Стихи

Перфильев Александр Михайлович

«Простая жизнь, как черствый ломоть хлеба…»

Простая жизнь, как черствый ломоть хлеба, Как запах клевера, как сена рыхлый стог. Над нами русское скупое небо, И грусть полей, и глинозем дорог. Трясет на кочках старая телега, В ней проволокой скрученная ось… Пускай трясет и дребезжит от бега, До хутора дотащимся, небось. Трюх-трюх — рысит усталая кобыла, С рожденья не видавшая скребка… Все это так столетиями было, Все это так привычно, как тоска. Пусть черств наш хлеб и жребий скуп и черен, Не сгинет Русь, ее спасут, небось, Телеги старой проржавевший шкворень, Да проволокой скрученная ось.

Стихотворения, частью напечатанные в различных газетах и журналах, хранившиеся в архиве поэта, за сороковые годы:

«Мерцанье свечек, нежный запах хвои…»

Аишеньке

Мерцанье свечек, нежный запах хвои Струящийся,

как ладан панихид… Я в этот вечер быть не мог с тобою, Душа моя с покойной говорит. Я чувствую — она в окно стучится, Уставшая любить и жить, и петь, Печальная, подстреленная птица, Которую я не хотел согреть. И ты грустна в рождественские эти Усталые, пустые вечера, И ты хоронишь многое на свете, И отдаешь «сегодня» за «вчера»… Но и сегодня скоро прошлым станет И будет грусть еще больней опять! Ведь сердце никогда не перестанет За прошлое «сегодня» отдавать. И я уйду, навек простясь с тобою, И ты уйдешь из скучных этих дней, Останется лишь небо голубое, Мерцанье свечек, мягкий запах хвои И счастье тусклое чужих для нас людей. Что ж пожелать тебе, моя родная? С улыбкой грустною ты повторишь: «ну, что?» Пускай печаль рождественская, тая, Как все на свете, отойдет в ничто… Все, все проходит — радость и страданья, И никому ничем нельзя помочь… Пусть будут так нежны воспоминанья, Как наша грусть в рождественскую ночь.

«Года идут… и мы не молодеем…»

Другу моему Иринке

Года идут… и мы не молодеем, Белеет ранний пепел на висках. Но старят нас не годы, а тоска, Которую забыть мы не умеем. В прошедшее глядя издалека, Мы иногда душою просветлеем, О чем то вспомним, нежно пожалеем, А жизнь идет, как мутная река. В ней все сольется — радости, страданья, Обломки счастья — глиняного зданья, Скатившиеся с горных берегов, И в бледном свете нового свиданья Целуем в губы мы воспоминанья, И обнимаем первую любовь… 19 марта 1942 г.

«Ты грустная… и я грущу с тобою…»

Ты грустная… и я грущу с тобою, Не пьется нам, забвенья нет в вине, Все то, что раньше было голубое, Вдруг стало серым, как песок на дне. Не спится нам. Ты дышишь беспокойно, Нет отдыха, нет молодости, грез. Я думаю о том, что недостойно Прошел по жизни до седых волос. Мы мучаемся оба. Дай нам, Боже, Себя вином напрасно не губя, Забыть: тебе — того, кто всех дороже, А мне — о том, что я люблю тебя. 1943

«Безмолвные синие дали…»

Безмолвные синие дали, Луна, как цветок ледяной. Любили, о счастье гадали Мильоны под этой луной. И лет проносились мильоны. Еще пронесутся, и что ж — Как прежде, она на влюбленных Струит серебристую ложь… О друг мой, ее не отринем, Поверим в нее для того, Чтоб в этом безмолвии синем Не думать, что нет ничего. 1943

«Опрокинутое небо глаз…»

Опрокинутое небо глаз, Тонких рук сплетенное кольцо, И опять, как миллионы раз, Страстью искаженное лицо. Это вечность на меня глядит, Прошлое сжимает горло мне, С вечностью я поцелуем слит При холодной ледяной луне. О, как холодно душе сейчас Прозревая гнет былых неволь В опрокинутое небо глаз Уронить земных желаний боль. 1943

«Сегодня какой-то странный…»

Сегодня какой-то странный, Грозой растрепанный день, И осени желтые раны Сочатся с деревьев везде. Мне день этот очень близок, И как то по старому нов, В нем нежность твоих записок, И наших прогулок и слов. Подумай… в такой же самый Всклокоченный день октября В квадрате оконной рамы Вставала для нас заря. Искусство нетрудное очень — Любовью два сердца зажечь, Труднее от червоточин Созревшее чувство сберечь. Но быстро по грязи и пыли Бежит путей колея… И чувства не сохранили Ни осень, ни ты, ни я. И глядя на небо пустое В осенний растрепанный день Я понял, что счастья не стоит Искать никогда и нигде. 1945

«О небывшем счастье…»

О небывшем счастье, непришедшей славе, О мечте, просящей уголка души, Разложи, гадалка, все четыре масти, Жизни настоящей горечь потуши. Исписали люди ворохи бумаги, Думали, мечтали тысячами лет, Чтобы умирая,

как и все бродяги, Из ушедшей дали вспомнить только «нет»… Разложи, гадалка, все четыре масти, Пусть смеются карты посреди стола: Над небывшей славой, обманувшим счастьем, Над мечтой, просящей в пустоте угла. 1945

«Я полюбил молчанья высший дар…»

Я полюбил молчанья высший дар, И им бросаю вызов многолюдью, И жадно пью отравленною грудью Немого одиночества нектар. Дождем войны омыло позолоту С ненужных чувств и надоевших слов… Моей души болотную дремоту Я не волную веслами стихов. И капли, серебря окрашенную лопасть Блестят лишь миг… но снова взмах руки — И вот они стекают снова в пропасть — Смешные и пустые пузырьки. Кричите все, кто не устал кричать, Что наступает эра золотая — Я чувствую — как хорошо молчать, Не веря, не любя, не мысля — не мечтая. 1945

Тамушь(Отрывки из поэмы)

Люблю сбирать сухую жатву грусти, Накошенную спелым октябрем, И вспоминать об отошедшем чувстве, И обо всем, что в жизни мы берем. Когда седеют волосы и дымкой, Как катарактою, подернут взгляд, Какой таинственною невидимкой Бывает то, о чем не говорят. …………………………………… Балтийское серое море, В оборванных тучах закат. Кусочки игрушечных взгорий, Одетые в блеклый наряд. И сосны, подобно варягам, В сырую осеннюю хмурь, Идущие медленным шагом К ладьям налетающих бурь… А выше (Но нужно ли выше, И важно ли это теперь?) Домишко под толевой крышей, И эта скрипучая дверь. От комнат не веянье скуки, А вкрадчивый женский уют, Который лишь женские руки Для близких людей создают. Не так, с холостяцкою спешкой, А с нежностью, свойственной им, Хотя мы об этом с усмешкой За рюмкой вина говорим. Под окнами сосны и клены, А дальше за ними скамья. На ней, у ограды зеленой Часами просиживал я, Читая… Но что мне до книги, И строки вплывали в ничто… Я видел лишь… поезд из Риги И женщину в синем пальто. Я был и не стар, и не молод, И ей уже осень сродни, Но лет наступающий холод Не страшен нам был в эти дни. У нас полувзрослые дети, И каждый свой угол нашел, Но кто из живущих на свете И в позднюю осень не цвел? Особенно, если над морем В оборванных тучах закат, И сосны с песчаных предгорий На серые воды глядят, И ждут, не пора ли спускаться В сырую осеннюю хмурь, Чтоб в прошлое снова умчаться В ладьях налетающих бурь. И вот уже ноги заносят, Пытаясь волну подстеречь… А грустная женщина просит От бури ее уберечь. Мечтаний далекие миги, О вас не узнает никто… Про поезд, пришедший из Риги И женщину в синем пальто. Мы оба как будто моложе, Я с нею по саду иду… Как волосы эти похожи На раннюю осень в саду… Мечте головы не отрубишь, Пусть в душу вползает, скользя, Когда настоящее любишь, О будущем думать нельзя. ……………………………….. Те годы катились с размаху В какую то серую жуть. И люди не смели без страха Друг другу в глаза заглянуть. Мы жили до этого мирно В спокойной и тихой стране, Не строили замков эфирных, Но сытыми были вполне. А впрочем, не в сытости дело, Не хлебом лишь жив человек. Жизнь радостью как то звенела, И был в ней простор и разбег. ………………………………….. А будущее зло, а будущее мстило, Наметило оно судьбе другой узор… И новой осенью меня позолотило, И новых глаз я встретил новый взор… ……………………………. Казалось и мне временами, Что ты в меня входишь, как сон, Но тихо легла между нами Тень более близких имен… Теперь эта осень не нам уж Прозрачною грустью шуршит… Твой образ, далекая Тамушь Храню я в киоте души. ………………………………… Останутся сказкой недавней Как только что замерший звук — Окошко с приспущенной ставней, У дома нескошенный луг — И в рамке шезлонга цветного Мне память продлит до конца Сиянье такого родного, Давно дорогого лица. ……………………………………. А потом … потом с вышины, из осеннего небесного сада Стареющий — грустный Бог бросит желтые листья на пустые земные пути… Мир мой — огромный и маленький… не надо… не надо… Мир облетевших душ… глупое счастье… прости! 1945