Степан Эрьзя
Шрифт:
Из Специи Степан перебрался в Леванто. Поблизости от своего дома Амфитеатров снял помещение под мастерскую. В первое время на новом месте Степан работал мало. За всю осень сделал всего лишь одну скульптурную группу «Мальчика с собакой», для которой ему позировал сынишка Амфитеатрова.
Под влиянием нового друга, писателя и публициста, Степан постепенно пристрастился к чтению. Александр Валентинович, большой любитель истории, особенно античной, посоветовал прочитать несколько книг, среди которых были романы Сенкевича «Камо грядеши» и самого Амфитеатрова «Зверь из бездны». Степана увлек образ Агриппины, матери римского императора Нерона, и он захотел воплотить его в мраморе —
— Вы, Степан Дмитриевич, становитесь не только известным, но и модным,— шутил Александр Валентинович.
— Известным куда ни шло, а модным быть не хочу. Мода — вещь преходящая, — отвечал Степан, оставаясь по-прежнему равнодушным к своей славе.
В благодарность за гостеприимство Степан сделал в мраморе портрет жены Амфитеатрова и его сына. Кроме того, за зиму сделал еще несколько скульптурных портретов по заказу. Все это время он не переставал ждать вестей из далекого Алатыря. Возвращение на родину стало для него единственной целью. Слишком долго он находился вдалеке от нее. Это уже начало сказываться, он чувствовал, и на его творчестве. Тот духовный запас, которым он был заряжен, уезжая из Москвы, давно иссяк. Об этом ему не раз намекал и Амфитеатров, говоря, что родина для художника или писателя — лучший источник творческого вдохновения.
Мир в то время находился в напряженном состоянии. При всей видимости общественного покоя и тишины чувствовалось приближение мировой грозы. Амфитеатров советовал Степану поторопиться с отъездом в Россию, если он вообще собирается туда возвращаться.
— В случае чего, как бы мы с вами, Степан Дмитриевич, не оказались здесь интернированными, — говорил он скульптору.
— Вы считаете, что Россия будет воевать с Италией? Какого черта русским тут надо? У нас своей земли некуда девать, — рассуждал Степан.
— Россия с Италией непосредственно воевать не будет, но они могут оказаться союзницами противников...
Но Степану не хотелось трогаться с места, пока не прояснится обстановка в Алатыре. Он опасался ехать на родину без шансов надежно обосноваться где-либо. Довольно мыкаться по свету без пристанища. Об этом он и сказал Амфитеатрову.
— Неужели вы думаете сидеть в алатырской глухомани? Вас обязательно потянет в Петербург или в Москву! — поднял тот его на смех.
— Живем же мы с вами в Леванто, а чем здесь лучше Алатыря?
— Здесь мы не живем, а находимся временно. В России все будет обстоять иначе!..
Долгожданное письмо пришло в конце зимы, когда Степан уже потерял всякую надежду получить его. Оно было переслано из Парижа мадам Фарман. Значит, в Алатыре не получили ни одного письма, посланного из Италии. Письмо заключало в себе официальное приглашение алатырской городской думы приехать и лично наблюдать за постройкой здания, предназначенного для размещения скульптурных работ Эрьзи. Это было неизмеримо больше того, что ожидал Степан. В тот же день он дал ответную телеграмму о немедленном выезде в Россию.
В Леванто у Степана имелся большой запас мрамора, привезенного из Каррары. Он не стал ждать, пока его отправят в Россию, ему показалось, что на это уйдет слишком много времени, и попросил
Кое-как собравшись, Степан выехал в Милан, чтобы затем следовать дальше. Из вещей взял с собой только чемодан с одеждой и скульптурным инструментом и мраморную головку Марты. Все скульптуры, созданные за зиму, оставил в Леванто на попечении Амфитеатрова. Тот написал ему несколько рекомендательных писем в Петербург — Кони, Венгерову и другим.
В Милане Степан задержался не более суток — встретился и попрощался с Уголино, который был искренне рад, что для скульптора кончились наконец годы лишений и странствий. Он построит у себя в родном городе дом-музей, организует постоянную выставку своих скульптур и будет работать, работать. А насчет мрамора и оставшихся в Леванто вещей пусть не беспокоится, он сам, Уголино, поедет туда и проследит за их отправкой...
Далее Степан проследовал в Париж. Здесь у него были кое-какие дела. В Соо оставались «Осужденный» и «Распятый Христос», кроме того, много мелких скульптур и эскизных работ. Надо было попросить мадам Фарман отправить все это по возможности в Россию к нему в Алатырь.
Степан не удержался, чтобы не расспросить мадам о замужестве Марты.
— О, мосье Стефан, после вашего отъезда она сразу заимела славу богатой невесты. За ней тут столько увивалось женихов, что бедняжка не выдержала и отдала одному из них руку и деньги, которые у нее были, — рассказывала мадам, улыбаясь.
Степан крякнул. Ему все это было неприятно слышать.
— Женихи — народ алчный, им нужна рука только с приданым, — продолжала она. — Не вините ее, ей так хотелось устроить свою жизнь. На вас она, мосье, не надеялась, вы все равно бы на ней не женились. Вы никогда ни на ком не женитесь.
— Откуда вы знаете? — удивился Степан.
— Мне ли не знать душу художника.
Часть третья
«СКУЛЬПТУРА — ЖИЗНЬ МОЯ»
В Петербург Степан прибыл в пасмурный и дождливый день. С Финского залива дул сырой пронизывающий ветер. На мостовых стояли огромные мутные лужи. От серых домов веяло холодом. Раньше он никогда не бывал в Петербурге, и город показался ему непривычным и чужим. С вокзала он поехал в гостиницу, но, разговорившись по дороге с извозчиком, решил снять по его совету меблированную комнату на Васильевском острове. Цена за жилье показалась довольно сходной. Это хорошо, что он сразу устроится по-настоящему, будет время осмотреться, познакомиться кое с кем, а затем войти в столичный круг художников.
В день приезда Степан сходил в баню, помылся, попарился. Остаток дня провел у себя в комнате, поглядывая сквозь окно на низкое мутно-серое небо. Комната его находилась на третьем этаже огромного мрачного дома, два окна ее смотрели во двор, квадратный и глубокий, точно грязный колодец. Весь вечер Степана угнетали непонятная грусть и тоска, а тут еще непривычно длинные сумерки, тянувшиеся почти до самой полуночи...
Утром следующего дня опять шел дождь. Но Степан все же решил пройтись по городу: надо было отдать письма Амфитеатрова, да и не сидеть же целый день в ожидании, пока прояснится. Позавтракав в ближайшем трактире, он взял извозчика и поехал сначала к Венгерову.