Ставрос. Падение Константинополя
Шрифт:
Спартанка перевела дух.
– Раб, покорный, как женщина, становится мужчиной, когда разрывает свои цепи! Народ движется к тому, чтобы начать управлять собой, - чтобы из женщины превратиться в мужчину, властелина своей судьбы! Страны, покорившиеся императору, движутся к освобождению – становятся из женщин мужчинами! А сама женщина?
Спартанка засмеялась.
– Когда женского начала слишком много, это развращает и губит государство… а для того, чтобы государство стояло, слушай внимательно… никто не скажет тебе, кроме меня…
Феофано взяла лицо подруги в ладони и развернула к себе, строго вглядываясь ей в глаза.
–
Феодора, как всегда, завороженная речами возлюбленной, покачала головой.
– Право говорить за всех людей, давать имена всему под солнцем… считая за людей только себя, - усмехнулась Феофано. – Тогда как человек существует только в союзе женщины, стремящейся к мужественности, и мужчины, стремящегося к смерти… чтобы опять возродиться в женском лоне и начать становиться человеком.
– Вечный круг развития, - прошептала Феодора.
– Не круг, - покачала головой ее филэ. – Спираль - или ты забыла? В круге развития нет, он замкнут сам на себя.
Царица амазонок улыбнулась.
– Как ты думаешь, почему твоя Евдокия Хрисанфовна осудила своего сына, который стал бы содомитом, если бы его не сделали евнухом, - но ни разу не осудила тебя, хотя христианская вера точно так же велела ей делать это?
– Потому что Евдокия Хрисанфовна сама была такая мужественная женщина, которая говорила за людей, и она понимала положительный закон развития, - прошептала московитка. – Евдокия Хрисанфовна говорила не только за церковь - говорила за Русь, которая много больше церкви…
– Так же, как и Византия много больше церкви, - кивнула Феофано. – Разве церковь придумала математику? Логику? Астрономию? Пф!..
Она опрокинулась на спину и пнула воздух сильной ногой.
– Народ этого не знает; и, конечно, после нашей смерти народ будет судить тебя и меня… но народ редко поднимает голову от сохи. А те немногие из наших потомков, которые вознесутся высоко и разовьются так же, как мы, однажды поднимут голову и увидят звезды в разрыве туч. Это будут наши с тобой звезды… боги превратят нас в созвездие, в память о нашей любви и смелости.
– Я никогда не научусь говорить подобно тебе… понимаю, почему тебя слушали даже в Риме, - прошептала Феодора.
Феофано привлекла возлюбленную к себе, спуская сорочку с ее плеч.
– Не нужно ничего говорить.
Потом они долго лежали без сна, соприкаясь коленями и плечами, - обе чувствовали, что любили друг друга в последний раз.
В семье Флатанелосов было постановлено, что Феодора с детьми поедет с комесом в Московию, - Леонард чувствовал, какой опасности его русская жена подвергается здесь, во владениях Рима, без него: критянину опять предстояло слишком длительное путешествие. И он не мог опять расстаться с любимой женой и детьми так надолго.
И родина требовала, звала Феодору к себе: долг призывал русскую пленницу - Феодора чувствовала это так сильно, как будто Евдокия Хрисанфовна повелела ей ехать вместе со своими сыновьями. Будто Русь потребовала от нее расстаться с Феофано, чтобы последовать за мужем, как и надлежало христианской жене: как некогда русские
А когда Флатанелосы вернутся… конечно же, они вернутся… все будет совсем по-другому. Пройдет не так уж много времени – но когда женщин разделяет столько стран, верований и предрассудков, несколько лет равны целой жизни.
“Феофано будет пятьдесят лет… я не думала, что ей когда-нибудь будет пятьдесят лет”, - подумала Феодора почти с ужасом. Феофано все еще выглядела гораздо моложе своего возраста; но разрушение женщины, ее красоты и здоровья, может совершиться очень быстро.
– О чем задумалась? – спросила спартанка у нее над ухом.
– Ни о чем, - поспешно отозвалась Феодора. Она болезненно улыбнулась, слыша, что Феофано опять говорит на русском языке: на безукоризненном русском. Это было каким-то общим опьянением… которое вот-вот кончится.
Женщинам нельзя пить, потому что они должны хранить свой очаг.
Феофано погладила ее по голове, и Феодора поняла, что царица догадалась обо всем, о чем она сейчас молчала.
На другое утро они выехали назад в Анцио.
========== Глава 169 ==========
“Василисса Феодора” возродилась к жизни.
Леонард Флатанелос, наняв самых искусных плотников и подгоняя рабочих, необыкновенно быстро построил для путешествия новую галеру, которая почти в точности повторяла тот, погибший у Прота, корабль: только сделана была не из кедра, а из прочнейшего северного дуба. Леонард целые часы проводил на венецианской верфи, как когда-то – в Золотом Роге; а его русская жена, с маленькой дочкой на коленях, сидела рядом на распиленном бревне, с удовольствием вдыхая запах морской соли и нутряной запах свежего дерева. Стук молотков, скрежет пил и громкая греческая речь, в которой слышались то перебранка, то взрывы смеха, были по сердцу и ей, и ребенку, который совсем не капризничал.
Леонард, улучив минуту, подошел к Феодоре; он так и сиял. Протянул руки сразу и матери, и дочери.
– Идемте, мои дорогие, я вам все покажу.
Феодора хотела принять руку мужа; но он стремительным движением подхватил на руки обеих своих женщин. Московитка засмеялась, обхватив комеса за шею; вырываться было бесполезно. Но Леонард сам знал, когда отпустить свою подругу.
Комес поднялся с ней и с дочкой по сходням и поставил жену на палубу: такая же русоволосая, как мать, Ирина осталась на руках у отца. Критянин, покачивая ребенка, пошел вперед, с гордостью показывая Феодоре все, что было готово и ждало только его команды, - две палубы, вдоль бортов отверстия со скамьями для гребцов, каюту капитана-кентарха, две высокие мощные мачты, устремлявшиеся в синее небо, казавшееся опрокинутым морем…
Феодора, задрав голову, оглядела эти мачты и взглянула на мужа. Голова у нее кружилась, а сердце сжималось.
– Только паруса осталось поставить, и хоть завтра выходи…
Леонард кивнул, сияя от счастья.
– Лучший из моих кораблей, даже лучше “Константина Победоносного”, - сказал критянин. – Я его строил для борьбы со всеми морями и ветрами на свете! Хочу посмотреть на ваших мореплавателей и проверить на прочность их суда!
– У нас никогда не было таких великих мореходов, как у вас, - усмехнулась московитка.- Мы сильны другим…