Стихи. Книга Пятая, Ильинский Олег Павлович

Стихи. Книга Пятая

1981 г.

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

ОЛЕГ ИЛЬИНСКИЙ. СТИХИ. КНИГА ПЯТАЯ (Нью-Йорк, 1981)

День

Присматривайся к профилю берёзы, Когда она глядит в лицо грозы, В рябой гранит вглядись у корневища, Под хвоей изойди янтарной бронзой, Лесному полдню и ручью последуй По каменистому его руслу. Скульптурный полдень летних облаков По хвойному плывёт конгломерату Певучих гор, по синему излому Лесной горы, как дух скользит, свиваясь Сквозная дымка — облако лесное На частый гребень камня и сосны. Лесной Олимп — престол лесного бога, Летучих серн тенистая обитель, Гранитный зуб, храни свою прохладу, Рябых дождей серебряное войско В долину брось и радугой гранёной Замкнув утёс, дроби их тёплый перл. Твой влажный плащ — как летняя гроза, Смолистой

бровью поведи, Юпитер, На горный склон в лиловых ядрах грома, Омой листву и обнови ручьи. В янтарных речках горная форель Свой корм дневной берет из рук Наяды, И туча с золотистыми краями Сияет, озираясь о стекло Лесной воды, и бродит Артемида И нимф пасет по рощам и опушкам, И ясные лесные божества Внизу стволов теснятся на закате. Шумя водой, проходит летний день. Скалистый дом на хвойной высоте Лесной Олимп покинула Афина, Ее полет прозрачнее пространства, И стайка снов клубится на ладони. 1978

Городской пейзаж с грозой

Светофор и карниз рококо — Два лица — непохожие братья, И прозрачное время в квадрате Между ними струится легко. Две эпохи в игре световой, Два потока, две маски в испуге — Этот город, тугой, как скульптура Дик жасмином и влажен листвой. Шум деревьев и шум площадей, И страница газеты и шорох Парусины и сотня людей, Задержавшихся у светофора. Город стёкла заляпал дождём, Побежал мимо окон, прищурясь, Чиркнул тучи алмазным ножом И румянцем прошёл по скульптуре. Рококо потонуло в грозе, В шорох веток, смеясь, погрузилось, И цвела у киоска газет, Расплываясь, медуза бензина. Разноцветные пяля глаза, Плыл фонарь, словно лодочка, хрупок Рококо, светофор и гроза — Трёх стихий круговая порука. 1974

Летние строфы

И любые палитры превысив, Синей дымки хлебнувши вдали, Чтоб холстов не искал живописец, Все холсты нам под окна пришли. Там душистый горошек Шекспира, Там индейский, гортанный пароль, Древний ствол баснословного мира, Оссиан под дубовой корой. Стережёт голубая свобода На уступе — коронку цветка, И бочонок домашнего мёда Продаётся под дубом с лотка. На краю зарастающих просек, Низвергаясь, как синий дракон, Бронебойная молния косит Половину ствола под уклон. Так кончается август и отпуск Превращается в область легенд, Поселяется вечная лёгкость В лабиринте его стратегем. 1976

Планирую с откоса

Подо мной — каменистый карниз, Надо мной — разноцветный угольник, Я на кожаных лямках повис, Рассекая пространство тугое. Что такое упорство? Полёт, Детский бред, обернувшийся страстью? Нарастает, шумит и поет Голубая резина пространства. Я стихиям представлен на суд, Я с пространством сейчас в поединке, Поднимают меня и несут Голубые столбы-невидимки. Там, в долине — деревня. Рябой Лоб утёса изломом показан. Что такое вниманье? Бинокль, Мне навстречу сверкнувший алмазом. Я над речкой прошёл. Миновал Нотный стан проводов телефона, В стороне от меня перевал На лесистый карабкался конус. Инстинктивное чувство руля, Острый парус с подвешенной ношей. Отступила стихия. Земля Напряжённые лижет подошвы. Не опасно. Хоть ельник и дик, Благосклонны лесистые кручи. Я спущусь и под острый кадык Лимонад заливаю шипучий. 1974

Балет

Стихия-школьница, цветных мелков сестра, Богиня парадокса и сюрприза, Рождённая из росчерка пера Снов рукодельница и пленница эскиза. Лукавая, как профиль на полях, На грани мысли и на грани танца, В орбите света. Твой поющий взгляд Навеки должен в памяти остаться. Он станет опытом, покуда — безымянным, Он станет музыкой — покуда — между строк, Тебя ведь, как стихи, припоминают, У этой памяти — огромный срок. Живая щедрость шуток и затей — От глаз её никто не застрахован, Когда из них бушует светотень, Прикрытая штриховкой тёмной хвои. Посередине светлого кольца, Творя непостоянные объёмы, Ты в них не раскрывалась до конца, Зато

во сне проста была, как дома. 1975

Идиллия

Лукавой нимфою иль деревенской дурой, Природой утренней, прелестною натурой, Свежо-тенистою тропинкою лесной, Росой под листьями, перетерпевшей зной. Ручьем сверкающим на каменном пороге, Двумя берёзами у полевой дороги Пусть будет лето нам. И пусть его пейзаж Янтарным пламенем украсит вечер наш. Вот утро первое (с рассветом мы встаём) Как бы пронизано зелёным хрусталём, Как бы озвучено чириканьем и свистом И как бы влагою омыто серебристой. Те дни — как персики — пушисты и румяны: Откосы горные, лесистые поляны Ласкают зренье нам, прохладу нам дают, Под каждым деревом готовят нам уют. И нет наивностей пленительней и краше, Чем эти наши дни и разговоры наши. И плеск воды в камнях, и тёмный мох на них, Когда купаемся в лесной купальне нимф. И тычется в кусты испуганная телка, И старый дуб стоит на выгибе просёлка, Покуда светотень, клубясь, меняет лица, Античной свежестью листва его струится. 1977

Утро в июне

Летним утром в кружке подсвечника холодеет свечной огарок, А июнь — травянисто ярок. Ветки сами себя рисуют, акварелью слегка подцвечивая, И выходят домам навстречу. Это мир, это — быт, устойчиво угнездившийся возле парка, Там девчонка живёт, дикарка, По соседству с рухнувшим деревом, догнивающим на опушке. Дно оврага горит веснушками. К воркованью лесного голубя Прислушиваются комнаты, И тропинка головоломная Уводит от книжной полки. Тишина почтовой страницы, Лиловеющий бег чернил, И на серые половицы Ясень тень свою уронил. Что взойдёт на почтовой бумаге, Голубоватой, как тени в комнатах, Может, голубь лесной в овраге Навеки себя запомнит, Или утренний этот огарок И зелёные эти окна Неожиданно, как подарок, В стих войдут, на листе просохнут. Будут летнее утро славить, А потом назовутся память? 1968

Музыка

И вот, казалось, музыка застыла И схлынула, как бы войдя в кристалл, На апогее звуковой стихии Готическим цветком поющий контур стал. И в сердцевине музыкальной розы, Смычком исторгнутой из мглы первостихий В замену музыки какой-то райский воздух Раскатом вечности касается щеки. 1975

Индия в Нью-Йорке

Вот кварталов синие прогалины, Синеватое движенье улиц, Мост подвешен над туманным Гангом, И на нём фонарики проснулись. Люди эти — луны светлокожие, Друг на друга, как бобы, похожие. Все спешат — и всем наверно — страшно, Вот мелькают люди и толкутся, А меня ведёт клочок бумажки — У меня — приятель из Калькутты. Он — рабочий на текстильной фабрике, У себя хотел меня оставить… Ночь идёт — хрустальная красавица, Закрывается хрустальным сари. Берег Ганга — он хорош на зависть, Мимо ходят барки-плоскодонки. Ганг — всё тот же. Только мне сказали — У него название другое. Здешний Ганг — боксёр-американец, Он мосты таскает и буксиры, И на нём фонарики сверкают, И его фонарики — красивы. Плещется в воде иллюминация, Звёзды Кришны с фонарями путая — Я ходил сегодня наниматься: Всё искал парнишку из Калькутты. Всё ходил, надеялся на чудо, Всю неделю по конторам рыскал, А потом, стремительный, как джудо, Синий дождь размыл мою записку. 1974

Школьный трамвай

На школьных стёклах — туча грозовая, Но в голосах экзаменов весна, И майское чириканье трамвая В сырой листве мелькает, как блесна. Приходит мысль об импрессионисте Покуда запевает колесо, Пока в вагон одним ударом кисти Сияющее вписано лицо. И словно краской, наливаясь счастьем И будущим сверкая наяву, Она Авророй рдеет на площадке, Она, как гром, проходит сквозь листву. Она живёт вчера, сегодня, завтра И в кубике трамвайного стекла Звучит палитрой школьного азарта На апогее сильного крыла. Но в школе ничего не понимая В стихийности своих перипетий, К. румяным стёклам школьного трамвая Мы молнию подносим, как фитиль. 1980

1 2 3 4 5 6 7-15