Статуя сексуальной свободы
Шрифт:
Тем временем Руперт с радостью обнаружил, что дверцы абсолютно всех шкафчиков открыты настежь — вероятно, с целью вентиляции. Это удачно совпало с его собственными целями. Быстрым шагом он прошелся вдоль шкафчиков, осматривая шеренгу за шеренгой, как старшина — строй солдат. При этом он тихонько мурлыкал себе под нос подходящую случаю песню:
— Не плачь, девчо-онка! Пройдут дожди! Солдат верне-отся! Ты только жди! Пускай дале-око! Твой верный друг! Любовь на свете! Сильней! Ра-азлук!
Крадущиеся шаги охранника Руперт за собственным пением мог и не заметить,
— Черт! — прошептал Вадим Иванович, непослушными пальцами тщетно выколупывая из подошвы шлепанца застрявший обломок пластмассового панциря.
— Черт! — повторил Руперт, по безумной кривой обегая помещение взглядом загнанного зверя.
Дверь, которую он подоткнул полотенцем, была закрыта на ключ, он уже проверял. Второй выход — в душевую — перекрыл приближающийся охранник. Поскольку Руперт вовсе не желал, чтобы его «застукали», оставалось только одно: попытаться спрятаться. Из мебели в его закутке имелись только деревянная скамья, под которой смог бы схорониться только вытянутый в струнку дождевой червяк… и гостеприимно распахнутые шкафчики!
Руперт склонил голову, согнул колени, прикрыл руками самое дорогое и боком втиснулся в ближайший шкафчик. Скукожившись в нем, как тряпичная кукла в слишком тесной коробке, Руперт умудрился просунуть левую руку под локтем правой, зацепить пальцами металлический язычок замка и прикрыть дверь. Сразу стало темно и душно. Сердцебиение Руперта участилось и показалось ему оглушительным. Было такое ощущение, будто его втиснули в пионерский барабан, задействованный по назначению. «Всего пару минут, больше не выдержу!» — подумал Руперт, тщетно стараясь задержать дыхание.
Вадим Иванович, пугающе цокая шлепанцем с крепко засевшим в нем осколком пластмассы, вышел к последнему ряду шкафчиков и сразу же заметил одну-единственную закрытую дверцу. Сердце у него заныло так болезненно остро, словно его тоже что-то пронзило.
— Господи, спаси и сохрани! — беззвучно прошептал охранник и потянулся дрожащей рукой к закрытому шкафчику.
Едва он коснулся дверцы, как она сама стала открываться — интригующе медленно, с таинственным скрипом. Вадим Иванович завороженно следил, как металлическая заслонка уходит в сторону, постепенно открывая содержимое шкафчика.
— Так и знал! — брякнул он, увидев в тесном коробе скрюченное голое тело.
Морально он был уже готов к такой находке, поэтому достаточно легко преодолел возникшее головокружение и легкую тошноту. Не теряя ни минуты, охранник развернулся и кружным путем через душевую и бассейн побежал к телефону.
Едва размеренное клацанье подкованного пластмассой шлепанца затихло, помятый Руперт вывалился из шкафчика и побежал в душевую и далее в бассейн, на ходу расправляя затекшие руки, плечи и шею такими дергаными, конвульсивными движениями, что Вадим Иванович, доведись ему увидеть эту пугающую
На то, чтобы прислонить к вышке металлическую лесенку и вскарабкаться по ней на площадку, у тренированного молодого мужчины ушли считаные секунды. На одевание Руперт вообще не стал терять времени, просто скатал свою одежду в плотный комок, открыл люк и выбросил узелок на крышу. Ногой он оттолкнул от вышки лесенку — она тут же вернулась на прежнее место у стены, подтянулся, ухватился за края люка и вылез на крышу.
Мы с Алкой хоронились от взглядов редких пешеходов и света фар проезжающих по улице автомобилей на узкой клумбе, за голубыми елочками. Трошкина, у которой не было таких чудесных бобров, как у меня, уже озябла и сама начала голубеть и деревенеть. Я предложила ей для сугреву сделать пару кружочков по соседнему стадиону, но Алка придумала кое-что получше: напялила поверх собственной курточки пуховик Руперта.
Трошкина немногим выше мраморной Венеры из Милоса — сто пятьдесят пять сэмэ, а Руперт перерос двухметровую планку. Поэтому куртка экс-бойфренда легко прикрыла Алкины коленки, а ее ручонки напрочь заблудились в сверхдлинных рукавах. Это произвело большое и очень неприятное впечатление на бездомную рыжую собачку, которая мирно дремала в кустах неподалеку от нашей маскировочной елочки. При виде принаряженной Трошкиной псина разом стряхнула с себя сонное благодушие, вскочила и вызверилась на Алку, словно серый волк. Я сразу же поняла, кого мне напоминает подружка, облаченная в куртку Руперта: «нарушителя», которого ловят в ходе учебных занятий служебные собаки! Наверное, в роду у рыжей псинки имелись пограничные овчарки, и ненависть к неуклюжей фигуре в долгополом ватнике с длинными рукавами передалась ей на генетическом уровне.
— Тише, тише!
— Не надо скандалить! — на два голоса уговаривали мы с Трошкиной горластую собачку, но она не унималась и лаяла так остервенело, что вполне можно было ожидать скорого прибытия группы захвата с ближайшей государственной границы.
— Алка, да сними ты эту куртку, пока чертова псина не провалила всю нашу секретную операцию! — не выдержала я. — Лучше уж я с тобой шубой поделюсь!
Трошкина с сожалением вылезла из теплого пуховика, и незаконнорожденная пограничница мгновенно заткнулась, переключив свой инспекторский интерес на какую-то постороннюю тряпку. В наступившей тишине в поднебесье послышался глухой удар, и я как-то сразу поняла, что это не раскат грома.
— Руперт возвращается! Я слышу! — встрепенулась Трошкина.
— А я еще и вижу! — сказала я, не отрывая глаз от невероятной картинки, которая имела бы огромный успех на интернет-сайте экстремальной эротики.
На двенадцатиметровой высоте по краю крыши приставным шагом шел Руперт — большой, мускулистый и совершенно голый.
— Кинг-Конг жив! — брякнула я, оценив эту абсолютно натуральную красоту.
— Девочки, отвернитесь! — застенчиво попросил Крошка Ру, заметив, что мы с Трошкиной неотрывно и бесстыдно на него таращимся.