Стихотворения и поэмы в 2-х томах. Т. II

Андреев Вадим Леонович

«Лучи, как частокол, повисли над землею…»

Лучи, как частокол, повисли над землею. Заострены их черные тела. Жизнь не прошла еще, она еще со мною, Как в оны дни, прозрачна и светла. Вокруг большого пня краснеет земляника, И львиный зев открыл свой желтый рот, И нежной змейкой проскользнула повилика, И капелькой лазурною цветет, И бабочка летит — лишь два неровных взмаха, И вот она садится на плечо. Как в оны дни, — за частоколом зла и страха Прикосновенье солнца горячо. Голубоватый воздух, — щит всего живого, — Наш мир от злых лучей оборони: Как нам дышать без легкого покрова Твоей струящейся брони! 1968

«Как

человек, собака улыбнется…»

Как человек, собака улыбнется И заворчит — в своем собачьем сне; Тревожная осина встрепенется Под ветром в изумрудной вышине; Промеж себя беседуют дельфины, А Лермонтов увидел голос звезд — Все ясно в мироздании пустынном, Лишь человек не ясен и не прост. Лишь он один услышал сердцем время, Добро и зло разъял и снова слил, И мысль — нас возвышающее бремя — Во всех противоречьях сохранил. И вот теперь, один во всей вселенной, Сомненья страшным даром награжден, Как Прометей, и тленный и нетленный, Он к призраку бессмертья пригвожден. 1969

«Великолепно наше мирозданье!..»

Великолепно наше мирозданье! Нас от земли освободил строптивый ум. Казалось бы — прекрасно счастье узнаванья И суетливой жизни бесполезный шум. Но, наслаждаясь страшною свободой, Став брошенною ввысь, взлетевшею звездой, Лицом к лицу с им покоренною природой, Жилец земли останется самим собой. К летящему лучу не прислониться, Пространства не коснуться смертною рукой… Пусть лучше в доме скрипнет половица, И пусть в лесу запахнет сыростью грибной! 1969

«Дух насекомого земного…» [33]

Дух насекомого земного, Дух дерева и дух воды Понятней сердцу, чем основа Пространства и чем дух звезды. Цикады маленькое тело С родной природой заодно Века свое свершает дело, В звук превращается оно. Из предыстории, оттуда, Где жизнь впервые зацвела, Нас оглушающее чудо Цикада в лапках принесла. И вот, дрожа от напряженья, Пронзая звоном желтый зной, Она в порыве вдохновенья Как будто жертвует собой — И воздух ветром, солнцем, песней Летит вдоль дремлющих полей, И мир становится телесней И вдохновенней, и нежней. 1966

33

«Дух насекомого земного…» — HP.

«Я никогда Акрополя не видел…» [34]

Я никогда Акрополя не видел, Не пил воды кастальскогоключа. Стоит, как часовой, у моего плеча Неопыта упрямая обида. Но все ж порой — легка, прозрачна, Мне видится та древняя земля, Где остов мраморного корабля Взметнул, как звук, дорические мачты, Где к мелким ссорам снисходили боги, В плену тщеславья и людских страстей, Где десять лет скитался Одиссей, То находил, то забывал дорогу… Все так… Но как мои виденья редки, Как мир воображенья тускл и слаб, Когда в излучине реки ветла С другой ветлой сплетает ветки, Когда ползет дорога по ухабам Моей земли, а снизу, из куста, Загадочна, угрюма и толста, Мне в душу смотрит каменная баба.

34

«Я никогда Акрополя не видел…» — HP.

«Был крут подъем. Ущелье с каждым шагом…»

Был крут подъем. Ущелье с каждым шагом Сильней сужалось. Белый ручеек, Стекавший между скал по дну оврага, Исчез, как будто изнемог. Казалась мне глухой, почти отвесной, В продолговатых трещинах стена, Возникшая передо мною. Тесной, Подвальной стала, тишина. Но,

прирастая к камню гибким телом, Как плющ, сливаясь с ним, я лез и лез На этот злой, в тени обледенелый, Но все ж доступный мне отвес. Когда последним, яростным усильем Я бросил тело кверху, на уступ, Подумал я — невидимые крылья Меня, бескрылого, несут. Здесь, на ребристой, узенькой площадке, Я, зацепив кристалл, сорвал его. Крутясь, Он покатился в бездну и, украдкой Лицо лучами осветя, Исчез, растаял, как роса в тумане, В долину унеся спектральные цветы, — Природой отшлифованные грани, И вздох и выдох высоты. Внизу какой-нибудь веселый гений, Труда не знавший, живший без забот, Кристалл — о, даже не согнув колени, — На радость людям подберет. 1969

«Нельзя обжечь закатной багряницей…»

Нельзя обжечь закатной багряницей Простертых к небу рук; Нельзя к стихотворенью прислоняться Плечом, пока не пойман звук; Нельзя уму довериться душою: Он ловок и хитер; Не совладав с упрямой темнотою, Сгорает без следа костер, — Лишь то живет, над чем не властен разум, Что выше всех страстей, Что слепо подчиняется наказу Бессмертной совести твоей. 1969–1970

«То, да не то, и не к чему придраться…»

То, да не то, и не к чему придраться: О том, что думал, — все, казалось бы, сказал, Но все ж мертвы стихи, как будто на цепь Я их к бесплодному беззвучью приковал. Идешь вдоль прибранных могил погоста, Где сухо шелестят железные венки, И вдруг, глядишь — растет певучий хвостик Сквозь щель плиты — давно посеянной строки. Быть может, он средь сорняков и плевел Один единственный меня переживет, Наперекор беззвучию библейским древом, Плодонося слова, сквозь камни прорастет. 1969

«Кто нас рассудит — время и меня?..» [35]

Кто нас рассудит — время и меня? Я в нем плыву, как старый окунь: Дна не касается ступня, Став плавником, мой острый локоть На воду опирается слегка, А за моим незримым следом, Раскинув ячеи, издалека Уже ползет тяжелый бредень. Я временем дышу. Оно Здесь не косой, а грубой сетью Скребет мое родное дно. Оно течет, а я — в ответе, Я окунь, а оно — река. Мне трудно совладать со страхом, Я ненавижу рыбака, Забросившего смерть с размаху. Кто разогрел сковороду? Как знать мне, кто закинул невод, Какие боги в душном небе На завтрак свежей рыбы ждут? Судиться с временем, — но труден, Да просто невозможен этот суд: Не время мне, а я ему подсуден. 1969,1970

35

«Кто нас рассудит — время и меня?..» — HP: под названием «Окунь».

«Как трудно мысль одеть словами…» [36]

Мысль изреченная есть ложь.

Ф. Тютчев.

Как трудно мысль одеть словами, Ей галстук повязать, побрить, Всеобжигающее пламя И приукрасить, и смирить, И чтоб с улыбкою пристойной В беседе с разными людьми Она приветила б спокойно Наш злой и лицемерный мир. О, если бы, презрев обычай, Не прикрываясь мишурой, Она, наперекор приличью, Нас поразила б наготой, Той наготой — до воплощенья — Еще не звук, еще не крик, Которую в одно мгновенье Оденет ложью наш язык.

36

«Как трудно мысль одеть словами…» — HР: под названием «Мысль».