Стихи. (В переводах разных авторов)

Йейтс Уильям Батлер

They knew him: his changed body was

Tall, proud and ruddy, and light wings

Were hovering over the harp-strings

That Edain, Midhir's wife, had wove

In the hid place, being crazed by love.

What shall I call them? fish that swim,

Scale rubbing scale where light is dim

By a broad water-lily leaf;

Or mice in the one wheaten sheaf

Forgotten at the threshing-place;

Or birds lost in the one clear space

Of morning light in a dim sky;

Or, it may be, the eyelids of one eye,

Or the door-pillars of one house,

Or two sweet blossoming apple-boughs

That have one shadow on the ground;

Or the two strings that made one sound

Where that wise harper's finger ran.

For this young girl and this young man

Have happiness without an end,

Because they have made so good a friend.

They know all wonders, for they pass

The towery gates of Gorias,

And Findrias and Falias,

And long-forgotten Murias,

Among the giant kings whose hoard,

Cauldron and spear and stone and sword,

Was robbed before earth gave the wheat;

Wandering from broken street to street

They come where some huge watcher is,

And tremble with their love and kiss.

They know undying things, for they

Wander where earth withers away,

Though nothing troubles the great streams

But light from the pale stars, and gleams

From the holy orchards, where there is none

But fruit that is of precious stone,

Or apples of the sun and moon.

What were our praise to them? They eat

Quiet's wild heart, like daily meat;

Who when night thickens are afloat

On dappled skins in a glass boat,

Far out under a windless sky;

While over them birds of Aengus fly,

And over the tiller and the prow,

And waving white wings to and fro

Awaken wanderings of light air

To stir their coverlet and their hair.

And poets found, old writers say,

A yew tree where his body lay;

But a wild apple hid the grass

With its sweet blossom where hers was,

And being in good heart, because

A better time had come again

After the deaths of many men,

And that long fighting at the ford,

They wrote on tablets of thin board,

Made of the apple and the yew,

All the love stories that they knew.

Let rush and bird cry out their fill

Of the harper's daughter if they will,

Beloved, I am not afraid of her.

She is not wiser nor lovelier,

And you are more high of heart than she,

For all her wanderings over-sea;

But I'd have bird and rush forget

Those other two; for never yet

Has lover lived, but longed to wive

Like them that are no more alive.

Два

короля

Король Эохайд с закатом солнца въехал в лес

От Тары к западу. Спешил он к королеве

И далеко опередил бойцов усталых,

Что, погоняя скот, плелись через болото.

И где сквозь ветви бука сплелся свет зеленый

С голубизной плюща, увидел он оленя

Белее творога, с глазами цвета моря.

Заметив, что стоит он поперек тропы

И пядей росту в нем поболе, чем в оленях,

Король застыл, разинув рот и сжав поводья, -

Но снова в бег пустил дрожащего коня.

Наперерез олень помчал, склонив рога,

И бок коню вспорол. Король Эохайд отпрянул,

И выхватил свой меч, и острие нацелил

Против оленя. Рог, ударившись о сталь,

Вдруг зазвенел, как будто был из серебра, -

О сладостный на слух, волшебный, грозный звон!

Скрестились рог и меч, в борьбе тесня друг друга,

Как если бы сошлись олень с единорогом

В бою средь африканских Лунных гор.

Но наконец рога двойные, вспять подавшись,

С размаху под одним ударили, пронзив

Коню живот. Король Эохайд отбросил меч

И, обхватив рога могучими руками,

Глазами впился в глаз зеленый, как волна.

Так в пешей схватке взад-вперед они топтались,

Покуда вся земля вокруг не сбилась в топь.

Сошлось с бедром проворным мощное бедро,

А руки, что в себя вобрали силу мира, -

С копытом и ветвистым рогом, быстроту

Впитавшими из тонкой пустоши воздушной.

И сквозь кустарник, по корням, плющом увитым,

Ломились, искры высекая из камней,

Под крики птиц в листве и стрекотанье белки.

Но наконец король к стволу большого бука

Притиснув жесткий бок, оленя повалил

И, на колени встав, занес кинжал. И тотчас

Олень исчез, как тень, бесследно; только крик -

Как скорбный стон того, кто горестно кричит,

Навек с немыслимым сокровищем расставшись, -

Блуждал в голубизне и зелени листвы

И вился ввысь, в полете распадаясь,

Пока не стало все как тень или виденье, -

Когда б не топь вокруг, когда б не лужа крови

И конь растерзанный.

Король Эохайд бежал

До самой Тары, не переводя дыханья,