Стихотворения и поэмы

Чавчавадзе Илья Григорьевич

4

Под сенью скал и ледников опасных Он поселился — бедный житель гор, И позабыл о прежних он соблазнах, И не стремился к людям с этих пор. Достигнув монастырского порога, Убил он в сердце грешные мечты, Чтоб в Судный день предстать пред очи бога, Не запятнав душевной чистоты. Он день и ночь на страже был духовной, Здесь, в глубине однообразных скал, Он плоть свою — сосуд тоски греховной — Слезами покаянья омывал. И день и ночь неслись его стенанья, И день и ночь, стекая из очей, Не высыхали слезы покаянья, Как безутешной горести ручей. Чуждаясь треволнения мирского, Его душа воскресла средь могил, И

все желанья сердца молодого Он глубоко в себе похоронил.

5

Он был не стар, но в молодые годы На нем почила божья благодать, И дух его, забыв свои невзгоды, Привык в высоком небе обитать. Был худ и бледен лик его угрюмый, Но светом озаренное чело Невыразимо благостною думой Дышало и сердца к себе влекло. И взор его, когда-то полный страха, Теперь светился тихой добротой, И было видно, что душа монаха Погружена в смиренье и покой. Какой сиял он радостью смиренной, В небесные чертоги устремлен! Какой дышал он верой неизменной, Когда смотрел в далекий небосклон! Смирив себя молитвой и постами, Он все страданья плотские постиг, Но дух его, испытанный трудами, Воистину был светел и велик.

6

И услыхал господь его моленья, И дал ему избыток дивных сил, И символ своего благоволенья Страдающему иноку явил. В пустынной келье малое оконце Пробито было посредине скал, Чтоб днем туда заглядывало солнце И свет луны во мраке долетал. Когда, в одежды светлые одето, Светило поднималось ото сна, Наклонный луч дымящегося света К ногам монаха падал из окна. И брал монах молитвенник смиренный, И возлагал на луч перед собой, И в час молитвы этот луч нетленный Держал его, как дивный аналой. Так проходили годы и недели, Так соблюдал отшельник свой устав, И чистоту души своей на деле Он мог проверить, чудо испытав.

7

Вечернею молитвой истомленный, Стоял он раз у края ледника. Туманных гор шатер темно-зеленый Манил его и звал издалека. Еще, сверкая, солнце не успело Уйти из глаз, и в золоте огней Оно, припав к вершине, пламенело, Как колесо, скатившееся к ней. Гигантский уголь тлел перед очами, И запад был охвачен багрецом, И облако, пронзенное лучами, Переливалось перед чернецом. И понял он мгновенное обличье В природе существующих начал, И дивный образ божьего величья, Весь потрясенный, в солнце различал. И вдруг оно померкло, и свирепо Дохнул в пещеру ветер ледяной, И, закрывая солнечное небо, Громада туч повисла над землей.

8

Громада туч повисла над землею, Как будто в небе встретилась с врагом, И, молнией сверкнув над головою, Обрушила на землю первый гром. И вздрогнула вселенная от страха, И тяжкий мрак упал на листья трав, И грянул град, перед лицом монаха По ледяной скале зарокотав. И этот град, и молнии сверканье, И этот грохот яростных громов, И облаков безумное метанье, И злобное дыхание ветров — Всё это вдруг смешалось воедино И разразилось, словно божий гнев, Который небо свергло на долины, Людского беззаконья не стерпев. И удалился инок потрясенный, И пред иконой матери святой Молил ее, коленопреклоненный, Вернуть земле утраченный покой.

9

И вдруг, когда всё небо раскололось И молния ударила из мглы, Монах услышал чей-то робкий голос, Зовущий у подножия скалы. Монах взглянул в ущелие — и что же? За

звенья цепи ухватясь рукой, Какой-то путник звал его… О боже, Как очутился он перед скалой? Коль вправду был он сыном человека, Что привело несчастного сюда, Когда под кровлю своего ночлега, Дрожа от страха, прячутся стада? «Ты человек иль демон преисподней?» — Спросил монах и услыхал ответ: «Я — человек по милости господней, Спаси меня, святой анахорет! Я — человек, но свод небес расколот, Холодный ливень хлещет всё сильней. Что ж медлишь ты? Меня измучил холод, Дай мне приют под кровлею твоей!»

10

«Ты прав, пришлец! Священная обитель Спасет тебя, коль ты не злобный тать. Но если ты — лукавый соблазнитель,— Знать, сам господь желает испытать Монаха грешного… Да будет с нами Его святая воля! Ухватись За эту цепь и, встав в звено ногами, Как по ступеням, кверху поднимись». И вот из бездны пропасти пустынной Поднялся путник, слаб и изнурен, И сам монах, склоняясь над стремниной, Помог ему… Но кто же, кто же он? Не рассмотрев пришельца на пороге, Монах сказал: «Иди за мной вослед! Кто б ни был ты, забудь свои тревоги: Здесь божий дом, и он спасет от бед». И он повел пришельца за собою, И в келье был всё тот же черный мрак, И только уголь, тлея под золою, Неверным светом освещал очаг.

11

И думал схимник: «Если матерь божья Его ко мне впустила на ночлег, — Как видно, он не осквернился ложью, Когда предстал сюда как человек». А гость его, не проронив ни слова, Присел к огню и уголья раздул, И, весь дрожа от холода ночного, Над очагом ладони протянул. «Какая ночь! — промолвил посетитель. — Как свищет ветер над твоей скалой!..» И задрожал, как лист, пустынножитель, Девичий голос слыша пред собой. Ужель судьба послала испытанье? Ужель явилась женщина к нему? Ужель она, смутив его сознанье, Повергнет душу в пагубную тьму? Ужели бог судил ему сегодня Все искушенья плоти побороть? Так пусть же воля сбудется господня И да молчит бунтующая плоть!

12

«Святой отец, хоть малую вязанку Дай хвороста! Хоть несколько полен! Я завтра утром встану спозаранку И сколько хочешь принесу взамен!» И вот монах дрожащими руками Принес ей дров, и пламя очага Вдруг вспыхнуло у них перед глазами И озарило келью бедняка. И перед взором схимника святого, Презревшего житейские мечты, Под сводами божественного крова Явилась дева чудной красоты! Без ложного смущения и страха Она сидела около огня И пристально смотрела на монаха, Как лань лесная, шею наклоня. И жар очей прекрасного созданья Был так неистов, так неукротим, Что даже пламя, вспыхнув на прощанье, Бледнело, угасая, перед ним.

13

Когда б любовь явиться пожелала В наш бедный мир, наверно, и она О красоте иной бы не мечтала, В девических чертах воплощена! Кто б мог сказать, что спорить с красотою Не в силах был чудесной девы нрав? Пред нею зависть стала бы немою, Несовершенных черт не отыскав! Кто б устоял пред этими очами, Пред этим ликом, сладостным, как сон, Пред этими волшебными устами, Где поцелуй любви напечатлен? Кто б мог красе такой не покориться, Взглянув на эти нежные черты? Ведь даже зверь и тот угомонится Перед лицом столь дивной красоты! И покорился схимник ей бесстрастный, Угрюмый житель каменных могил, И, замерев, с тревогою безгласной На деву взор плененный устремил.