Степь зовет
Шрифт:
— Будто получше. Рая к нему ездила недавно вместе с Хомой. — Калмен натянул вожжи. — И все это из-за той истории с амбаром. Точит она его… Н-но! — Калмен почмокал языком и поднял кнут.
— А знаете, дядя Калмен, я уверена, что Хонця ни в чем не виноват.
— Что тут можно сказать? Ключи от амбара были не у меня и не у тебя. Человек он вроде честный. Но… сорок пудов все-таки сгинули.
Сани быстро покатились вниз, скрипя полозьями. Эльке стало жалко Хонцю, и у нее пропала охота продолжать разговор с Зоготом. «Надо будет обязательно зайти к Рае, — может, помощь ей нужна».
Между
— Смотри, что там надвигается из-за горы, — он показал Эльке на почерневшее небо. — Н-но, н-но! Видишь, что делается?
Лошади запрядали ушами, заметались и потом совсем стали, словно почуяв недоброе.
— Н-но, н-но! — Калмен размахивал кнутом. — Вот напасть!
— Сколько еще осталось до Святодуховки? — Элька слегка привстала на санях и наклонилась к Калмену.
— Кто знает… Верст семь-восемь. — Он посмотрел на небо. — В хорошую погоду рукой подать, а в плохую словно она за тридевять земель.
Они проехали еще с полверсты и только успели забраться на вершину холма, как поднялся сильный еетер. Низко нависшее небо совсем почернело. Калмен понукал лошадей, размахивал кнутом, но лошади еле плелись.
Элька несколько раз окликала Калмена, а он ей не отвечал. Наверно, не слышал. Ветер рвал у нее с головы платок, хлестал мокрым снегом прямо в лицо.
Метель все усиливалась, ничего уже нельзя было разглядеть.
Сани вдруг остановились.
Элька потянула Калмена за рукав.
— Что случилось?
— Дорогу замело.
Они еле выбрались из занесенных снегом саней, потоптались в темноте возле лошадей.
— Мы заблудились… — Калмен Зогот дрожал от холода, ветер относил слова куда-то в сторону. — Мы сбились с дороги! — Калмен силился перекричать ветер. — Мы заблудились!
Элька зорко вглядывалась в темноту, не мигнет ли где-нибудь огонек. Но вокруг был такой туман, что даже лошадей с трудом можно было различить.
Холод пробирал до костей. Элька свернула немного в сторону. «Мы же совсем недавно сбились, — думала она. — Дорога где-нибудь поблизости…»
Элька пробиралась через сугробы; ветер валил с ног, огромная бурка давила своей тяжестью. «Главное — не падать духом. — Элька подбадривала себя. — Если мы даже не найдем дороги, ничего страшного. До рассвета осталось не больше десяти — одиннадцати часов. Только бы лошади не замерзли… Мы их распряжем и будем водить вокруг саней».
В памяти вдруг всплыл случай, который произошел у них на хуторе много лет назад, когда она еще была ребенком.
У соседей справляли свадьбу. Пили, гуляли, музыканты играли. Дом ходуном ходил.
После полуночи молодые поехали на санях в Санжаровку, к родителям жениха. По дороге их захватил буран. Лошади сбились с пути. Возница был навеселе и не заметил, что лошади, гонимые ветром, кружат по степи. Сделав круг, они каждый раз возвращались на то же самое место, принимая проложенную ими тропку за объезженный шлях. К утру в санях, на сене, лежали замерзшие трупы молодых и возницы. А лошади все еще волочили сани по объезженному, широкому кругу…
«Почему я вдруг вспомнила об этом? — подумала Элька и, согнувшись, плотнее запахнула на себе бурку. — Неужели не найдем дороги? Неужели Святодуховка осталась
Элька выкарабкалась из сугроба и кликнула Калмена.
В сани Элька больше не садилась. Нагнув голову, она шла навстречу метели, стараясь не терять дорогу.
За ней плелись сани с тяжелой поклажей. Калмен Зогот хриплым голосом понукал лошадей и все упрекал себя:
«Черт меня дернул ехать… Что теперь делать? Так недолго и лошадей погубить. Только этого не хватает…
Поди знай, что поднимется такой буран… Света белого не видно…»
Эльке показалось, что Святодуховка уже близко, и она пошла быстрее. Но вскоре у нее перехватило дыхание, и ома повернулась спиной к ветру, чтобы немного передохнуть. Усталая, продрогшая, Элька поджидала сани.
«Куда же девался Калмен?» Девушка встревоженно всматривалась в беснующуюся белую пелену, кричала, аукала. Калмен не отзывался. Элька повернула обратно.
Вокруг в каком-то неистовстве кружила метель, свистела на разные лады.
Тройка молодых лошадей неслась дружной рысью. Поезд на Харьков отправлялся из Гуляйполя ночью, и Синяков, выехавший из Успеновки под вечер, рассчитывал, что приедет даже загодя. К тому же небо как будто прояснилось и ветер, бушевавший весь день, утихал. Закутавшись поплотнее в бурку, он подсчитывал, сколько хлеба осталось в степи под снегом, сколько — в плохо обмолоченных скирдах. Подсчитав, в скольких колхозах в ближайшие дни кончится корм для скота, он совсем повеселел. Да, проделана большая работа, в этом не могло быть сомнения. «Хозяин» его, Синякова, похвалит… И ему уже не терпелось поскорей попасть в Харьков.
Но погода постепенно стала портиться. С земли поднималась снежная пыль. Снег теперь бил прямо в лицо. А когда миновали Святодуховку, завыл ветер. Впереди, в снежном вихре, ничего не было видно. Лошади захрапели, встали на дыбы. Было ясно, что до Гуляйполя сегодня не добраться, и Синяков велел вознице поворачивать обратно к Святодуховке.
Калмен не отзывался. Элька чувствовала, что силы ее иссякают. Вот-вот ветер повалит ее в сугроб, и тогда она уже не выберется. Вдруг где-то совсем рядом послышался человеческий голос. Может, это ей показалось? Но вскоре раздалось ржание лошадей, а потом мимо нее пронеслись сани.
— Стой, стой! — закричала Элька, испугавшись, что сани сейчас скроются.
На санях, видно, услышали ее и повернули обратно.
— Хто це там? — донесся приглушенный голос. — Нас занесло… Лошади стали…
— Чьи лошади? Откуда?
— Из Бурьяновки…
Синяков немного помолчал. «Ну их к черту, — подумал он, — пусть сдохнут здесь, как собаки». Он потуже стянул вокруг шеи башлык и хотел было крикнуть вознице, чтобы погонял, но тут же одумался. Возница все равно разболтает, и тогда не оберешься хлопот.