Стихи и эссе

Кристенсен Ингер

Торпедой

Торпедой вылетает рыба и бросает в-барабан-собравшееся тело в высоту – лечу ощущая добычу в своём рту сосу кровь червя выплёвывая ещё больше крови собственной самой себя добычи на все времена!

Мания

Нет ничего ни царства сна ни царства печали Идти и идти вдоль решётки балкона в пространстве без дома и без сада Пересчитать только красные прутья сосчитать до последнего Там царство смерти

Мне всегда думалось

Мне всегда

думалось что действительность это то чем становишься когда вырастешь На площади стоит Фата-Моргана с усталым выражением лица и кричит: утренние газеты! утренние газеты!

Душевный лепет

Душевный лепет ползёт на брюхе колодцы тонут дома блуждают леса расползаются по земле Я не хочу лепетать я не хочу ползать на брюхе. Я не хочу говорить о том что гибнет. Душевный лепет ползёт на брюхе через нас всех. Люди и животные уносятся отсюда водоворотом. Что если ты забыл то слово перед которым снова расступятся воды

Это очень странно

Это очень странно Всюду лежат птичьи яйца Наверное это какая-то ошибка они лежат слишком плотно друг к другу Мы не можем пройти Сдвинь их ещё плотнее Это невозможно допустить Нам нужно сдвинуться ещё плотнее друг к другу но любимый что же будет с ними со всеми этими яйцами лежащими повсюду что же будет повсюду с нами Наверное это какая-то ошибка

Как шиферно-серое море

Как шиферно-серое море витает мой по-зимнему сплющенный мозг в пространстве убегающий маяк вращает мои ухнувшие вниз глаза то что мы называли сушей это ближайшие звёзды

Увядший побег

Увядший побег впивается в мою зимне — окоченевшую ладонь несёт меня легко на своём шипе оранжевой крови ставит мой шрам мою кромешную ночь под сомнение распускает неувядающий семиугольный лист в моей душе

Моя в судороге рука

Моя в судороге рука моя отвага моя маленькая окоченевшая континентальным побережьем монологичная как ракета твёрже всё в ужасе я не двинусь с места прилети синяя птица не бойся я тебя не трону приложи своё глухое ухо к моему тупому пульсу ничего плохого я тебе уже не сделаю

Врастопырку

врастопырку враскоряку траченая но ещё не полностью утраченная серыми электродами будущего туго натянутая на пяльцы памяти на её побелевшие кончики пальцев я стою и бормочу что я хочу быть доброй

В животрепещущей точке рожденья

Прилив наважденье нож точка схожденья в животрепещущей точке рожденья в перспективе будущего я твоя угодница вижу приход твой жду крайнюю крайность когда ты обрушишься на невинный берег где живут единоверцы Приди маловерие которое верит что всё предсказуемо твоя всезнающая статистика несчастий в общем и целом вычислила …невычислимое и по большому счёту что случилось то и должно было случиться а то чего мы добились того и должны были в конце концов добиться ведь раньше или позже всё равно всё сойдётся а берег даже не брезжит Я веду себя спокойно на берегу поджидаю то что ты называешь судьбой валяюсь как старый раскрошившийся камень что до сих пор улыбается волнам О это набожное маловерие что верит будто я не скорчу рожу Под моей кожей ты уже поток и коварная ловушка ночью ненависть к моему собственному будущему и

желание самой стать ножом Я замерзаю Я замерзаю на берегу Я другая Я несу камень Ну-ка добудь из него воду но кто может околдовать себя кто может перепрыгнуть кто может швырнуть нож так что он просвистит мимо и волна больше не обрушится Я замерзаю Так оставь же пустые разговоры сложи слова вместе о невысказываемом как мне холодно и страшно и всё же я одариваю тебя лестью и ушами и глазами чтобы смотреть с непогрешимостью Так из всех берегов мы выберем тот что поближе искренне-фальшивую подделку как когда вскипает печаль и выбрасывает на берег обломки на что-то ещё годные и утопленники открывают свою жизнь: я эта животрепещущая точка рожденья

Сижу на ветке своего рассудка

Сижу на ветке своего рассудка пилю пилю ржавой грубой пилой оставшиеся с детства игрушки пилю пилю приходит зима спешите спешите усердные руки бросить меня бросить меня к себе самой

Я

А man and a woman Are one, A man and a woman and a blackbird Are one [5] . Закутанная в перья слиянность Ты и крыло чёрного дрозда Поющее украшение вечернего дерева Прибежище мужчины в птице Ясновидение птицы в нём Бегство в природу О-сознание Я Это тот кто наблюдает Сумерки блаженства Мужчина и чёрный дрозд побеждены Инстинкт бездействует в обоих Пьют одним сердцем Поют одним клювом Редуты – крупным планом Я Это тот кто находится вне Ненастоящая боль Игра чёрного дрозда и твой голос Эхо взаимоотношений и вечер Слушаю флейту мужчины воспринимаю язык птицы Зовущий Женщина ли я? Я Это тот кто открыт

5

«Мужчина и женщина / Одна плоть, / Мужчина и женщина и чёрный дрозд / Одна плоть» (Уоллес Стивен).

Мужские голоса

Мужские голоса в темноте – когда-то в храме — мужские голоса на солнце – я была тогда Кариатида номер девять — мужские голоса в парке – я была статуя обнажённая неприкосновенная и без иного зеркала нежели пальчики воздуха передавалась от мысли к мысли легко и приятно и без иной грусти нежели шелест листьев — мужские голоса в парке: зачем они разбудили меня?

Заговор

Бухта до боли синяя. Победа нам обеспечена. Каменные камни. Тебя тут нет.

Есть в слове «одна» привкус «почему»

Есть в слове «одна» привкус «почему» выцветшей в сердце стены почему дороги в сердце которой ты ехал ночи что лежала я у Леты в забытьи under the volcano [6] с содранной кожею плачу плюю на тебя издеваюсь и ненавижу тебя для чего петь дорогой мой пой для чего пламя глотать и думать если чёрные чернила в Лету текут гаснет огонь гаснет огонь

6

Имеется в виду знаменитый роман Малькольма Лаури «У подножия вулкана», 1947.

Наклон в мозгу

Наклон в мозгу хватаюсь за потолок в пустых домах Это изношенное до серости дерево принимает тело высасывает кровь Жди меня вечером я знаю что мы не дотянемся до. Приду.

Зрачок в который засасывает тебя

Зрачок в который засасывает тебя эти водовороты вызванные неровностями морского дна выпуклостями полуобнажённой девушки Просто зайди дальше в её мысли убери свой пистолет её тело это оружие То что вы направляете против себя вы направили в море а море-то видит видит