Статус человека
Шрифт:
Ратмир… Дело в том, что законы развития нашего человеческого общества, тем более в том жестоком виде, в котором их пытался приспособить здесь Кирш, неприемлемы для Сказочного Королевства. Несмотря на внешнюю схожесть человечков с нами, физиология, психология и, естественно, вытекающая из этих факторов личная и общественная жизнь человечков в корне отличны от наших, что и приводит к несовместимости и неприменимости законов развития нашего общества по отношению к данной цивилизации.
Нордвик. В каком плане вы тогда расцениваете действия Кирша?
Ратмир. Я считаю, что его действия на Сказочном Королевстве следует расценивать так же, как расценивает человечество эксперименты фашистов,
Нордвик. И откуда он выкопал такую дикую идею… Откуда он вообще взялся, из какого века?!
Ратмир. Откуда… Здесь мы можем только предполагать, хотя некоторые наметки у меня все-таки есть. По роду своей деятельности мне пришлось ознакомиться с биографией Кирша. Его дед по материнской линии, известный социолог Мэй Сикиора, лет десять работал над монографией «Влияние пропаганды культа силы как основополагающей линии межгосударственных взаимоотношений на психологию человека докоммунистических формаций». Монография вызвала огромный интерес и заслужила достойную оценку специалистов, присудивших ей премию Ассоциации историков. Я знаком с этой монографией и должен признать, что Мэй Сикиора, используя огромный фактический материал и умело препарируя идеологические возрения апологетов войны, убедительнейшим образом раскрыл разрушающее действие культа силы на психологию человека того времени. Но сейчас я подумал о другом. Киршу было всего четырнадцать лет, когда монография увидела свет. И вполне возможно, что пока дед работал над монографией, внук мог ознакомиться с антигуманистическими концепциями в первозданном виде. Сами понимаете, какое влияние могла оказать такая информация на неокрепшее мировоззрение подростка… Впрочем, это только предположения.
Нордвик(медленно). Но не лишенные основания… (Пауза). Скажите, Ратмир, какого вы мнения о войне… то есть о Войнухе?
Ратмир. По своей сути — это игра. Веселая, если здесь уместно употребление этого слова, многоходовая, где выигрывает сила, ловкость, хитрость, чутье, а проигравший ставит на кон свою жизнь. Человечков совсем не привлекает социальная суть или даже этическая окраска этого явления, как хотелось бы Киршу. Их интересует лишь игровая сторона. Очевидно, это в какой-то степени связано с их физиологией, почти полным отсутствием нервно-болевых центров и окончаний, откуда проистекает совершенно безразличное, бесчувственное отношение к насильственной смерти.
Нордвик. Как вы думаете, сможем ли мы если не прекратить Войнуху, то хотя бы приостановить военные действия, заморозить их, насколько это возможно?
Ратмир. Я думал над этим всю ночь и весь день. Но, кроме такого убогого решения, как ловить их поодиночке, отбирать оружие и изолировать, у меня никаких других предложений нет.
Нордвик.
Ратмир. Это исключено. Дело в том, что у каждого из оставшихся в Деревне свои сугубо личные причины, собственно, и обусловившие раздел между ними и ушедшими в Город. Да и остались-то в Деревне всего двое — Айя и еще некто Райн. И то Айя осталась в Деревне не по своей воле, а, как она сама говорила, Кирш строго-настрого запретил ей показываться в Городе, велел сидеть в Деревне и дожидаться Донована. Надо признаться, что это наиболее поразило меня в Кирше после всего увиденного здесь. Ну а Райн… Тут причины более сложные и не совсем ясные. По его словам, эта игра, я имею в виду Войнуху, ему просто не нравится. Но подозреваю, что для него просто приближается окончание его жизненного цикла — смерть, либо переход в следующую стадию метаморфоза (или как это там в докладе Лаобина?), что выражается у него в стремлении к одиночеству, замкнутости, этаком несколько нетипичном для человечков отшельничестве.
Нордвик. Жаль. Значит, и этот вариант отпадает…
Ратмир начал что-то тихо говорить, но Донован уже не прислушивался. Он отошел от двери и огляделся. Дверь в коридор, которую два часа назад старательно запирал Ратмир, тоже была приоткрыта. Вот так, подумал Донован. Добрый гений, добрый дух. Он вышел в коридор и увидел, что выход свободен.
В пустыне мел сухой южный ветер, поднимал тучи песка и бросал его в лицо. Донован ступил на песок, сделал несколько шагов, затем оглянулся. Купол со стороны был похож на большую казахскую кибитку; ветер шатал открытую дверь, и, словно детским совочком, швырял в тамбур горсти песка. Донован немного постоял, наблюдая, как ветер стирает его следы — размашисто, с лихостью.
Теперь в Город, подумал он. В Город, в Город… Делать что-то нужно, а не трепать языком. Если бы только знать — что?
Прощай, беззвучно сказал он куполу и пошел против ветра в сторону Города.
Вначале идти было тяжело, ноги глубоко увязали в песке, но затем Донован выбрался на тырпчан — голый асфальтовый хребет, выступавший из песка, и теперь только ветер, который парусом раздувал его куртку, мешал его продвижению.
Ты должен забыть, что ты ничего не можешь, говорил он себе. И не просто должен забыть, но и должен что-то делать. Что именно? Во-первых, сесть и хорошенько подумать. Подумать, что же я все-таки могу… Но сначала Айя… Он вздрогнул. Нет. Сейчас самое главное — чтобы не догнали. Чтобы спохватились как можно позднее и не догнали, не вернули.
Донован остановился и обернулся. Прошел он уже километра два, купол еще виднелся на горизонте ярко-зеленой букашкой среди вертикальных хвостов крутящегося песка. Хорошо, подумал он. Хорошо… И тут сердце его екнуло. Купол вдруг смялся, словно сорванный ветром, и исчез. Не успел, значит, я все-таки… Он в надежде оглянулся. Спрятаться было негде. Представил, как Ратмир с Феликсом в спешке собирают купол, укладывают его, задраивают фонарь «богомола» и устремляются в погоню. Что-то долго, долго вы собираетесь… Донован пристально, защищая рукой глаза от песка, всмотрелся в горизонт. Хоть бы полетели в сторону Деревни — может быть, он еще успел бы уйти в пески…
Песок все-таки пробил брешь в его ладони и впился в глаза. Донован зарычал от боли, и спрятав голову на груди, стал лохматым краем куртки выуживать песчинки из-под век. Ну и правильно. Так тебе, дураку, и надо. Нечего таращиться, как баран на новые ворота… Он поднял слезящиеся глаза и увидел, как на горизонте медленно раскручивается черный смерч, а прямо над ним уползает в небо серебряная, мигающая сквозь песочные вихри, точка десантного бота. От неожиданности он выпрямился, снова широко открыл глаза, и ветер опять швырнул в них горсть песка. Из зажмуренных глаз по щекам катились слезы и застывали песчаными сталактитами.