Степь зовет
Шрифт:
Элька радовалась неожиданной встрече. Хорошо, что доведется работать вместе с этим человеком. Его выступление на совещании понравилось ей.
— А где вы тогда работали? — спросил ее Синяков.
— Я училась.
— Вы впервые в нашем районе? Это трудный район. Кого здесь только нет… Украинцы, немцы, русские, греки, болгары, евреи… В общем, Ноев ковчег, и такая темнота, бескультурье! Вам, девушке, будет нелегко.
— Ничего. — Что-то ей не понравилось в его словах, но что именно, она не могла бы сказать.
— Как
— Не знаю, — сухо ответила Элька. — Ну, наверно, уже поздно. Я вас прошу, немного прикрутите лампу… Он не спеша подошел к лампе, прикрутил фитиль и, повернувшись спиной к Эльке, подождал, пока она разделась и легла, и снова заговорил:
— Вы и в самом деле уже собираетесь спать?
— Угу, — ответила она. — Все равно не уснете.
— Почему это?
— Вы не уснете, потому что вам здесь будет холодно. Возьмите у меня шубу.
— Нет, не надо. — Она натянула на себя одеяло. — Мне не холодно.
— Вы ведь лежите у самого окна. — Он взял свою шубу и направился к Эльке.
— Не надо! — Нахмурившись, она села в постели. — Ну, не надо…
— Разве вы не слышите, как завывает? — Он не сводил с нее глаз. — Позже станет еще холоднее…
— Ну ладно, — сказала она, — давайте сюда. Я сама укроюсь.
Она взяла у него из рук шубу и накинула на одеяло.
На дворе все сильнее кружила метель. Снег хлестал по окнам, будто хотел засыпать хату. В трубе протяжно завывал ветер.
— Слышите? Представляете себе, каково сейчас в степи? Я словно почувствовал, что вы заблудились, — ведь мог повернуть к другому хутору…
Синяков не отходил от топчана.
— Мне кажется, вам тоже пора ложиться…
— Вы не хотите разговаривать со мной? Какая вы неблагодарная! — проговорил он не то в шутку, не то всерьез.
— Я вас еще сумею отблагодарить. Вы ведь приедете к нам в Бурьяновку?… Кстати, вы давно оттуда? — пыталась она перевести разговор.
— Нет, на днях был. — И отошел к столу. Он, видно, обиделся. Эльке стало неприятно.
— Ну, так расскажите, что там.
Синяков достал из кармана жестяную коробку с махоркой и не спеша скрутил цигарку.
— Ну, я жду.
Синяков склеил языком цигарку, подошел к лампе, прибавил в ней огня и закурил.
— Погасить лампу? — спросил он, не оглядываясь.
— Нет, не надо,
Эльке снова вспомнилось совещание агрономов, успех, который тогда имело его выступление. И вот они встретились здесь, случайно… Это ей показалось забавным.
— Почему же вы молчите? Как там дела, в Бурьяновке?
— Вы ведь хотите спать…
— А вы как?
— Я не хочу.
— Ну, так рассказывайте, что там делается?
— В Бурьяновке? — Он задумался. — Дела неважные. Это один из самых отсталых колхозов у нас. Вам будет трудновато. Туда уже посылали девушку,
— Провалилась? — сдержанно переспросила Элька. — Вы эту девушку знали?
— Нет, я только слышал о ней. Мне рассказывали…
— Что вы слышали о ней? — Элька не могла сдержать улыбки.
Он посмотрел на нее и вдруг догадался, что это она и есть.
Когда Элька подтвердила, Синяков обратил все в шутку:
— Видите, как я вас разыграл? Значит, вместе будем работать?… Теперь вам будет легче, чем тогда.
То, что эта Руднер едет в Бурьяновку, ему совсем не нравилось. Ее там помнят. Видно, она неглупая, а главное — знает дело, сельское хозяйство.
— О, я очень рад! — вслух сказал Синяков. — Это чудесно, что вы туда едете! Там нужен сильный работник. Надеюсь, что мы с вами чего-нибудь добьемся, двинем колхоз вперед. Непременно! Жаль только, что мне нужно на несколько дней съездить в Харьков.
— А я как раз из Харькова. Вы слышали? Там раскрыли вредительство…
— Где? — У Синякова замерло сердце.
— На элеваторе, неподалеку от Харькова.
— Откуда вы знаете? — Синяков старался сохранить спокойствие.
— Я читала в газете.
— Та-ак. — Он минуту помолчал, а потом спокойно заговорил: — Я не понимаю: что они могли там сделать?
— Как что? Они сгноили хлеб, чтобы вызвать недовольство. Десятки тысяч тонн зерна сгнило.
— Как это страшно! — вздрогнул он. — В нашей стране еще есть такие подлецы! Трудно поверить… Какие негодяи!.. Вы сами читали? — Синяков беспокойно заходил по комнате. — Ну и подлецы! Ну и мерзавцы!.. Вот и получается, что народ строит, трудится, не жалея сил, а эти выродки все губят… Змеи подколодные! Задушить их мало!
— А вы думаете, их по головке погладят? Наверно, расстреляют.
— В самом деле расстреляют? — Синяков почувствовал, что у него мурашки забегали по спине…
Они еще немного поговорили, пока Элька не задремала.
Метель бушевала, билась в окно, словно хотела ворваться в эту тепло натопленную комнату. Элька закуталась получше, укрылась шубой и сразу уснула. Синяков стоял у стола и прищуренными глазами смотрел на нее.
«На элеваторе раскрыли… И как это они до всего докапываются? Не провалился ли „Рыжий“? Черт его знает… Что теперь делать — ехать, не ехать?»
Синяков дрожащими пальцами скрутил толстую цигарку.
«Расстреляют, — сказала эта девка». Синяков чиркнул спичкой и несколько раз подряд глубоко затянулся. Он вдруг почувствовал, что ему все опротивело. Он смертельно устал. И от этого ежечасного страха и от бессильной ненависти. Забраться бы куда-нибудь далеко-далеко, где нет ни живой души, выкопать берлогу и укрыться в ней. Он отгородил бы свою берлогу глубоким рвом, завел бы собак — трех, четырех, десяток разных пород, — никто тогда к нему не подступился бы, ни один человек…