Стеклянный омут
Шрифт:
Рита, поначалу слушавшая сестру внимательно, отвлеклась, наблюдая за лицом Михаила. И ужасная догадка поразила ее. Неприятная от того, как перед этим человеком, лгуном, она так обнажила душу. И злость на него, и досада на себя закипели в ней с такой силой, что она с трудом удержалась от того, чтобы не прервать сестру и не наговорить в запальчивости Михаилу резких слов.
«Спокойно… Спокойно, – попробовала она уговорить себя. – Не при сестре и ее молодом человеке. Потом. Потом…»
Когда она откровенничала у Михаила в доме, то почти не смотрела на него, разговаривала, опустив глаза. Не привыкла изливать душу, тем более постороннему человеку. А в те моменты, когда она все же поднимала взгляд на Михаила, на его лице каждый раз оказывалось лишь выражение заинтересованности.
Стало понятно, почему его взгляд ей показался знакомым дважды. Такие же глаза и похожий взгляд были у старика Захарова. Ну почему она оказалась такой недогадливой? Ведь все так просто…
Не дожидаясь окончания рассказа Лики, Рита развернулась и вышла на улицу.
Зарядил дождь, но девушка не стала возвращаться в дом,
– Вячеслав отвезет Дашу в больницу. Девушка немного не в себе, ей нужна медицинская помощь, – раздался за ее спиной голос Михаила. Сочный, низкий бас. Если закрыть глаза и слушать его, можно очароваться им.
– Вячеслав? – спросила Рита несколько удивленно, досадуя на себя еще и за то, что поддалась мимолетному очарованию голосом Михаила. – А почему не Олег?
– Лучше уж пусть Вячеслав, – ответил мужчина, спускаясь на одну ступеньку и поворачиваясь к Рите лицом. – Ненадежный товарищ ваш Олег. И агрессивный. Вы не возражаете?
– Не возражаю в чем?.. – недоуменно подняла Рита брови. Не так складывался разговор. И как повернуть его теперь в нужное ей русло, она не знала.
– Ну… Может, на Вячеслава у вас есть какие-то виды.
– Нет у меня на него никаких видов! – вспыхнула она.
– Ну и замечательно, – улыбнулся Михаил. А ей захотелось вдруг надавать ему по лицу жгучих, как ее стыд, пощечин. Спаситель тоже! Вначале спасает, а потом, пользуясь ее доверием, выведывает у нее самое сокровенное. А теперь еще вот и намеками такими бросается.
– Не вижу ничего замечательного! Ничего замечательного в том, что вы оказались лгуном!
– О как! – удивился он. – Сильное обвинение. И в чем же я соврал?
– В том, что… И вообще, подло это! Подло воспользовался тем, что я тебя не узнала, Захар! Наверное, было смешно слушать мои признания, да? – от злости и обиды она перешла на «ты».
– Совсем не смешно, – серьезно ответил он, вытаскивая руки из карманов куртки. – Не припомню, чтобы мы говорили о чем-то забавном.
– Ну а как же?.. Когда я сказала, что у соседа был внук, мог бы признаться, что ты он и есть! А ты наврал, что купил дачу у…
– Стоп! Я этого не говорил. Я сказал, что дом мне достался от дочери старика. И в чем я тебя обманул? Так оно и есть: моя мать являлась прямой наследницей и отписала дачу мне.
– Мог бы сказать, что ты и есть тот Захар, а не вытягивать из меня глупые признания в том, что я в детстве подглядывала за тобой!
– Я не вытягивал эти признания, ты сама об этом заговорила. Ну и что тут такого? Ты же не в душе за мной подсматривала!
– Еще чего не хватало! – От злости и унижения ей захотелось либо заплакать, либо… поколотить этого Михаила-Захара кулаками. Или вначале побить, а потом заплакать. Или одновременно – чего уж время терять? Можно же колотить и плакать…
– Ты сама рассказала, как смотрела, когда я читал. И что тут такого? Между прочим, я знал, что ты подглядывала: яблоня, за которой ты пряталась, увы, не скрывала тебя полностью. Если уж хотела оставаться незаметной, то пряталась бы лучше уж не за тонкой яблоней, а за вон тем сараем.
– Но я сказала, что была влюблена в тебя! Целое лето! И эти слова… ты из меня вытянул! – в отчаянии закричала она.
– Тише, тише, не кричи. Если это такой уж секрет, то не нужно об этом голосить на всю деревню, – засмеялся он. – Рита, глупая, ну что тут такого, что в детстве целое лето ты была в меня влюблена? В кого мы только не влюблялись в детстве… Я вон в первом классе в классную руководительницу был влюблен целую четверть! До тех пор, пока она не поставила мне первую двойку.
– Но это ведь унизительно! Признаваться мужчине в любви первой. Пусть даже и в детской!
– О-о, как все серьезно, – вздохнул он. – Кто тебе это сказал? Не общайся больше с этим плохим человеком.
И вдруг, шагнув к Рите на крыльцо, протянул руки и привлек девушку к себе.
– Рита, прости, не хотел тебя обидеть. Поверь, что эта оплошность не стоит твоих нервов. Если тебя беспокоит, что я, слушая тебя, потешался в душе, скажу, что не потешался. А не признался тебе сразу в том, что мы – бывшие соседи, по той причине, что ты как-то слишком уж быстро и неожиданно выпалила о своих воспоминаниях.
– Мог бы прервать меня! – буркнула она. В его объятиях было так необычно и уютно… Если не считать первой ночи с Олегом да дружеских объятий Ивана, ее никогда еще не обнимал мужчина. Так вот одновременно крепко и нежно. И она, поддавшись порыву, прильнула к Михаилу, будто в поисках поддержки и сочувствия. Если за такой момент нужно было внести в плату пережитый стыд, то пусть… Ей уже совсем не стыдно!
А Михаил выпустил ее из объятий так же неожиданно, как и обнял.
– Не сердись, – сказал он, заглядывая ей в глаза и морща лоб.
Она покачала головой, и Михаил улыбнулся:
– Вот и славно! Завтра встретимся и продолжим наш разговор. Мне нужно проверить кое-какие догадки. Возвращайся к сестре, она ждет тебя. Завтра будет другой день, увидишь, хороший!
– Спасибо, – поблагодарила Рита с искренней улыбкой.
– Пойду сообщу, что Даша нашлась. Пусть отзывают людей с поисков.
Рита хотела спросить у него, такой ли он уж «сторож», но Михаил уже вышел за калитку.За ночь, еще раз обдумав все, Михаил решил, что не хватает лишь небольших подтверждений его версии. Накануне, рассказывая о визитах к Клавдии, Рита упомянула Петра, спасшего ее маму из озера. С Петром Власовичем Михаил водил дружбу, поэтому решил навестить старика и поговорить с
Когда он варил кофе, ему позвонили. Дело оказалось не то чтобы таким уж важным, но откладывать не хотелось: он сам просил об этой встрече. Только вот, по известному закону, все долго ожидаемое происходит не в самый подходящий момент, когда мысли уже заняты другим. Но делать нечего, он согласился на встречу, благо ехать не в столицу, а в областной центр.
Время еще было, поэтому Михаил решил не изменять своим планам и вначале навестить старика и его жену.
Он припарковал машину неподалеку от дома Петра Власовича и дальше отправился пешком.
Разговор вышел длинным, но узнать что-либо новое не удалось. Петр Власович и сам мало что знал. Да и выцвели прошлые события за давностью лет из его памяти. Старик и рад был бы помочь, ему хотелось угодить Михаилу, чью деятельность в деревне он воспринял с энтузиазмом, и за принесенные гостинцы был благодарен, да только что еще добавить сверх уже рассказанного? Не сочинять же!
– Она все про то, как кто-то ее топил, бормотала, – припомнил Петр Власович. – Бредила девка. Про ад, который увидела… Нес я, значит, ее на руках, а она вот такие страсти говорила как безумная. Тронулась умом еще тогда. А жаль, хорошая девка-то была. И девчонки две сиротами сделались.
– Это вы не о Степаниде ль и ее дочери говорите, а? – спросила вдруг Марья, жена Петра Власовича. Ради дорогого гостя женщина снарядила стол: чай, конфеты в хрустальной вазочке, маковые сушки.
– О них, Марья Прохоровна. Я накануне старшую внучку Степаниды встретил, говорил с нею.
– Так она што ж, дом разве не продала? Я видала, что хозяева там теперь другие, – удивилась Марья и присела за стол вместе с мужем и гостем.
– Продала, продала. Но новый хозяин – ее друг. Пригласил провести праздники в родных местах.
– Ага, понятно, – покивала старушка и, взяв сушку, задумчиво обмакнула ее в чай.
– А вы что можете припомнить из того случая с мамой девочек?
– Да что могу припомнить? Не свидетельница я тому была. Петро мой вон все рассказал: как вытащил девицу из озера, как отнес ее к Клавке. Ну, а потом уж сюда прибежал за помощью. Врачей вызвали. Ольга-то как раз беременная была. Мало того, что сама чуть не утопла, так и дите чуть не утащила за собой. Стеша, мать ее, сама не своя была, помню. Да и понятно это: у Степаниды младшая сестра утопла тут. Валька.
– А что вы знаете об этом? – быстро спросил Михаил. – Как она утонула?
– Да как-как… Глупо очень! В деревне все гадали, почему две девки ночью отправились к озеру, да только Степанида замкнулась тогда, ничего не хотела рассказывать. Ну, оно и понятно: у Стешки такое потрясение случилось. Год почти молчала. Потом уже как-то проговорилась подруженьке своей… как ее звать-то было? Не помню, запамятовала. Да не суть, нет ее здесь уже давно: дочка в город забрала доживать. Так вот, Стеша рассказала подруге, а та потом – мне, что Степаниду будто кто вызвал ночью к озеру. А Валька за ней увязалась. Стешка-то зачем-то в воду полезла, да оступилась, стала тонуть. И младшая на помощь бросилась. Они дружны были – Стешка и Валька, везде вместе. Хоть и ругались, конечно. Валька как увидела, что сестра у нее на глазах тонет, так и кинулась в воду. Старшая-то спаслась, а младшая утонула. И не нашли так ее. Помню, искали-искали неделю целую. А то и больше. Стешка уже потом, когда дочка Ольга чуть не утонула, все причитала, что это прям рок у них какой-то.
– Спасибо, Марья Прохоровна, – поблагодарил Михаил и глянул на часы: до встречи оставалось немного, нужно торопиться. Все возможное он уже выяснил.
Прощаясь с хозяйкой, благодарил за угощение, а Петр Власович вдруг вспомнил:
– Михайла, не знаю, сказали ли тебе… Давеча эти, как их… Кто у вас там озеро туда-сюда меряет. Не суть! Так вот те самые лебедя, говорят, видели. Полуживого. То ли раненого, то ли слабого. Хотели поймать да в лечебницу отвезти, только лебедь в заводи скрылся. А как искать стали, никого не нашли. Вот что хошь, то и думай. То ли залетел сюда как-то. То ли и правда, Хозяйка то была. Не нравится ей, что в озере копошатся…
– Когда? – быстро спросил Михаил. – Когда лебедя нашли?
– Да вот… Накануне праздников, кажись.
– Спасибо, Петр Власович! – поблагодарил Михаил, торопливо распрощался с хозяевами и заспешил к брошенной на обочине дороги машине.
Утро не задалось. Иван увез Татьяну в столицу, потому что пережитые волнения сказались на ее состоянии не лучшим образом. Татьяна пожаловалась на боли в животе, и встревоженный супруг решил показать жену врачу как можно скорей.
– Ничего страшного, Риточка, – слабо улыбалась бледная Татьяна, когда они прощались в коридоре. – Живот тянет и все. Но лучше уж перестраховаться. Ванечка отвезет нас к моему доктору. Просто чтобы нас с малышом поглядели.
Рита не знала, чем успокоить подругу. Она не могла себя поставить на место Татьяны, потому что не знала, как это – ожидать ребенка, чувствовать его шевеления и вдруг осознать, что что-то идет не так. И при этом не паниковать, стараться держать себя в руках, улыбаться гостям. Рите стало очень-очень страшно и за Татьяну с маленьким, и за Ивана, который был в это утро серьезен и немногословен. Собирался и собирал жену молча.
– Ваня потом за вами приедет. Ты не волнуйся, главное! Найдете, чем позавтракать?
– Найду, за это уж точно не беспокойтесь. С голоду не умрем. Может, не надо Ивану возвращаться? Нас Олег отвезет.
– У Олега машина сломалась, – наконец-то вымолвил Иван. – Он хотел уехать еще до нас, но машина не завелась. Разозлился, как черт. И ушел куда-то.
– Он еще с ночи злой, – сказала Татьяна и сокрушенно поджала губы.
– И есть из-за чего, – хмыкнул Иван и подхватил свободной от сумок рукой жену под локоть. – Ну, пойдем мы. Звони по любому поводу.