Степная дорога
Шрифт:
Страшно закричала шаманка, затрясла головой, руками. Загремели на запястьях браслеты, увешанные бубенцами, зашумели в волосах фигурки духов и богов, словно вторили ее отчаянному крику своими бесплотными голосами.
Но тонуло и вязло все в назойливом громе неравного боя.
Чаха видела, как падают, сраженными, один за другим защитники племени. Юноши, покинувшие свой род и прибившиеся к Ариху. Верные его друзья и товарищи, высокомерные, как и подобает молодым воинам, но честные и прямые. О, стань Арих настоящим вождем, добейся он могущества, о котором грезил воспаленными ночами, – многие из них, наверное, начали бы вязать козни против
Но – не успели. Пали молодыми, незапятнанными ни изменой, ни даже помыслами об измене. Нечего было еще делить в племени Ариха. Ни богатства, ни славы, ни силы воинской не успели накопить.
И вдруг словно толкнуло что-то шаманку, и она обернулась.
– Вот ты, – прошептала она. – Здравствуй, Незваная…
Она увидела того, кому суждено было убить ее. Она заметила его сразу, выхватив взглядом из толпы бегущих к ее шатру воинов.
Он был таким же, как и остальные: покрытый потом и пылью, с оскаленным ртом и прищуренными глазами. Его одежда была забрызгана кровью, сабля в руке горела и казалась живой. Он бежал среди прочих. Длинные, смазанные салом волосы, были заплетены у висков в тонкие косы и уложены вокруг ушей, как бараньи рога.
Чаха залюбовалась им. Мир словно замедлил вокруг шаманки движение. Каждый шаг казался теперь плавным и тягучим, каждый прыжок – бесконечным. Минуты жизни Чахи истекали медленно, точно мед.
Вот убийца уже возле шатра.
Чаха приветственно раскинула руки в сторону и запрокинула назад голову. Миг – и ее светлые глаза встретились с бешеными черными глазами убийцы.
– Здравствуй! – сказала шаманка.
И тонкая полоска стали вошла в ее грудь, и стало ей очень холодно – так холодно, словно она вдруг оказалась высоко в ночном небе, среди пылающих ледяным огнем серебряных звезд.
Пала ночь. Догорая, тлели костры, чье пламя пожрало немногочисленный скарб и оставленное венутами добро истребленного племени. На темной земле красноватые плеши углей, по которым пробегал еще жар, казались язвами, пятнающими кожу больного.
Приглушенно звучали голоса. Венуты свершили свое мщение и собирались уходить. Они не нашли среди убитых невесты Старика и не вернули себе похищенных сокровищ. Возможно, святотатцы вообще не привезли девушку в становище, а ее приданое зарыли в степи или отдали Старику уже от собственного имени.
Шаман венутов Тэбе без сил лежал на земле, раскинув руки, и глядел прямо в небо. Оно, казалось, надвинулось на него и было теперь совсем близко. Жар прожитого дня уходил из тела шамана в остывающую землю.
Дело было сделано. Святотатцы уничтожены. Простит ли теперь Старик проклятое им некогда племя?
Ответа не было. Безмолвное черное небо кололо глаза острыми лучами звезд. Луны не было – она взойдет позднее. Восточный край горизонта уже еле заметно засветился белым в ожидании ее явления.
Невыносимая тяжесть сдавила грудь шамана. Что это было? Неужели воспоминание о двух молодых девушках – наверное, сестрах – которые встретили его с кинжалами, сжатыми тонкими пальцами, и которых он зарубил одним взмахом сабли? Два тоненьких тела упали, точно два подрубленных деревца…
– Тэбе! – произнес негромкий голос.
Шаман вздрогнул. Голос принадлежал женщине. Низкий, глуховатый, он казался странно волнующим, словно сулил какие-то неслыханные наслаждения.
Первая мысль шамана была самой верной: с ним говорил дух-обольститель, способный довести до безумия и погубить любого мужчину,
– Кто ты? – выговорил он немеющими губами.
– Чаха! – был ответ. – Чаха!
Только дух мог вот так прямо, в глаза, назвать свое имя. Только дух, уверенный в своем превосходстве над человеком.
– Ты не боишься дать мне в руки свое имя, Чаха? – спросил шаман, едва ворочая языком. Сейчас он чувствовал себя совершенно разбитым, как после ночной попойки.
– А кто тебя боится, Тэбе? – Невидимая женщина засмеялась. Было в ее смехе что-то неудержимо притягательное. И в то же время краем сознания Тэбе понимал, что она над ним насмехается.
Он слегка приподнялся на земле.
– Покажись, если ты такая храбрая! – велел он. И добавил: – Заклинаю тебя именем твоим, Чаха!
– Ах-ах! – расхохоталась Чаха. – "Заклинаю тебя именем твоим, Тэбе!" – передразнила она его, и он почувствовал, как напрягается все его мужское естество в ответ на этот странный зов.
– Что ты делаешь со мной? – простонал он еле слышно.
В этот момент какую-то еще неразличимую фигуру перед шаманом окутало серебристым сиянием. Точно тысячи звездочек проносились в белом тумане, взлетая то вверх, то вниз, то вдруг закручиваясь вихрем. А затем белый, пронизанный светом туман расступился, и оттуда вышла крохотная женщина в одежде шаманки. Она была точь-в-точь похожа на Чаху, какой та была при жизни: те же пять кос, те же пристальные светлые глаза, те же сухие, всегда поджатые губы и надменно раздутые крылья носа. Но теперь Чаха странным, чудесным образом изменилась. Ее крошечное тело излучало непобедимую женственность. Каждое ее движение влекло и манило, а заглянув в ее глаза, шаман понял, что пропал навсегда: без этой женщины, без ласки ее маленьких ладоней, выкрашенных красной краской, без ее грудного голоса не жить ему на этой земле ни дня, ни часа, ни минуты. До восхода луны не дожить ему, не прикоснувшись губами к ее изогнутому, как степной лук, рту.
– Что ты делаешь со мной… – прошептал он, слабея.
– Я теперь одного народа с моим мужем и сыном, – сказала Чаха, улыбаясь. – Счастье одело меня в платья из звездного света, радость сделала меня молодой… – Внезапно она нахмурилась и, приблизившись к Тэбе вплотную, толкнула его ногой, обутой в сапожок из мягкой желтоватой кожи. – Что ты делаешь здесь, на земле моего рода?
– Лежу… – пролепетал Тэбе.
– Тэбе! Тэбе! Ты убил здесь женщин и детей, ты привел орду и истребил молодых воинов… – Чаха покачала головой, и серебряные искры посыпались с ее волос. – Чего искал ты? Говори! – Она нахмурилась, ее лицо, столь прекрасное и желанное в глазах шамана вдруг сделалось грозным. – Говори!
– Я искал… о итуген, пощади меня! Я хотел, чтобы Старик простил мой народ…
– Нет вам прощенья вовеки! – закричала Чаха. – Смертями неповинных девушек хотели откупиться за обиду, а теперь пришли мстить тем, кто встал между вами и вашей жестокостью… Не будет вам ни прощенья, ни покоя! Страшной смертью умрете и вы, и дети ваши! А тебе, шаман, вовек не умирать – будешь ходить по земле и гнить заживо…
Тэбе потянул руки к Чахе, но та засмеялась и начала отступать, приплясывая, напевая и прищелкивая пальцами. Из ее ногтей вылетали тонкие полоски огня, монотонная мелодия звучала все громче, все более властно. Тэбе приподнялся, желая схватить ускользающее видение.