Статистическая вероятность любви с первого взгляда
Шрифт:
— Родители не всегда бывают правы, — произнесла Хедли. — Просто иногда не сразу это понимаешь.
— А однажды я проснулся ночью, — продолжал Оливер. — Смотрю, он устанавливает ночник возле моей кровати. Наверняка думал, что я сплю, иначе ни за что не стал бы делать этого при мне. Я и виду не подал, просто подсматривал тихонько. Он воткнул вилку в розетку и нажал выключатель. Синий свет…
Хедли улыбнулась:
— Значит, все‑таки проникся?
— Да, по‑своему. Ты понимаешь, он ведь этот ночник, наверное, днем купил,
Оливер обернулся, и Хедли поразилась, какое грустное у него лицо.
— Сам не знаю, почему я тебе это рассказал.
— Потому что я спросила, — просто ответила Хедли. Оливер прерывисто вздохнул, и Хедли заметила у него на щеках красные пятна.
Спинка переднего сиденья вздрогнула — это пассажир поправил овальную подушечку под своей головой. В салоне повисла тишина, только гудел кондиционер, иногда шелестели страницы, и пассажиры шаркали ногами, пытаясь устроиться поудобнее. Время от времени самолет, попав в область турбулентности, слегка покачивался, словно корабль в шторм, и Хедли снова вспомнила все то ужасное, что она наговорила маме перед отлетом. Ее взгляд споткнулся о рюкзак на полу. И Хедли в который раз пожалела, что ей нельзя прямо сейчас позвонить домой.
Оливер протер глаза.
— У меня гениальная идея, — объявил он. — Не поговорить ли нам о чем‑нибудь другом, кроме семейных дел?
Хедли кивнула:
— Я — за!
И они опять замолчали. Прошла минута, другая. Пауза явно затянулась… Обоих разбирал смех.
— Боюсь, если ты не придумаешь какую‑нибудь интересную тему, придется беседовать о погоде, — заговорил Оливер.
Хедли выгнула брови дугой:
— Это я должна придумать?
— Конечно ты, — решительно подтвердил Оливер.
— Ну ладно. — Хедли внутренне сжалась от еще не произнесенных слов, но этот вопрос мучил ее уже несколько часов; ничего не остается, только задать его наконец: — У тебя есть девушка?
Щеки Оливера вспыхивают. Опустив голову, он улыбается с невыносимо загадочным видом. Хедли может представить себе только два возможных значения этой улыбки. Больше всего она боялась, что это улыбка жалости: чтобы она, Хедли, меньше смущалась из‑за того, что задала подобный вопрос, а особенно — из‑за предстоящего ответа. И в то же время в глубине души живет надежда: может быть — ну вдруг! — это улыбка понимания, знак безмолвного согласия между ними. Подтверждение, что сейчас, возможно, что‑то начинается.
Помолчав, Оливер покачал головой:
— Нет.
Перед Хедли словно открылась дверь! И она сразу растерялась, не зная, что говорить дальше.
— Почему?
Оливер пожал плечами:
— Наверное, пока не встретил ту, с которой хотелось бы провести вместе пятьдесят два года.
— В Йеле, наверное, миллион девчонок.
— Думаю, тысяч пять‑шесть.
— По
Оливер улыбнулся и слегка толкнул ее плечом:
— А мне нравятся американки. Правда, я ни с одной близко не общался.
— Это не входит в тематику твоей летней научной работы?
— Не‑а… Если только девушка не боится майонеза — как ты знаешь, я веду исследования именно в этой области.
— Ага, — усмехнулась Хедли. — А в школе у тебя была девочка?
— В средних классах была. Очень славная. Обожала компьютерные игры и пиццу с доставкой.
— Очень смешно.
— Ну, не у всех же в столь нежном возрасте бывает большое и светлое чувство.
— И что с этой девочкой стало?
Оливер откинул голову на спинку сиденья:
— Да то же, что всегда. Мы закончили школу. Я уехал. Жизнь продолжается. А что стало с мистером Пиццей?
— Знаешь, он ведь не только пиццу разносил.
— Еще и сухарики?
Хедли скорчила гримаску:
— Вообще‑то он первым решил со мной расстаться.
— Что же случилось?
Хедли, вздохнув, перешла на философский тон:
— Да то же, что всегда. Он увидел, как я болтала с другим парнем на баскетбольном матче и приревновал. И сообщил по имейлу, что расстается со мной.
— Ага, — подытожил Оливер. — Большое и светлое чувство в трагическом воплощении.
— Вроде того, — согласилась Хедли и поймала на себе пристальный взгляд Оливера.
— Дурак он.
— Верно. Задним числом я понимаю, что он вообще был придурком.
— И все‑таки…
Хедли благодарно улыбнулась.
Как раз после их разрыва и позвонила Шарлотта — другого времени она конечно же не нашла — и потребовала, чтобы Хедли приехала на свадьбу со своим мальчиком.
— Вообще‑то мы не приглашаем посторонних, — объяснила она, — но тебе, наверное, будет веселее со знакомым.
— Ничего, я и так обойдусь, — возразила Хедли.
— Нет‑нет, зачем же! — настаивала Шарлотта, явно пребывая в блаженном неведении. — Это очень даже удобно. — Она заговорщически понизила голос: — Я слышала, у тебя есть поклонник?
На самом деле всего три дня прошло, с тех пор как Митчел ее бросил, и сплетни по этому поводу преследовали Хедли в школе с упорством невидимых чудищ. Ей совсем не хотелось это обсуждать, тем более с будущей мачехой, с которой она ни разу в жизни не встречалась.
— Неправильно слышали, — отрезала Хедли. — Я и одна отлично доберусь.
На самом деле, если бы даже они все еще были вместе, уж куда‑куда, а на папину свадьбу Хедли никого тащить не собиралась. Пережить целый день в кошмарном платье, наблюдая за резвящимися взрослыми, и так задача не из легких, а в обществе знакомого парня — совсем беда. Наверняка будет масса неловких моментов, когда папа с Шарлоттой станут целоваться под звон бокалов, кормить друг друга свадебным тортом и произносить умильные речи.