Стихотворения и поэмы

Чавчавадзе Илья Григорьевич

Пострадать в младые лета, Знать, судьба тебе велела, И другого нет совета В сердце любящем картвела. Нелегко мне, повелитель, Говорить перед тобою. Но за ближних сам Спаситель Учит жертвовать собою. Дай же нам пример усердья, Послужи своей отчизне. Не лишай себя бессмертья Для мгновенной этой жизни“.

12

С

умиленною душою Слушал царь католикоса И высоко над землею Духом царственным вознесся. „Дидебулы, вы слыхали, Что поведал нам святитель? Ради ближних в день печали Учит жизнь отдать Спаситель! Нет, на труса не похож я! Не изменник я народу! Коль на это воля божья, Жизнь отдам я за свободу! Ныне собственной охотой Вам я Грузию вручаю, Окружить своей заботой Вдов и нищих завещаю. И крестьянству вы и знати Милость равную явите, Бедняков не угнетайте, Но от сильных защитите. Если к вам вернется витязь — Не забудет он услуги, Не вернется — помолитесь О его спасенье, други!“ И слезами страстотерпца Царь заплакал пред кончиной… Как прекрасна нежность сердца В том, кто дух имеет львиный! Ибо нежность сердца вдвое Ценным делает геройство, И печаль в глазах героя Есть души великой свойство.

13

Так закончилось собранье Дидебулов, и тотчас же Дал Димитрий приказанье Снаряжаться верной страже. Дал Димитрий повеленье Собираться в путь картвелам, Ибо царское решенье Разойтись не может с делом. И когда, закончив сборы, Царь назначил день отъезда, И когда пришли дозоры На указанное место, — Слух пошел от дома к дому, Что Димитрий, царь любимый, К супостату едет злому Пострадать за край родимый. Взволновался целый город, Загудел он, словно море, Ко дворцу и стар и молод Поспешил в порыве горя. Видят — площадь городская Любопытными покрыта: Колыхаясь и сверкая, На конях гарцует свита. Уж навьюченные мулы Шли с поклажей по дороге, И владыку дидебулы Ждали, стоя на пороге.

14

Чистым

золотом дворянство На конях своих сверкало. Неизвестно — чье убранство Тут красой преобладало. Свита выстроилась строем, Латы в воздухе блеснули, Каждый выглядел героем В этом грозном карауле. Кто бы мог налюбоваться Этой дивной красотою? Кто посмел бы надругаться Над громадою такою? За спиной у царской стражи Лошадей вела прислуга. И один другого краше Были кони. И подпруга, И седло, и сбруя вместе Были ценностью дороже, Чем привольное поместье У хозяина-вельможи. И шагал там горделиво Иноходец белой масти. Отыскать такое диво Для царя — большое счастье. На своем носил он теле Только царственное бремя И чужой ноги доселе Не пускал в златое стремя. Горделив, как лев пустыни, Словно лань лесная, ласков, Был грозою он доныне Для конюших и подпасков. Весь дрожа от нетерпенья, Ржал он голосом сердитым И метался в отдаленье, И о землю бил копытом.

15

Облаченный для похода В дорогие одеянья, Царь предстал очам народа, Весь исполненный сиянья. Вслед за ним, объятый думой, Справа шел святитель, слева Спасалар шагал угрюмый, Полный ярости и гнева. Был святитель безутешен, Он не знал себе покоя. Спасалар был явно взбешен Тем, что царь не принял боя. И народ заплакал снова, И, как птица в непогоду, Сердце дрогнуло царево, Устремленное к народу. И сказал Димитрий: „Дети, Что горюете напрасно? Быть за родину в ответе — Разве это не прекрасно? Не горюйте же в разлуке, Не страшитесь разоренья, — Я приму любые муки Ради вашего спасенья“. И прервался голос гордый, Очи сделались печальней. Так дробится камень твердый На свинцовой наковальне. И, внимая царской речи, Площадь глухо зарыдала, И толпа сирот далече Воплем сердце надорвала.

16