В углу, который подмести забыли,На письменном столе, меж книжных сот,На старой полке — слой прозрачной пыли,Как серый призрак вечности, живет.Конечно, можно вечность потревожитьМетлой иль тряпкой. Но через часокОпять она свой серый знак наложитНа нашу жизнь, на пол, на потолок.1951
НЬЮ-ЙОРК (1–5)
1. «Железных лестниц мертвые ступени…»
Железных лестниц мертвые ступени,Кирпичное ущелье, этажи,На светлой луже коврик мокрой тени,С утра забытый, все еще лежит.А там, вдали, подпертый
небоскребом,Пожаром рыжим мечется закат,И в Бавери, в еврейские трущобы,Летят лучи, пронзая облака.Как равнодушен город, как он жесток!С какою наглостью меж черных крышГорят на улицах, на перекресткахБез век и без бровей — глаза афиш!
2. «Ветер лист газетный поднял…»
Ветер лист газетный поднял.Дребезжит железный мост.Жирный голубь, точно сводня,Распушил лиловый хвост.Через пьяницу с усильемОн бочком перескочил,— И такой вот птице крыльяБог для лету подарил! —А вот тот, кто выпил лишек,Растирает щеткой щекНа панели, в низкой нише,Аметистовый плевок.
3. «Негр застыл под большим фонарем…»
Негр застыл под большим фонарем.Белые брюки на негре том.Брюки выглажены — к доске доска,Розоватый пиджак, и такая тоска,И таким одиночеством он окруженБезысходным — со всех сторон,Что только слепец, постучав костылем,Невидящий взгляд остановит на нем.
4. «Дождь кончился. Как будто кислота…»
Дождь кончился. Как будто кислотаВесь берег выжгла пятнами тумана,И, точно позвонки Левиафана,Торчат устои длинного моста.Здесь, в этом мире, все случиться может,На свалке даже мертвое живет:Смотри — дивана вспоротый животЗаржавленный червяк пружины гложет.
5. «Трущоба трущоб…»
Трущоба трущоб.Не трущоба — гроб!Кричи — не кричи, —Как в аду, горячиКрасные кирпичи!1956
«Любишь и все-таки счастью не рад?..»
Любишь и все-таки счастью не рад?Скажешь, что нечем гордиться?Дни, точно книги, на полке стоят,Книги с пустыми страницами.Все — ожиданье: придет, не придет,Сядет ли в кресло, иль рядом,Взглянет ли, или глаза отведет,Чтобы не встретиться взглядами?Где-то окурок опять подобрал,— День без куренья несносен, —Вдруг разминешься, а то бы слеталВ лавочку за папиросами.Перебираю предметы: вчераЗдесь карандаш положила,Сдвинула стул и каемку ковраТуфлей поправила, милая.Может быть, наши скрестились пути,Лишь чтоб сказать «до свидания»?Лучшего счастья тебе не найти,Лучшего, чем — ожидание.1956
«Нет, не рука — а только тень руки…»
Нет, не рука — а только тень руки,Не поцелуй, лишь призрак поцелуя…Во мне звенит осколочек строки,И радостью и горечью волнуя.Несказанные слушая слова,Пойми, что все реально в нашем мире:И то, как в пустырях растет трава,И то, как время властно тянет гири,И то, мой друг, чему названья нет,Как лестнице, где сломаны ступени,Как радости и свету, если свет —Как знать? — быть может, лишь изнанка тени.1966
«Горбатый снег на куче мусора…»
Оскару
Рабину
Горбатый снег на куче мусораИ покосившийся фонарь.Стекающий сквозь щели узкиеПо каплям розовый янтарь.Дымком несет над черной свалкою.Блестят кошачие глаза.Голубоватою фиалкоюС ресниц не падает слеза.Ужели так покочереженаДуша и так оскорблена,Что только здесь ей жить положено,Что только здесь она — она?Да, только здесь, над этим мусором,Да, только здесь, под фонарем,Она живет не нашей музыкой,Незамерзающим огнем.1966
Он был поставлен немцами — бетонный,На берегу реки возникший дот, —Своей судьбой навеки обреченныйБыть стражем русских неродных болот.Но не его ли ослепил МатросовВ тот роковой для них обоих час,Когда, свое живое тело бросив,Он им закрыл его горячий глаз?Река размыла невысокий берег,И дот зарылся в илистый песок,Но все еще многоугольный черепПустой глазницей смотрит на восток.Кудрявый пар встает над теплой речкой,Сквозь воду чуть просвечивает дно.Мальчишеское светлое сердечкоВеликим нетерпением полно —Вот здесь, вблизи бетонного причала,Вчера он взял двенадцать окуней…Встает заря таинственно и алоНад черной щеткой острых камышей.
43
По следам войны (1–2) — З, 1983, № 1: два стихотворения ошибочно напечатаны как одно; восстановлено по СР.
2. «Здесь не один сражался леший…»
Здесь не один сражался леший,Здесь партизанил домовой,Здесь взрывом вырванный орешникПогиб, встречая смертный бой.Деревья выпуклою грудьюЗдесь преградили путь врагу.И погибали, точно люди,Не оставаяся в долгу.Один, как обожженный идол,Еще живой дубовый стволСтоит. К родному инвалидуЯ осторожно подошел.Покочереженную веткуЯ дубу бережно пожал,Я шрама грубую отметкуПогладил и поцеловал.Из-под ноги вдруг прыснул заяц,Мелькнул хвостом и был таков —Среди таинственных мозаикСиреневых и желтых мхов.Зарылся в землю корень голый.Там, где сновали муравьи,Уже пророс блестящий желудьИ листья выпустил свои.Вся просека неудержимо,Дышала солнцем и веснойИ поросль изумрудным дымомКлубилась низко над землей.1967
В грамматике досадные пробелы:Есть суть, но дела нет. Что ж, раскуемОковы существительных и делом,Глаголами на приступ мы пойдем.Собратствовать, содружествоватъ — радостьНам собеседовать поможет. МыОрудия накормим тем зарядомДобра, который рвет основы тьмы.О, целый мир в душе одной поместится,И, крепко стоя на земле родной,Без космонавтов будут люди звездиться,Согражданствуя с высотой!