Степь зовет
Шрифт:
Перевод Т. Лурье-Грибовой
По Бурьяновке пронеслась весть, будто Хонця вернулся из Ковалевска с трактором.
Симха Березин, пробираясь задворками, ходил из хаты в хату и втихомолку рассказывал хуторянам о бумаге, которая пришла из райкома. Каждого он уверял, что рассказывает только ему одному, упаси бог передать еще кому-нибудь.
— Поймали-таки вора за руку, — ухмылялся он в бороду. —
На самом деле Симхе было совсем не весело. Он прямо позеленел, когда услышал о тракторе. Никак он этого не ждал. С чего бы это украинскому колхозу разоряться ради Бурьяновки?… А тут еще весь хутор узнал, что Хонця ночью был в Ковалевске и напрасно его жена накинулась на Эльку.
— Ну, и что? — отвечал он, выщипывая волоски из своей волнистой, окладистой бороды. — Не с Хонцей, так с другим. Ей лишь бы мужик, видно птицу по полету…
Но про себя он люто досадовал. Бегая по дворам, он лихорадочно обдумывал, что бы сейчас предпринять. Надо что-то делать, пока не поздно. Как назло, Оксман куда-то подевался. Где это его носит?
Триандалис с грохотом и скрипом тащил со своего двора старую жатку, опоясавшись веревочными шлеями, тянул, чуть не припадая грудью к земле.
— Запряги жеребца!
— Поднатужься, Димитриос, назад легче будет! — поддразнивали соседи.
Старенькая жатка немилосердно скрипела заржавевшими колесами, все ее разболтанные части дребезжали.
Янис, сын Димитриоса, член совета пионерского отряда, толкал мотовило. Позади, у горбыля, подпиравшего осевшую степу, стояла заплаканная жена.
— Ой, и попадет ему от нее! — злорадствовали женщины.
— Она в него вчера бураком запустила. Ей-богу, сама видела…
По всему хутору стоял шум, ржали кони, лаяли во дворах собаки. Из двора Хомы Траскуна пионеры выволокли несколько колес и с криком покатили их к красному уголку.
Солнце уже почти село. На дорогу упали длинные тени деревьев, чуть слышно шелестела листва.
По тенистой тропинке, держа в руке косынку, шла к красному уголку Элька. Зеленое платье, плотно облегавшее ее ладное тело, сбивалось на ходу, мелькали крепкие, круглые колени.
Шефтл увидел ее из-за плетня и нерешительно направился к калитке.
Но Элька прошла мимо, даже не оглянулась. Может, она его не заметила, а может, притворилась, что не замечает.
Шефтл растерянно смотрел ей вслед, стоял и ждал, не оглянется ли. Элька шла, помахивая косынкой: видно было, как играет под платьем ее тело. Шефтл не сводил загоревшегося взгляда с ее крепких обнаженных ног.
„Силой Двойре не уступит…“ Ему вспомнилась девушка из соседнего хутора, которая прошлым летом всю жатву батрачила у Симхи Березина. Она часто наведывалась к нему в клуню, и ему было с ней хорошо, но, когда она уходила, он забывал о ней. А вот к Эльке у него совсем другое. Он бы
„И на что ей понадобилось чужими делами заниматься? — злился Шефтл. — Обо всех печалится… Не для девушки это. Ее дело простое…“ Он сердился и в то же время чувствовал, что его еще сильнее тянет к ней.
Навстречу Эльке бежали пионеры.
— Товарищ Элька, мы поедем сегодня в ночное!
— Коней уже привели…
— Смотрите, вон Кукуев мерин, — показывала Зелдка, красивая, высокая девушка лет шестнадцати.
Элька повернула голову. В комнезамовском дворе, среди трех засохших деревьев, стояли две понурые кобылы и чалый мерин с бельмом на глазу.
Ничего себе тягло! Элька усмехнулась и весело спросила:
— А кто из вас, ребята, хочет трактором управлять?
— Я! — выскочил вперед Иоська Пискун.
— Нет! Нет! — зашумели дети. — Он даже своих коней никогда не пасет.
Элька подняла обе руки. Дети стихли.
— Давайте так, ребята: первое звено будет готовить грабли, второе — вилы, третье пусть приведет в порядок кнуты… Или нет… Третье звено, чего вы хотите?
— Пасти коней!
— Ладно, сегодня третье звено пасет коней.
Она потерла рукой лоб, точно что-то припоминая.
— А четвертое звено обойдет хутор и напомнит женщинам о сегодняшнем собрании.
Прыгая, как жеребята, впервые выпущенные на волю, дети бросились в разные стороны. Третье звено побежало в комнезамовский двор.
Вова, сын Калмена Зогота, кричал оттуда:
— Иоська! Где Иоська?
Иоськи не было. Он еще раньше незаметно отошел от ребят и, огорченный, обиженный, убежал домой.
С выгона возвращалось стадо. Солнце уже скрылось за курганами. Смеркалось.
Хома Траскун вылез из-под сваленной набок жатки.
— Ну, шабаш! Стадо вон идет.
Колхозники оглянулись. Никто не чувствовал усталости. Они знали, что сейчас на них смотрит весь хутор, и готовы были трудиться до поздней ночи.
— На сегодня хватит, кончаем, — повторил Хома.
Во дворах хозяйки доили коров, пахло парным молоком. Элька забежала к Хоме, выпила стакан молока и пошла искать Коплдунера.
Среди густых, осыпанных плодами ветвей стоял винный яблочный дух. Снизу пахло повядшим сеном, разбросанным по земле вокруг старых, корявых стволов.
Элька глубоко вздохнула, чувствуя, как с каждым вздохом ей становится легче и спокойнее. „Отсталый хуторок, — думала она. — Ну и что же! Районный комитет послал меня сюда, значит, доверяют, значит, верят, что справлюсь. И справлюсь! Первый узелок завязан, есть уже маленький коллектив, есть трактор. А там…“ Она зажмурила глаза, и перед ней, точно наяву, встали новые добротные дома, коровники и конюшни, заколыхалось бескрайнее поле пшеницы и заходили по всей степи могучие комбайны. Она даже услышала их гул. Ах, только бы поскорее это было!..