Степь в крови
Шрифт:
– Что за место?
– Скоро узнаете.
Дверцу кареты открыл слуга. Аваддон и следом Зетлинг вышли на мощенный камнем двор. Псов отогнали прочь, а с крыльца навстречу Аваддону спустился коренастый мужчина с открытым лицом.
– Добрая встреча, хозяин. Мы опасались посторонних, в город перебрасываются большевистские отряды. Все могло случиться.
То место, в котором неожиданно для себя оказался Зетлинг, больше всего напоминало средневековый купеческий форпост в сибирской тайге,
– Наш гость прибыл?
– Утром. На него было жалко смотреть, но мы накормили его, истопили баньку, так что сейчас он в наилучшем виде.
– Вот и ладно. Идемте, – Аваддон пригласил Зетлинга следовать за собой.
Почитая неуместным вдаваться в расспросы, Зетлинг молча наблюдал за происходящим вокруг.
– Не удивляйтесь, благородный штабс-капитан, это мой дом. Ведь и такой закоренелый бродяга, как я, должен где-то находить тепло семейного очага. Идемте, вас ждут две не лишенные приятности встречи.
Опираясь на трость и хромая, Аваддон заковылял к высокому крыльцу с резными поручнями. Зетлинг пошел следом.
– Я бы мог выбрать себе более неприметное пристанище, но к этому дому меня тянет душа. До революции здесь жил купец-старообрядец, большой любитель старины. Здесь отовсюду веет патриархальным семнадцатым веком, Стенькой Разиным, Ермаком и домостроем. Этим исключительным русским сочетанием раболепия и бунта. Вы вряд ли поймете, но в этих стенах я словно первооткрыватель Сибири, поставивший свой острог среди бушующей стихии варварства. А ведь парадокс, но так и есть. Но прошу, прошу…
Аваддон услужливо открыл перед Зетлингом дверь и пропустил в просторные, с острым запахом смолы сени. Навстречу вышла барышня, должно горничная, удивленно и испуганно посмотрела через плечо Зетлинга на черную голову Аваддона и, приподняв подол и робея, прижалась к стене. Зетлинг подал ей фуражку и приветливо улыбнулся. Ему показались забавными ее детский испуг и наивные черты румяного лица.
– Что там такое?! Неужто прибыли?! – из внутренних комнат донесся сильный мужской голос.
– Нас ждут?
– Еще бы, – Аваддон усмехнулся.
Зетлинг протянул руку к дверной ручке, но дверь распахнулась от сильного толчка, и перед нашим изумленным героем предстала могучая фигура Минина. На мгновение Зетлинг опешил от неожиданности, но сейчас же должен был прийти в себя, попав в объятия друга.
– Ха-ха! Наш отважный штабс-капитан! Наш заговорщик! Интриган!
Минин был в восторге от встречи и держал Зетлинга за плечи, заглядывая ему в глаза и без разбору сыпля во весь голос всеми приходящими на
– Стервец! Пока мы по буеракам лазали, он здесь в самом лучшем заведении забавлялся! Пройдоха!
Они еще раз обнялись, и Минин, не умолкая, повел друга внутрь.
– А я тут с самого утра дожидаюсь. Вообрази, приехал, а здесь, батюшки светы, все абреки, да все с винтовками! Псы злющие! Думал, прирежут! Но ничего, накормили, напоили, приодели. А то старое мое тряпье за поход вошь насквозь изгрызла, точно решето! Ха-ха! Хотели побрить, но я не дался. Буду бриться на Большой Никитской в Москве, и нигде в другом месте.
Все так же громко, безостановочно, не обращая внимания ни на Аваддона, ни на прислугу, испуганно столпившуюся в сенях, Минин продолжал свой монолог. Он усадил Зетлинга на скамью и налил квасу из глиняного горшка.
– Вы, мессир, шумны непомерно, – стальным голосом Аваддон прервал тираду разбушевавшегося Минина.
– А вы, господин, злы и коварны. Так что ж? Нечто я вас попрекаю?
– Вы напрасно дерзите мне в моем собственном доме. Это опасно.
– Перед дерзкими отверзаются небеса.
Зетлинг перевел взгляд с Минина на Аваддона. Он увидел негодование своего друга и упрямое раздражение Черного человека. Это были два типа, принципиальные и благородные с излишком и никогда не смирившиеся бы с рознью в мнениях.
– Довольно, господа. Довольно. Папа, за что ты упрекаешь ротмистра, он всего-навсего рад видеть друга. И я тоже рада видеть Дмитрия Родионовича.
Зетлинг обернулся на голос. У распахнутой двери из смежной комнаты стояла Тася. Она повзрослела и выглядела задумчивой и грустной.
– Дмитрий Родионович, вообразите, они в таком тоне беседуют с самого утра. Я не стерпела и ушла. Это невозможно слушать. Папа, как глупо!
– Глупость, доброе дитя, есть порождение человеческих страстей. А мы с вашим отцом люди отчаянные, – с назидательной усмешкой сказал Минин. – Дима, я говорил тебе, что меня едва не зарезали. Так вот этого не произошло только лишь благодаря этому чудному ребенку. Если, конечно же, дозволительно называть ребенком самого умного человека во всем доме.
– Вы не ожидали встретить нас здесь, ведь правда, Дмитрий Родионович? – девочка улыбнулась.
– Действительно, не ждал.
– Папа хотел обрадовать вас. Но радости не вышло. Вы ведь уже слышали о Петревском. Несчастный юноша, я видела его всего раз, но он показался мне искренним и храбрым, – Тася говорила медленно, плавно растягивая гласные. Это были слова не ребенка, но умной и тоскующей женщины. – И капитана жаль. Но папа говорит, что он жив и мы сможем спасти его. Ведь это такая незаслуженная мука.