Стена между нами
Шрифт:
— Только мне?
О боги! Ну почему я не могу удержаться от колкости? Я могу злиться на весь мир, но, если хочу достичь цели, с владыкой мне стоит быть покладистой и милой. Вот только вместо этого я проверяю пределы его терпения, словно чудная, неведомая сила вытягивает из сердца всё, что должно было оставаться скрытым.
Впрочем, похоже, владыку моя резкость больше забавляет, чем сердит.
— Не дерзи мне слишком часто, Огонёк, особенно при свидетелях, — таким будничным тоном он мог бы давать совет относительно того, как лучше ставить хлеб
Айоней отворачивается от нас, оставляя за владыкой право разрешить неприятную ситуацию.
— Надеялась на встречу с вами. Хотела поблагодарить за помощь. Если бы не вы, болезнь могла бы затянуться надолго.
— Любой бы на моем месте помог. Хорошо, что тебе легче. И всё же, для чего на самом деле ты меня искала?
И снова это неприятное чувство, будто он видит меня насквозь, читает как открытую книгу.
— Если это допустимо, я хотела бы знать, какова судьба тех избранных, что провалили испытание.
Айоней и Дорнан обмениваются быстрыми взглядами. Могу поклясться, что между ними происходит немой диалог. Но он слишком быстр, чтобы уловить его суть.
— Сейчас не время это обсуждать.
— Моя подруга… — отступать мне некуда, — с ней всё в порядке? Я хотела бы увидеть ее. Если это не нарушит никаких правил, — добавляю в голос мольбы. — Это же не запрещено?
— Нет, конечно. Мика, верно? Она в порядке, насколько мне известно. Вы обязательно увидитесь и наговоритесь всласть после окончания отбора.
— Но почему после?!
— Я же говорил, ребёнок, — фыркает лхасси. — Позвольте откланяться, владыка, ибо моего терпения может не хватить. Подожду, пока вы закончите.
Айоней оставляет нас наедине, и я выдыхаю облегченно. Как бы то ни было, Дорнан не вызывает такого отторжения, как сехеди. Его слову, кажется, можно верить, он доказал свою человечность не только на вершине, увенчанной древними руинами, но и две ночи назад, спасая меня от невыносимого жара лихорадки.
— Это ради Мики, — терпеливо поясняет владыка. — Представь, каково ей, проигравшей, видеть твою победу.
— Вы ее совершенно не знаете! Ей чужда зависть.
— Хотелось бы верить, что так и есть.
— Она мой друг, а не ваш. Вам-то какая разница?
— Скажем так, отчасти я заинтересован в тебе. Следующее испытание потребует от участников собранности. Не хочу, чтобы ты провалила его из-за ненужных переживаний и угрызений совести.
— А если я поклянусь, что и дальше буду прикладывать все возможные усилия, чтобы достойно показать себя на отборе?
Про себя отмечаю, как легко и просто ему удается манипулировать моими порывами. Всего несколько слов — и я уже даю такие важные обещания. Подумать только! Удивительно крепкой оказывается единственная ниточка, привязанная ко мне. Послушная марионетка, танцующая по мановению руки, скрытой за раскрашенной ширмой…
Вот только ниточка всегда
— Ты даже не спросишь, что за испытание вас ждет? — Дорнан складывает руки на груди.
— Разве можно? Я думала, это секрет. По крайней мере, нечестно было бы пытаться выпрашивать у вас подсказки за чужими спинами.
— А если я скажу, что не все из вас так благородны? — Его слова заставляют насторожиться. — Пока ты болела, кое-кто из избранных все силы потратил на поиски информации и союзников. Скажи, ты общалась с кем-нибудь из своих? Кто-то навещал тебя? Делился сведениями?
Опускаю глаза, качаю головой. Не хочу в это верить, но, бездна, ко мне в комнату действительно никто не заглянул!
— Мы мало знакомы, — нахожу единственное логичное объяснение. — Мика была единственным близким мне человеком, поэтому-то я и дорожу нашей дружбой. Уверена, она сейчас нуждается в утешении и, возможно, точно так же страдает от одиночества. Поэтому и прошу встречи.
— Хорошо, — сдается Дорнан. — В твоих словах есть смысл, и мне нравится то чувство преданности, что стоит за ними. Но всё же прошу, после испытания. Если не потеряешь решимость.
— Благодарю!
Радость охватывает меня, словно пламя сухую веточку. И Дорнан, конечно же, видит это. Странно, но мне кажется, что его взгляд становится теплее. Шаг — и алти-ардере оказывается ужасающе близко. Его широкая ладонь по-хозяйски касается моих волос, придерживает голову. Он склоняется к моему уху, губы шепчут хорошо различимое, но не предназначенное для посторонних:
— В минуты восторга ты еще прекраснее, чем в гневе. В тебе чувствуется страсть, опасность, ты словно идешь по краю, но смотришь не под ноги, а в небо. Это манит, кружит голову. Даже мне сложно не поддаться искренности и силе твоих порывов.
Поднимаю глаза, смотрю на него в упор.
— Мы оба знаем, почему вы говорите именно так: я подхожу вам больше остальных. Не понимаю, к чему сложности и проверки? Вы же можете просто приказать.
— Киссаэр сказал тебе? — Он всё ещё непозволительно близко. — Это хорошо. Правда предпочтительнее лжи, не находишь? Плохо начинать отношения с обмана.
— И вас не раздражает предопределенность?
— Её нет. Решение остаётся за нами. Обоими, к слову.
Несущий пламя ослабляет хватку и дает мне отступить. А я умоляю бешено стучащее сердце не выдавать больше того, что и так уже показано.
— Прости, на сегодня время бесед закончилось, — Дорнан легко кивает в сторону выхода. — Есть дела, которые мне следует обсудить с Айонеем. Но я рад, что увидел тебя.
— Я… — вспыхиваю и торопливо отступаю между рядов скамеек, — …благодарна за беседу. И конечно, оставлю вас наедине.
Дорнан дает знак лхасси приблизиться, пока я медленно иду к воротам. Ардере беседуют, не особо понижая голоса, поэтому до меня долетают обрывки их разговора:
— …Ежегодная церемония. Совет киссаэров просит провести ее раньше обычного.