Стихи. (В переводах разных авторов)
Шрифт:
Помчались вновь равниною безбрежной.
И раковина, кольцами свиваясь,
Дремала в бесконечной тишине
И грезила о собственных извивах,
О золотых и синих переливах,
Сияя мягким светом в глубине.
Но вот подул прибрежный легкий ветер,
И пение звучало все ясней
Дыханием тускнеющего света,
Напевом умирающих огней.
И конь ему навстречу побежал
И над безлюдной пустошью заржал;
Как пальцы черные, деревьев
Повсюду поднялся из теплых вод,
И ветви непрерывно трепетали,
Как будто время мерно отбивали,
Следя за тем, как солнце наклонилось,
И песни леса тихо напевали.
И время наших странствий завершилось.
И, к берегу подъехав, мы узнали
Причину этих трепетов веселых -
То меж деревьев стайки птиц порхали
И на ветвях роились, будто пчелы;
И сотни птиц стояли у воды, -
Как будто капли радуги застыли, -
И, красотою собственной горды,
Смотрелись в гладь зеркального залива,
И заливались щебетом счастливым,
И с пурпурною глубью говорили;
Изогнутые дивно корабли,
Качаясь на волнах, проплыли мимо,
Украшены фигурами резными, -
Выпь, горностай и лебеди вдали
Ликующие, гордые прошли;
И там, где лес и воды повстречались,
Мы привязали жеребца гнедого,
И губы Ниав трижды извлекли
Веселый звук серебряного рога.
И мы в ответ услышали шуршанье:
Из дикой чащи, из листвы густой
К нам юноши и девы приближались;
И видели мы веток колыханье;
Они бежали радостной толпой
На зов, и нежно за руки держались,
И пели, дивно пели без конца;
Из шелка золотого одеянья
Сияли оперением румяным,
И светел был молочный цвет лица;
А мой дорожный плащ померк в пыли
Для смертных предназначенной земли.
Они его коснулись удивленно,
И смех звучал прибоем отдаленным.
Но Ниав с неожиданным страданьем
Насмешникам велела замолчать.
И юноши, и девы обернулись,
Склонившись, нежных рук ее коснулись
И стали неустанно целовать
Ее ладонь и кромку одеянья.
Она велела проводить нас в зал,
Где Энгус вечно спал и видел сны -
Волшебный сон до истеченья срока,
Когда погаснет в небе свет луны.
Нас повели по сумрачным дорогам,
Где каждый лист росинками дрожал,
Где с каждым часом на ползучих травах
Рождался новый пышный цвет кровавый.
И вновь нежданно нежный смех слетел
С их уст, и каждый песню вновь запел,
И темный лес в ответ им прошумел.
И голоса сливались гармонично
С гуденьем пчел над лугом земляничным
Восторженным
И дева та, что шла со мною рядом,
Серебряную арфу мне дала,
Струна на ней запела, как стрела,
И я запел о радости людской,
Но лица исказились от страданья.
Клянусь, о Патрик, бородой твоей,
Они рыдали! И один с тоской
Промолвил: “Нет печальнее созданья,
Чем этот смертный бард со странным взглядом!”
И вырвал арфу он из рук моих,
Пролил слезу над белою струной
И бросил прочь, в листву, где меж теней
Во тьме вода скопилась дождевая;
И прошептали все, над ней вздыхая:
“Покойся, арфа скорби, под луной,
Пока она меж звезд еще сияет!”
И вот в печали мы пришли туда,
Где в доме из лозы и глины красной
Дремал король, спокойный и прекрасный,
Рукою подбородок подпирая,
И жезл сверкал в другой его руке -
То алый блеск, то вспышка золотая,
То синий отсвет — словно налегке
Веселые резвились плясуны;
И юноши, и девы перед ним
Склонились и сквозь слезы умоляли,
И шепотом молитву повторяли,
И, наклоняясь, скипетр целовали.
И поднял скипетр он, и произнес:
“Веселье поит сумрак медом рос,
И полнит чашу ночи светом звезд,
И зёрна от дремоты пробуждает,
И рожки у козленка заостряет,
И раскрывает папоротник летом,
И красит перья птиц чудесным цветом,
И солнце неуклюжее качает,
И бег планет по кругу направляет:
Коль радости не станет на земле,
Погибнет все живое в этой мгле,
Застынут Небеса, Земля и Ад,
Как холм могильный, где герои спят,
Как летних мух морозы цепенят;
Так смейтесь же над Временем и Смертью,
Танцуйте все в веселой круговерти!
В сердцах людей огонь горел когда-то,
Шафранный свет восходов и закатов,
И серебристым отблеском луны
Мерцали человеческие сны;
Теперь сердца людей — сердца рабов,
Склонившихся под грозною судьбой;
У нас же нет закона и заботы
И тяжкой, изнурительной работы;
У нас же нет ни смерти, ни старенья,
Здесь праздник жизни, вечное цветенье,
Веселье — бог, и Бог для нас — веселье”.
И очи, что сквозь сон на нас глядели,
Опять сомкнулись, чтобы видеть сны,
Бутоном бледным меркнущей луны.
И в танце исступленном извиваясь,
Над Временем и Смертью насмехаясь,
Из лозяного странного чертога
Мы двинулись по сумрачным дорогам