Стая
Шрифт:
— Юля?.. — позвал Денис, раздеваясь. Она, понятное дело, не отреагировала. Почему-то ждал, что в ответ на свой вопрос получит молчание. — Спят усталые игрушки. — Убрал пальто в шкаф и сел рядом с девочкой. — Юля, что случилось?
Когда кожаный диван заскрипел от тяжести его тела, Юля странно дернулась, словно не хотела, чтобы Денис к ней прикасался. А он и пальцем ее не тронул. Но она повела плечом, как будто и от голоса его отмахивалась.
— Я плохо себя чувствую. Мама в аптеку пошла. А я тут, — с трудом выдавила из себя. Непонятно — то ли от боли, то ли от нежелания
Денис сжал ее плечо, пытаясь развернуть к себе лицом, но она крепче обхватила локти, упираясь. Тогда он положил ладонь на ее лоб. Горячий. Похоже, температура. И голос у нее вибрировал от озноба.
Ох, знал, как это неприятно. Будто по всему телу наждачной бумагой кто-то шоркает. И согреться невозможно. И под одеялом через несколько минут начинаешь задыхаться.
— Зачем ты вообще приехала? Тебе в постели надо быть, — с укором сказал Шаурин, поддаваясь тревожным и беспокойным чувствам при виде страдающей Юли, свернувшейся на диване калачиком в тщетной попытке согреться.
— У меня по дороге голова разболелась, думали, что просто укачало. Внезапно все.
Денис снова сунулся в шкаф. В нем, как в волшебном ларце, можно было найти все, что душе угодно. И даже больше. Но Дениса интересовало только тонкое шерстяное одеяло.
Встряхнув его, он укрыл Юлю. Едва руки снова легли ей на плечи, Юлька начала ерзать. Его прикосновение вызвало в теле волну мурашек. Но не приятных, как раньше, а колких и болезненных, из-за ужасного самочувствия. Голова раскалывалась на части, и сама Юля чувствовала себя разбитой и немощной.
— Да не трогай ты меня! Не трогай. Не прикасайся. — Повозившись, она села и завернулась в одеяло, а когда подняла серо-зеленые глаза, Денис напоролся на полный обиды и горечи взгляд.
Слова не замерли на языке, они застыли где-то в горле. Или ниже — в груди, поглощенные той ледяной пустотой. Он бы хотел общаться с Юлей, как раньше — безо всяких затрат нервной энергии, будто сидит на лавочке и болтает о пустяках. Но все изменилось. Тот разговор, который, казалось, должен был расставить все местам, только запутал их окончательно.
Денис всерьез полагал, что, отвергнув девочку, станет свободнее, но, тем не менее, остался связан по рукам и ногам. Теперь даже больше. Потому что бросался на железные колья условностей, которые сам для себя выковал. И натыкаться на них было очень неприятно. Эти Юлькины колючие взгляды без прежней теплоты, желание отстраниться от него и откровенная неприязнь — убивали.
— Я вообще не хочу здесь быть. Меня мама притащила. И разговаривать с тобой я тоже не хочу. Как ты не понимаешь?.. — Ее тон и слова перехватывали ему дыхание как удар в солнечное сплетение.
— Больше, чем ты думаешь.
— Нет. Уверена, что нет. Ты даже не представляешь… — оборвалась она и отвернулась. Посмотрела куда-то в сторону. В никуда. Лишь бы не на него. Рядом с Денисом ее злость и обида растворялись, как сахар в горячей воде. А нужно, чтобы ожоги на душе зажили, чтобы раны от его безжалостных слов, какими он вытравил ее радость, хоть немного зарубцевались.
И
— Просто прими это, Юля. — Получилось резче, чем он хотел. Жестче. Юлька рывком повернула голову, вновь вскинула покрасневшие глаза. — Прими, — повторил он.
Она помотала головой. Говорить не могла, не в том была состоянии, чтобы противостоять, спорить и доказывать что-то. На это не хватало ни сил, ни слов. И желания тоже не хватало. У нее болела голова. И сердце еще болело. И все внутри. Опустила голову на подтянутые к груди колени, спрятала, как страус свою в песок. Во всей ее позе — в склоненной голове, покрасневших глазах, залитом неровным болезненным румянцем лице, дрожащих ладонях, полузаплетенной косе — виделась женственность. Не та женственность, какую связывают с сексуальностью, а другая — та беззащитная женственность, которая уже стала редким явлением и не могла оставить равнодушным, которая трогала до глубины души своей правдивостью. Сейчас Юля была такой, какой он запомнил ее в первую встречу, — обиженной и испуганной. Только теперь это было его рук дело. Он ее раздавил.
Выпрямившись, девушка потуже завернулась в одеяло. Что-то не очень оно согревало. Взгляд бездумно скользнул по руке Дениса и наткнулся на золотой браслет. Юля была уверена, что он избавится от него и никогда не наденет, потому обнаружила его с неким удивлением. Может, оно и на лице отразилось, удивление. Но только девочка разомкнула пересохшие губы, чтобы что-то сказать, в кабинет шумно вошла Наталья.
Денис поднялся, освободив ей место около дочери. Коротко кивнув ему, она на ходу расстегнула черную норковую шубку и сбросила ее движением плеч. В глазах матери блестела тревога.
— Юленька, ну как ты? Не могу понять, что такое? Может, съела что-то не то?
— Нет, у меня температура, голова болит и горло начинает.
— Ну что ж ты! — сетовала Наталья. — Всю осень держалась, а под Новый год свалишься с гриппом. Это все твои походы в бассейн. Сколько раз говорила, суши волосы хорошо, не выбегай с сырой головой.
— Мама, — немного нервно одернула Юля.
— Что «мама»! Добегалась, что простудилась, — продолжала ворчать мать, роясь в сумке, перебирая купленные в аптеке таблетки.
— Может быть, Якову Семеновичу позвонить? — предложил Денис, хотя согласия не дожидался. Набрал номер и протянул Наталье трубку.
— Да, конечно, — выдохнула Наталья и взяла телефон.
Пока она разговаривала с врачом, который был семейным доктором не только самих Монаховых, но и всей монаховской братии, Денис налил стакан воды и поставил на столик у дивана. Чтобы больной было чем таблетки запивать.
Но больше всего на свете его интересовало, что это за бредятина про бассейн? Он Юльку уже целый месяц не видел! Ни в какой бассейн она не ходила!