Статус неизвестен

Шубин Юрий Алексеевич

Никто не лез в критическую зону горнила. Матросы метались по палубе как черти по сковороде. Борт катера больше не держался над водой, которая обвалом падала в прорыв. Река водопадом опадала в шевелящийся внизу мир. В холодную высь под ногами.

Это, поистине, была дыра к звездам, которая не в небо уходила а в землю росла.

Водная пыль висела газированным светом, искрясь и танцуя арабесками, в пене иссыхающей реки. Колоссальное чрево внутри извивающегося вихря под напором посвистывающего урагана насылало кромешный ужас. Бревенчатый дом с забором не сполз рушась рассыпаясь и падая в зев. А скорее нырнул, канул в пене, увлекая за собой льнущие облака.

Борясь с порывами ветра Пешеван потерял унесенную

фуражку и вновь припал к подзорному перископу. В коловращении плывущего грунта, в полыхании брызжущего столба, в мути клубящейся бури мерцая искрились крошечные вспышки на гранях "Аквармики". Огневая мишень пораженного неба. Барабан пробивающий уходящий звук. Тетива рвущаяся сквозь себя. Пространство ураганным ливнем обрушалось в подобие собственного отражения. А "термитник" не ощущая ни пропасти, ни бездны трепетал в деструктивизирующем потоке инородно и ярко.

Управляя всем!

Разинутая жадная пасть с пенными покатыми губами водопада обрушала себе в глотку как проклятье отхваченный кусок чужого мира.

Вот. Рядом. Рукой подать.

Наводя тоску, неописуемо зловеще, порывисто резкий ветер кричал всеми звуками жизни. Волны горели бликами молний, сливаясь в сгустки пожара. Их брызги кавалькадой вздымались и множились опадая.

Борт кренился уже так близко к пенному кольцу грандиозного водопада, что несколько матросов торопливо спускали на талях шлюпки на воду.

Изрыгая из прорывов огненную магму небес тучи разодрались на клочья. В прохудившийся карман реальности притягательно хлынул поток. Ни реденькой сеющейся пеленой, ни тихий и обложной, а точно все демоны водного мира вырвались мощнейшим протяжно высоким смерчем на свободу и опрокинули небесный омут. В прорву кочующей безбрежности плеснули миром об мир, один из которых потоком падал в другой. Хляби разверзлись небесные, струясь вдоль ложбин. Побыв в ямах и водоворотах, и срываясь меж совокупляющихся пространственными сопряжениями утроб. Канущий, точно заговоренный поток и впрямь стал напоминать дождь льющий в бездонную полночь. Смешанная сплетенность неистовых вихрей выплевывала сонмища чистых клинков. Они не выкорчевывали жилистые бока уцелевших венцов, а разили сквозь, точно расщепленные молнии. Капли, словно метательные ножи невероятной остроты, резали градом брызг. Грозовые разряды лопнувшей лавы секущим ливнем полосовали и распарывали могучие плахи горячим золотом света. Взблескивающая металлическая дисперсия билась о преломленную поверхность голубеющей закраины. Разницу расстопарившихся масштабов, сосредоточие множеств с сокрушающей точностью стискивали колодки пространства. Волокнистая круговая нерегулярность, как сизая линия выпуклого пояса прибоя на небе, не позволяла вращательно колыхательному отверстию катаклизма развиваться дальше. Локализованная промоина в пространстве как растрескавшаяся ваза закрывала вселенскую дыру. Вращающийся портал не ширился, четко признавая края ощутимо круглого окоема. Дождь продолжал идти, соединяя землю с заоблачным небом. Вдруг "Аквармика" сорвалась за краепад глубокого пупка исчезнув в удлинившемся спектре сырого света. Мир резко свернулся ватманом бездонной пустоты, потеряв координаты с расправленных углов кипучей магмы и вдруг все стало снова вровень. Неуловимое мгновение упорядочило хаос, растворив оперон воздействия под пластами грунта. Река расплеснулась, неотвратимо набухая водой, безудержно погнала вздувшуюся волну и спущенные шлюпки взлетающие возле катера напоминали канапушки на раздутой синеве щек.

Ливень окатил накаты кровли опорного наблюдательного пункта. Стены окопов сделались скользкими от дождя. В тени омытых деревьев было прохладно и сыро. Неведомо откуда взявшийся туман пух сырым войлоком и клубился подстерегая яркие краски леса.

Тяжелое как мокрая шуба небо тесной расселиной внезапно расступило сшибающиеся

тучи и выпустило затворника - белое маленькое комплексующее светило. Холодное серебро капель украшало мелкими отблесками дорожку потеков на потолке. Водная взвесь дребезжала колеблясь и мерцая.

В разрыдавшейся непогоде, во всей этой чересчурности о Роне словно позабыли. Ненормально беззвучная гроза сполохов металась сырой изморозью по перелескам. Глухо шлепали о берег волны, передразнивая сердцебиение в его груди. Он прятался в темном углу, пока Пешеван не воззрился на Рона.

– Ты прикидывал сколько раз я хотел погнать тебя обратно, чтобы обезвредить эту штуковину?

С очевидно читаемым в голосе смятением Рон проговорил:

– Меня предупреждали что не стоит рассчитывать на людскую благодарность. К чему эта злость, вы могли подать сигнал спутникам и все бы на этом закончилось.

Брови главы тайной службы клубились гневом почти смыкаясь. Культ внутреннего зрения в Пешеване был чертовски силен. Двойная морщина молний поперек лба уперлась в полыхнувший взгляд:

– Можешь считать что я увлекся зрелищем, чужак.

Какой-то своей немногословной покорностью этот перво землянин отвергал саму мысль об утешении. Ознаменовав себя этим. Пряча за гематомами и рассечениями доходчивую суть и становясь в этом безошибочным.

Пешеван не сводил с него внимательных серых глаз, точно поймав странное общение не показанных ракурсов: накинутой личины с истинным лицом диверсанта. И ему сделалось стыдно от прежней своей слепоты. Это был хороший стыд. Правильный. Приближающий его к пониманию истинной цели событий. Что обитали в тени яркого и показного, продолжая настигать свою цель.

– Лучшим противоядием от одной лжи служит другая ложь. Ты сказал правду и подтвердил сказанное. Я боюсь вчитать свои мысли в твой мозг и принять их за твои. Но через то что ты от нас скрываешь-как бы не вышло еще хуже. Сорванное покушение на участников завтрашнего праздника видится мне промежуточным вариантом. Мой ум пока не в силах охватить весь замысел, но я буду начеку, спеша в нужный момент исполниться сутью. Твое предательство есть лож. Я сужу теперь об этом предельно ясно. Как ты не доверяешь простоватой пошлости прямого взгляда и прячешь глаза как в покере, скрывая в холодном полумраке пчелки своих зрачков.

Все притихли. Внезапно наступившее молчание было полно истин.

ПЕРЕРОЖДЕНЕЦ

Хочешь сделать гадость - скажи женщине правду. А ведь любя человека ты ему абсолютно безоглядно доверяешь. Это каким человеком надо быть чтобы не думать об этом, если не совсем, то хотя бы сейчас?

Астрел приложил лоб к холодной ручке платяного шкафа. Святой отец называл похмелье колоколами ада. Когда же он успел так напиться?

Тоненько но аппетитно, словно из не заткнутого жбана со сквознячком попахивало кислыми квасцами. Астрел жадно припал губами к кувшину, царапнув зубами по керамическому горлышку. Резкий холодок внутри живота тепло-хладно восстановил единство и неповторимую целостность души и тела.

Мы общаемся с противоположным полом в иных вибрациях. В разных вербальных системах. Понимаем ли мы друг друга? Хороший вопрос.

Лучший!

Не осознавать что эти женщины подразумевают на самом деле - дар божий. Но даже при этом мы умудряемся чувствовать тоже что и они. Сближение зажимает. Обвязывает. Нас расслабляют знаки преданности. Сокровищница акций обаятельной доброты. Они разовы и недоговоримы. Мы так обихожены близкими, что пребываем под впечатлением наркотика пристрастия, всякий глубинный анализ которого немощен. Лишь алхимия чувств понятна каждому приникшему к ней, ибо она говорит на любом языке.