Стеклянная гора

Плигузов Андрей Иванович

75.

Давясь холодным воздухом, иду домой, где ждет холодная постель, но не дождется: я сто лет не сплю – живу на кончике пера, готового промчаться по бумаге, цепляя на себя бумажный ворс. Весною птицам петь - сейчас зима, двенадцать месяцев зимы, и та рука, которая вот-вот возьмет перо, бездействует. Я вижу лишь манжету с янтарной запонкой луны. Шекспир сказал: Рука, которая трудилась меньше всех, всего чувствительней.

76.

Вечерний

автобус, ковчег, плывущий над темной дорогой. Забывшие Бога старухи, приплюснутые стеклом, невидяще смотрят и смотрят, как лес разбегается справа, и поле качается слева, и родина их выплывает за поворотом к реке. Идут отовсюду собаки с лицами мертвецов. Дома опускаются в яму, деревья, нащупав бездну, кругом подбирают корни, ночные ветры сильнее дуют из-под земли. Земля стариков и старух, угодников и чудотворцев, все глубже уходит, все тише слышатся их голоса. И голубь кружит над ковчегом, и катит вечерний автобус, и жидкий беззвездный воздух не принимает нас.

77.

Все хорошо, и я закончил книгу быстрее, чем надеялся - в полгода, и все забыл. А голова кружится в искусственном дыхании войны: рот-в-рот, и воздуха другого уже нельзя вдохнуть. Со стороны покажется: вот целовались двое, еще, еще - так смерть целует нас всех без разбору. Скоро будет свадьба. Попробую, пока еще не поздно, бегом бежать по этой вот строке в безбрежное пространство над рекой, где запоздалый самолетик клена без звезд и без крестов на фюзеляже пикирует на заросли осоки, чтобы уже весной приняться в рост – вот с ним бы я и рос, глотая воду, и землю, и огонь из-под земли.

В ДЕТСКУЮ КНИЖКУ

(моей маме)

***

Всем двором читали книжку: две страницы у меня, две страницы у Валерки, пять страниц унес Серега, и никто найти не может, три страницы сторожит Барсик с острыми когтями, и еще с одной страницей Митька к старшим пристает. Он пока не ходит в школу и всего четыре буквы разбирает на странице: букву М и букву И, букву Т и букву Я. У меня идут солдаты, бьют в походный барабан, у Валерки катят пушки, ранен храбрый генерал. Говорят, что у Сереги Точат сабли партизаны – и Ура! Огонь!! Вперед!!! И у Барсика поймали (жалко, что листок оборван) фра-и-цузского шпионов и они сидят и плачут. А у маленького Митьки наши, красные ребята поднимают русский флаг. Всем двором читали книжку, значит, общая победа, из пистонных пистолетов будет вечером салют. Всем двором палили в воздух, все

стреляли без разбору, чуть не сбили самолет.

***

Эти ребята, которые забивали гвоздь и кричали: Несите скорей молоток и топор! И так забили, что гвоздь прошел насквозь, Даже и не заметили, как повалили забор.

***

Растрепанный Левка бегом прибежал из подъезда и всем говорил, что он ночевал на вокзале, Валерка и Петька примчались на самокате, а маленький Славка приехал на божьей коровке. Секретное дело решали они за сараем, шептались, меняли две гайки на гвоздь и почтовую марку, и только успели сменяться, как их поезда загудели, и их самолеты взвились, и их самокат газанул, и Валерка и Петька стрелой полетели за ним, и Левка опять побежал ночевать на вокзале, а Славка остался и божью коровку держал на ладошке, потому что она не железная, пускай отдохнет.

***

Мы лазили на крышу и видели Гагарина, и слышали, как летчики друг с другом разговаривают! Мы тоже им кричали, покуда не охрипли, и флагом так махали, что звезды с неба сыпались. И после этой вахты у нас в открытом космосе друзья - все космонавты, все летчики знакомые!

***

Сегодня Митьке семь, сегодня будут гости, сегодня торт пекут большой, как колесо. Вот дождик пробежал и во дворе оставил отважным мореходам глубокие моря. А мы на подоконник уселись как синицы, и солнечного зайчика держали на коленях. Он теплый, он щекочется, и нам домой не хочется. Как хорошо, что праздник! Что радугу подвесили! Что Митьке - ровно семь, а завтра будет больше. И снова будут гости, и радуга и дождик, и флаги на параде, и синие моря. И маленький кораблик, и капитанский мостик, и мы на подоконнике, и так - сто лет подряд!

***

В увеличительном стекле стоит такое солнце, что тонкий лучик на столе бумагу жжет и жжется. И даже дальняя Луна в бинокль как ближняя видна, лежит как на ладони: вон луноход, а вон обол- тус Петька забивает гол, и пляшет на газоне. – Да разве Петька на Луне? Когда он вот он — на стене, а вот уже на крыше! – Примите извинения! Ошибка наблюдения! Луна вон там, повыше! Глядите, стал длиннее склад, перевернулась чайная, все это фокусы стекла, и мы не отвечаем.