книжке “Записок Общества сельского хозяйства Южной России” помещена статейка г. Бенедского “О найме рабочих людей”. Она занимает всего три странички довольно крупной печати, но дело не в ее объеме, а в богатстве и глубине мыслей и экономических соображений, которые, как перлы, рассыпаны в ней щедрою рукою автора, стремящегося принести посильную услугу соотечественникам, указав им на возможность облегчить южнорусским сельским хозяевам наем рабочих людей для полевых работ. Вопрос, как видите, живой и, что называется, стоящий на первой очереди. Наем рабочих весьма основательно обращает теперь на себя внимание каждого серьезно мыслящего человека, и всякий старается нести свою посильную лепту на разрешение безурядиц, существовавших до сих пор в отношениях труда к капиталу. Будущее, ввиду совершившейся благодетельной реформы, в земледельческом быту обязывает еще строже, еще серьезнее подумать, как администрировать обработку обширных полей свободным трудом; это задача не легкая, задача, вызывающая на многие и многие соображения. Но г. Александр Бенедский решает ее (для своего края) довольно просто, хотя и в высшей степени оригинально. Он, во-первых, говорит о крайних затруднениях, которые встречают новороссийские сельские хозяева в найме рабочих, приходящих к рабочей поре из губерний Киевской, Полтавской и других более или менее отдаленных местностей; указывает на то, что число приходящих работников часто колеблется: один год их приходит довольно, другой очень недостаточно для уборки окрестных полей; жалуется на неприятно-гадательное ожидание прихода рабочих из отдаленных губерний и на непомерное возвышение задельной платы, когда рабочих приходит мало, а поле ждет рук. Затем г. Александр Бенедский с похвалою отзывается о “разрешении отпускать солдат на вольные полевые работы”, что, по его мнению, “конечно, послужило бы большим пособием в уборке в степях сена и хлеба, но далеко от того, чтоб можно было обойтись без найма вольных захожих людей, как потому, что хлебопашество с каждым годом принимает более значительные размеры, так еще более по ограниченному числу отпускаемых на работу солдат”.
“Почему (!) в видах общественной пользы и преуспеяния сельской промышленности в Новороссийском крае” Г. Александр Бенедский советует: удвоить (отчего удвоить, а не утроить, не усемерить?) число отпускаемых на работу солдат и установить однообразную цену их найму (о такса! не исчезли твои друзья и поборники!) так, чтобы воинские начальства не могли изменять ее”, как это, замечает почтенный автор, случалось, что люди, взятые из разных команд, получали не одинаковую плату и не одинаково продовольствовались, то есть одни ели казенный провиант, а другие хозяйский. “Поэтому (!) полагаю, говорит автор, весьма было бы справедливо плату определить по соображению средних цен среднюю и притом оставить солдат на полном продовольствии от команд, во избежание жалоб на неудовлетворительное содержание от нанимателей, и чтобы плата была определена во время косовицы поденно, а при жатве хлеба в снопы — от каждой сжатой или выкошенной копны. Но, как в первом, так и в последнем случае, необходимо (будто бы! для кого же это необходимо-то?) назначить плату сколько возможно умеренную, по тому соображению, что не все солдаты способны к косьбе, и половина их по необходимости обращается в громадильники, кидальщики копиц, вязальщики снопов, которые, при вольном найме, получают меньшую против косцов плату, ибо работа эта легче и малозначительнее” (!). Чем, спрашивается, не проект? Любо-дорого и гуманно, видите, и справедливо, и, что самое главное, совершенно необходимо; но это еще ничего, это цветочки авторской премудрости; а вот не угодно ли послушать дальше, сейчас будут ягодки: “Смею думать (говорит господин сотрудник сельскохозяйственного органа Южной России господин Александр Бенедский), что подобные благодетельные меры, как увеличение числа отпускаемых на работу солдат, так равно и определение однообразной, сколько возможно умеренной платы за их труд, с продовольствием от команд, доставили бы воинским командам значительнейшие против настоящих выгоды (!); заметно подвинули бы в самое короткое время сельскую промышленность в Новороссийском крае, избавив большую часть сельских хозяев от того неприятно-гадательного и тревожного положения, в котором они находятся при наступлении косовицы и жатвы, ожидая прибытия работников из отдаленных губерний; и тогда положительно можно надеяться, что большинство сельских хозяев, зная заранее, что они будут иметь достаточно рабочих рук, наверное бы удвоили, если не учетверили свои посевы”. Уж истинно нужно сметь так думать; без крайней смелости нельзя позволить себе выражение таких стремлений в журнале, издаваемом в наши дни не в Южных Штатах Америки, а на Юге России, празднующей свое освобождение от обязательного труда. Но это еще не все. Александр Бенедский, г. талантливый сотрудник органа Общества сельского хозяйства в Южной России, наглядно показывает беды, которые терпят сельские хозяева при найме рабочих в страдную пору. Он говорит, как “в 1859 году в одной из известных ему местностей (стр. 101) стояла засуха; хлеб готов был высыпаться на корню; хозяева бросались искать рабочих и друг перед другом набавляли цену, в чем, как всегда бывает в подобных случаях, отличались колонисты немцы и болгаре (ах, какие злодеи!). Несколько сельских хозяев-помещиков, делающих значительные посевы, видя огромный наплыв искателей рабочих и быстрое возвышение цен, прибегли к некоторого рода хитрости (усугуби свое внимание, мой читатель) и при посредстве бывшего в местечке станового пристава вот как устроили дело: во время самых жарких переговоров нанимателей с рабочими пристав вышел на базарную площадь и объявил всенародно, чтоб никто из нанимателей не решался предлагать более 45 или 50
Господа! Что же это такое? Что это проповедует, чего добивается господин сотрудник органа сельских хозяев Южной России? Неужто его плантаторские желания такс и непроизвольного труда суть желания большинства землевладельцев того края, орган которого допустил на свои страницы эту безнравственную статью? Да! говорим, безнравственную, ибо желать сдачи солдат в работу, по заранее установленной цене и, притом, цене возможно умеренной, доступной каждому сельскому хозяину, имея в виду преимущественно только одну его выгоду, — безнравственно. Г-ну Александру Бенедскому нечего драпироваться негодованием против описанной им неудачной хитрости его собратий, некоторых южнорусских помещиков, поступок которых взволновал его, как он говорит, более, нежели то, что и ему, в числе прочих простодушных хитрецов, “пришлось удалиться без рабочих”. Полноте, так ли, г. Бенедский? Не говорит ли в вас еще другое какое-нибудь чувство, кроме негодования к проделке хитрецов, надувших почтеннейшую публику, в числе легковерных представителей которой были и вы, вашей собственной персоной, обличающей ныне эти ухищрения? Ведь дело, г. Бенедский, не в этом одном факте, а в принципе, в взгляде, в желаниях; а ваши-то желания — по крайней мере, сколько мы можем судить о них по духу вашей благонамеренной статьи, — ничуть не выше и не гуманнее поступка нанимающих рабочих по дорогой цене в то время, когда близорукость верит, что она с помощью станового пристава установит свою цену. Ведь вы опять, если не ошибаюсь, изволите и сами добиваться установленной цены, только уж не у станового пристава, собственноручно наказывающего дерзкого мужика, стоящего за свою цену, а у правительства, которое, по вашим соображениям, должно вмешаться в вопрос об устранении недостатка рабочих рук в южнорусском крае и отдать вам и вашим соседям в работу солдат по возможно умеренной и доступной каждому сельскому хозяину цене. Ведь так, кажется? А если так, то и сердиться нечего на тех, кто забирает рабочих по дорогой цене, когда это не противно его расчетам и хозяйственным соображениям; и вы, г. Александр Бенедский, поступаете в тысячу раз хуже их, ибо они хотя и не прямым, но все-таки вольным путем, путем договора, приобретают себе рабочие силы а вы стремитесь овладеть ими без всякого свободного произвола со стороны рабочего, вы сторонник непроизвольного закрепления солдатского труда помещикам, вы изобретатель нового вида кабалы, которая, благодаря Бога, на горе вам, не входит в состав видов нашего правительства. Чего вы хотите от правительства? Каким двигателем оно может явиться для поднятия частных дел, находящихся в руках таких неподвижных людей, каковы русские сельские хозяева? Разве еще, вы думаете, мало дела у правительства? Разве вы не видите, что оно, к великой его чести, только беспрестанно стремится освободиться от вмешательства в хозяйственные дела, идущие в предприимчивых и разумных частных руках гораздо лучше, чем при самом усиленном покровительстве, а вы опять призываете его быть вашей нянькой на вашем поле и давать вам за умеренную плату солдат, об облегчении которых заботятся передовые люди нашего военного ведомства? Нет, г. Бенедский, не упрекайте ни хитрецов соседей, ни даже драчуна пристава. Конечно, ни хитрить так, как они схитрили с вами, ни драться — непохвально, предосудительно, скверно; но устраивать искусственное понижение задельной платы и закрепление себе солдатского труда по таксе, без воли самого труженика, — ничуть не лучше. Будете ли вы брать взятки шубами, как Сквозник-Дмухановский, или борзыми щенками, как Ляпкин-Тяпкин, — это совершено все равно: взятка — все взятка, насилие — все насилие, и в какой форме вы его ни придумывайте, оно никогда не будет делом честным и равноправным. Это ясно, как день, для всякого, кто хоть когда-нибудь останавливался над понятием о праве, как оно трактуется у сколько-нибудь образованных народов. Мы не говорим ничего против мысли отпускать солдат на частные работы, напротив, мы радуемся, что эта мысль пришла тем, кто имел право осуществить ее; но зачем же желать крайней, угловатой вариации этой меры? Зачем добиваться, чтобы солдаты отдавались в работу помещикам по таксе, по однообразной, умеренной, доступной для каждого сельского хозяина цене? Цена труда создается отношением предложения к запросу; учредить на нее таксу было бы вопиющею несправедливостью, стесняющею труд и очевидно уменьшающею его предложение или переносящею это предложение в другую местность, представляющую высшую меру вознаграждения. Экономические истины всегда и везде одинаковы. Разве только и света, что в окне? Разве г. сотрудник органа южнорусских сельских хозяев не понимает, что если б правительство и преклонилось на сторону его странного предложения, — чего, конечно, никогда не случится, то что же из этого выйдет? Выйдет то, что солдатским трудом по дешевой, установленной цене воспользуется только известная часть землевладельцев, и найдутся и в этом случае хитрецы, которые опять изобидят г. Александра Бенедского с братиею. Ведь на это можно умудриться… а остальные-то как же? Им-то где искать рабочих? Вольные рабочие ведь не пойдут тогда в Новороссийский край, если, положим, там будет установлена цена 50 к. в день на человека, между тем как в других местах, напр<имер> в Крыму или в Харьковской губернии, будут платить по 1 р. на человека. Нет, г. Бенедский, вы не знаете сами, чего желать. Вы желаете зла и себе и солдатам, и благо, сто раз благо, что вас не слушают. Вы говорите, что нельзя платить солдатам поровну на человека; что часто человек на человека не приходит; что из них есть рабочие слабые, неопытные, что называется неумелые. А разве в русской рабочей артели не то же самое? Разве там все артельщики одинакового достоинства? Разве там один непременно равен по достоинству другому? А между тем вы платите же артели с топора или с косы, не расценивая порознь плохого и хорошего. Артель — дело товарищеское и группируется по своему толку; хороший везет за слабейшего и рассчитывается по своему домашнему, артельному расчету, так что и наниматель доволен, и товарищи не обижены. В этом-то и заключается богатырская сила, в этом-то и кроется необоримая мощь русской артели, сумевшей согласовать интересы хозяина с выгодою работника. А ведь солдат наш по преимуществу человек русского происхождения; ему вполне доступен толк артели и доступен смысл настоящего ее устройства, приводящего в тупик немецких администраторов. Так подумайте-ка, г. Бенедский, каких бы порядков желать-то следовало? Уж, верно, не вашей премудрой таксы, с продовольствием от команд, которые иногда расположены очень-очень далеко от мест, где работают отпущенные нижние чины.
Да и основательно ли полагаться на возможность обработки полей солдатским трудом? Ну, а если в самый разгар ваших полевых работ прилучится война и рать-то сила великая из Новороссийского края потребуется в другое место, тогда как быть, г. Бенедский? Сказать нешто неприятелю: потрудитесь, мол, милостивые государи, повременить маленько, пока мы поуправимся, — нам теперь уж больно недосужно — наши солдатики не обработали еще всего поля г. Александру Бенедскому с товарищи! Ну, а как не послушают, злодеи, ну, как солдатики-то понесут свои головушки с вашего поля на поле бранное, не окончив вашей жатвы, где ж вы тогда найдете жнецов?.. А ведь хлеб на корню держится той же тактики, что и неприятель, — он ждать не станет. Тогда уж положение похуже гадательного, от которого вы придумываете спасительные годы, забывая пословицу, которая гласит, что “с одного вола двух шкур не дерут”. Опять г. Бенедский говорит, что новороссийские сельские хозяева страдают от гадательного положения, не зная, сколько явится рабочих к страдной поре. Это весьма естественно, но не правительство же, в самом деле, должно помогать этому горю, да и не может оно помочь ему так, как могут сделать это сами гг. землевладельцы. Дело весьма просто. Отчего они, соображая состояние своих полей, не заподряжают заранее рабочих в тех самых местах, откуда эти рабочие обыкновенно происходят? Не было бы ни тех страшных затруднений, на которые жалуется г. Бенедский, ни непосиленных цен, которые, однако, платят немецкие и болгарские колонисты, возвышающие год от года свое благосостояние. С помощью агента, посланного ассоциациею с целию найма людей, наем потребного числа работников непременно всегда бы удался, и хозяева не переживали бы тяжелых минут рискованного ожидания и не платили бы цен, вызываемых преизбытком запроса пред предложением. Одна беда: не привыкли мы ничего делать миром, незнакомы нам великие успехи ассоциации; нам подавай правительство к нашим услугам, рать-силу великую — да и баста! Очевидно, что г. Бенедский, говоря о солдатской работе, рассматривал солдата не в качестве свободного работника, а в качестве солдата, по тому же самому разумному убеждению, по которому многие его земляки рассматривают еврея не в качестве человека, а в качестве еврея. Эх, господа хозяева! С литературными поползновениями забываете вы, что, прежде чем говорить о чем-нибудь, да еще печатно, надо знать кое-что. Нет, г. Александр Бенедский, примите наш дружеский совет: отошлите вашу статью в Луизиану, в Виргинию или в другую какую им подобную страну: там ей будет и честь и место; а в нашей литературе, после великого дня освобождения труда 23 миллионов, она возбуждает только тошноту и всякое такое, что вовсе не составляет приятных явлений в человеческой жизни.
СВОДНЫЕ БРАКИ В РОССИИ
“КАК ЗАКЛЮЧАЮТСЯ СВОДНЫЕ БРАКИ?”
Практическая заметка П. Муллова. “Архив исторических и практических сведений, относящихся до России”
“Архив исторических и практических сведений” принадлежит к числу таких изданий, о которых никто не может отозваться иначе, как с полным уважением, и о которых поэтому-то никто ничего и не говорит. Да и трудно газетной, фельетонной критике говорить о серьезном журнале, в котором каждая статья вызывает на размышление. Вследствие этого “Архив ист<орических> и практ<ических> свед<ений>”, не находя достойной оценки, остается малоизвестным, и даже люди, жаждущие серьезной пищи для ума, особливо в провинциях, не имеют об этом почтенном журнале ни малейшего понятия. Пишущий эти строки далек от всякой претензии исправить такое печальное упущение наших критиков и рецензентов, потому что и сам он не чувствует себя достаточно сильным для того, чтоб познакомить публику со всем богатством содержания “Архива”. Но, чтоб дать ей какое-нибудь понятие о вопросах, разбираемых этим журналом, мы выбрали из них один, наиболее живой и вызывающий на размышление, вопрос о “сводных браках”.
“Сводными браками (говорит г. Муллов, “Архив” 60–61 г., стр. 21) называются у нас, по крайней мере, в нашей юридической практике в некоторых губерниях такие браки, которые заключаются между единоверцами, или даже православными, без всякого участия церкви, без благословения духовного лица, без венчания по обряду церковному”. Такие браки в России, по мнению г. Муллова, можно отчасти сравнить с гражданскими браками, существующими во Франции: разница (говорит он) заключается только в том, “что гражданские браки дозволены во Франции законом, тогда как сводные браки у нас строго воспрещаются и по закону строго должны быть преследуемы” (“Арх<ив>”, стр. 21).