Статуи никогда не смеются
Шрифт:
— Я ухожу.
— Так быстро? — иронически заметила Клара. — Ты как будто говорил мне, что я тебе нравлюсь…
— Я тогда не знал, что ты врешь…
— О-о, какой ты принципиальный! А что скажут люди, когда узнают, что «товарищ Герасим» сидел у моих ног?..
Герасим подошел к ней.
— Хочешь меня напугать? — спросила Клара.
— Нет. Твое счастье, что ты женщина.
— А если бы я не была ею? — вызывающе спросила Клара.
Герасим поднял штору и посмотрел на улицу. Никакого сомнения. Он был в
— Скажи, почему ты хочешь уйти?.. Почему не хочешь остаться?.. Разве не может быть любви без политики?
— Не может.
— Ты смотришь на меня, как зверь. Такие вы все, мужичье. Может быть, тебе хотелось бы избить меня?..
— Да.
— Не решаешься… Да, товарищ Герасим, неправда ли, у тебя не хватает мужества? — И Клара зло, через силу рассмеялась.
Герасим хотел ее ударить, но передумал. Открыл окно, смерил взглядом расстояние и прыгнул. Он попытался подняться с земли, но кто-то положил ему руку на плечо.
— Я поймал тебя, дорогой…
Герасим изо всех сил рванулся, сбросил руку, но в тот же миг узнал Василикэ Балша.
— Балш, это ты?
— Я. Смотри-ка, господин Герасим! Прости, я думал, это кое-кто другой. Еще двоих не хватает, и тогда вся камера семнадцать встретится под окнами Вольмана.
— А тебе что здесь надо?
— Я жду Албу. Мне надо свести с ним счеты.
— С Албу?
— Да, он обычно приходит сюда. Я слежу за ним уже два месяца… хочу с ним расплатиться. Василикэ Балш не привык оставаться в долгу. Так уж я воспитан. Что поделаешь…
— Как, ты говоришь об Албу из полиции?
— Да.
— Он приходит сюда, к Вольману?
— Да. Насколько я смог понять, он ухаживает за мадемуазель Кларой.
— Ты не ошибаешься?
— Нет. Ты думаешь, я стал бы понапрасну терять здесь время? Его там нет?
— Сейчас нет.
— А ты что делал в этом доме?.. Девушка или… уж не испортился ли ты?.. Уж не…. — он погрозил ему пальцем. — Я дам тебе один совет. Не выходи с таким шумом. А то провалишься очень быстро…
Герасим рассмеялся.
— Ты идешь в центр?
— Если ты говоришь, что его здесь нет. — Балш взял Герасима под руку и широко зашагал, подскакивая, как в танце. — Что слышно на фабрике? Все работаете?
— Работаем, — машинально ответил Герасим. Он не мог избавиться от мыслей об Албу.
Балш пригласил его в первоклассный ресторан. Едва они сели за столик, как к ним поспешил официант.
— Что желаете, господин Василикэ?
— Что-нибудь полегче, птенчик… Полегче и пооригинальней. Уникум у вас есть?..
— Есть, господин Василикэ.
Василикэ Балш начал рассказывать о некоем Фэнуце, но Герасим его не слушал. Он вздрогнул только, когда какой-то человек с худым, изможденным лицом, в помятом костюме подсел к их столику.
— Познакомьтесь, — церемонно сказал Василикэ Балш. — Господин Герасим, рабочий, и господин профессор…
Профессор поднял два пальца.
— Двух академий, — поправился Василикэ. — Знаменитейший гинеколог. Оперировал королеву Марию, — расхваливал своего приятеля Василикэ. — Теперь он без работы. Делает аборты. Опять же Албу устроил. У профессора есть друг, он врач, швед или норвежец. Во всяком случае, скандинав. Правда, профессор?
— Да, — подтвердил тот.
— Говорят, что это самый лучший врач по черепным операциям… — продолжал Василикэ Балш. — Не знаю, как его зовут, но он очень крупный специалист. Как его зовут, профессор?
— Оливеркрона.
— Да, да. Боксерское имя, но если профессор считает его гением, так оно и есть. И вот такой талант разжалован господином Албу…
За соседним столиком какой-то господин посмотрел на часы. Герасим спросил его, который час.
— Половина двенадцатого…
— Уже поздно, — сказал Герасим и хотел встать из-за стола.
Василикэ Балш усадил его.
— Сиди… Раз ты пришел со мной, ты должен выпить стакан вина. — Он встал и пошел сказать официанту, что очень торопится.
Официант появился через несколько секунд и поставил на стол три стакана с уникумом.
Василикэ стукнул стаканом о стол:
— За ваше здоровье, господин Герасим, за ваше здоровье, господин профессор. Пью до дна.
Герасим снова поднялся, но Василикэ опять усадил его. Вынул из кармана золотые часы. Эти часы Герасим несколько минут назад видел у господина за соседним столиком. Герасим нахмурился.
— Я заметил, что у тебя нет часов, — шепнул ему Василикэ. — Некрасиво спрашивать, который час, беспокоить людей. Прошу принять на память от Василикэ Балша.
Герасим взял часы и положил их на соседний стол.
— Это ваши? Я нашел их на полу.
Господин порылся в карманах, потом протянул руку за часами и рассыпался в благодарностях.
Василикэ с отвращением поморщился.
— Ты конченный человек, господин Герасим. Тебя уже не спасешь. Иди и ложись спать, а то завтра опоздаешь на фабрику… И еще хочу дать тебе совет. Может быть, последний. Каждый из нас живет примерно пятьдесят лет. Пятьдесят лет и, к сожалению, только один раз… Жаль, если ты растратишь годы понапрасну… Спокойной ночи, господин Герасим.
Герасим пришел домой уже за полночь. Мать не спала, ждала его.
— Где ты был, Гери?
— В городе. У меня были дела. Петре где?
— Он в комнате с Корнелией. Они договорились. Он берет ее в жены. Он говорит, что совершенно бессмысленно всю жизнь тянуть лямку. У нее есть приданое и… Она сказала, что и меня хочет взять к себе…
— А ты, мама?
— Я, Гери…
— Знаешь что, мама? Оставайся здесь… Даже если нам еще некоторое время придется тянуть лямку. Не может быть, чтобы жизнь не стала лучше.