Стихотворения и поэмы

Заболоцкий Николай Алексеевич

4

Надев остроконечные папахи И наклонясь на гриву скакуна, Вокруг отар во весь опор казахи Несутся, вьются, стиснув стремена. И стрепет, вылетев из-под копыт, Шарахается в поле, как лазутчик, И солнце жжет верхи сухих колючек, И на сто верст простор вокруг открыт. И Ленин на холме Караганды Глядит в необозримые просторы, И вкруг него ликуют птичьи хоры, Звенит домбра и плещет ток воды. И за составом движется состав, И льется уголь из подземной клети, И ветер гонит тьму тысячелетий, Над Казахстаном крылья распластав.

1947

В тайге

За высокий сугроб закатилась звезда, Блещет месяц — глазам невтерпеж. Кедр, владыка лесов, под наростами льда На бриллиантовый замок похож. Посреди кристаллически-белых громад На седом телеграфном столбе, Оседлав изоляторы, совы сидят, И в лицо они смотрят тебе. Запахнув на

груди исполинский тулуп, Ты стоишь над землянкой звена. Крепко спит в тишине молодой лесоруб, Лишь тебе одному не до сна. Обнимая огромный канадский топор, Ты стоишь, неподвижен и хмур. Пред тобой голубую пустыню простер Замурованный льдами Амур. И далеко внизу полыхает пожар, Рассыпая огонь по реке, Это печи свои отворил сталевар В Комсомольске, твоем городке. Это он подмигнул в ледяную тайгу, Это он побратался с тобой, Чтобы ты не заснул на своем берегу, Не замерз, околдован тайгой. Так растет человеческой дружбы зерно, Так в январской морозной пыли Два могучие сердца, сливаясь в одно, Пламенеют над краем земли.

1947

Творцы дорог

1

Рожок поет протяжно и уныло, — Давно знакомый утренний сигнал! Покуда медлит сонное светило, В свои права вступает аммонал. Над крутизною старого откоса Уже трещат бикфордовы шнуры, И вдруг — удар, и вздрогнула береза, И взвыло чрево каменной горы. И выдохнув короткий белый пламень Под напряженьем многих атмосфер, Завыл, запел, взлетел под небо камень, И заволокся дымом весь карьер. И равномерным грохотом обвала До глубины своей потрясена, Из тьмы лесов трущоба простонала, И, простонав, замолкнула она. Поет рожок над дальнею горою, Восходит солнце, заливая лес, И мы бежим нестройною толпою, Подняв ломы, громам наперерез. Так под напором сказочных гигантов, Работающих тысячами рук, Из недр вселенной ад поднялся Дантов И, грохнув наземь, раскололся вдруг. При свете солнца разлетелись страхи, Исчезли толпы духов и теней. И вот лежит, сверкающий во прахе, Подземный мир блистательных камней. И все черней становится и краше Их влажный и неправильный излом. О, эти расколовшиеся чаши, Обломки звезд с оторванным крылом! Кубы и плиты, стрелы и квадраты, Мгновенно отвердевшие грома, — Они лежат передо мной, разъяты Одним усильем светлого ума. Еще прохлада дышит вековая Над грудью их, еще курится пыль, Но экскаватор, черный ковш вздымая, Уж сыплет их, урча, в автомобиль.

2

Угрюмый Север хмурился ревниво, Но с каждым днем все жарче и быстрей Навстречу льдам Берингова пролива Неслась струя тропических морей. Под непрерывный грохот аммонала, Весенними лучами озарен, Уже летел, раскинув опахала, Огромный, как ракета, махаон. Сиятельный и пышный самозванец, Он, как светило, вздрагивал и плыл, И вслед ему неслась толпа созданьиц, Подвесив тельца меж лазурных крыл. Кузнечики, согретые лучами, Отщелкивали в воздухе часы, Тяжелый жук, летающий скачками, Влачил, как шлейф, гигантские усы. И сотни тварей, на своей свирели Однообразный поднимая вой, Ползли, толклись, метались, пили, ели, Вились, как столб, над самой головой. И в куполе звенящих насекомых, Среди болот и неподвижных мхов, С вершины сопок, зноем опаленных, Вздымался мир невиданных цветов. Соперничая с блеском небосвода, Здесь, посредине хлябей и камней, Казалось, в небо бросила природа Всю ярость красок, собранную в ней. Над суматохой лиственных сплетений, Над ураганом зелени и трав Здесь расцвела сама душа растений, Огромные цветы образовав. Когда горят над сопками Стожары И пенье сфер проносится вдали, Колокола и сонные гитары Им нежно откликаются с земли. Есть хор цветов, не уловимый ухом, Концерт тюльпанов и квартет лилей. Быть может, только бабочкам и мухам Он слышен ночью посреди полей. В такую ночь, соперница лазурей, Вся сопка дышит, звуками полна, И тварь земная музыкальной бурей До глубины души потрясена. И, засыпая в первобытных норах, Твердит она уже который век Созвучье тех мелодий, о которых Так редко вспоминает человек.

3

Рожок гудел, и сопка клокотала, Узкоколейка пела у реки. Подобье циклопического вала Пересекало древний мир тайги. Здесь, в первобытном капище природы, В необозримом вареве болот, Врубаясь в лес, проваливаясь в воды, Срываясь с круч, мы двигались вперед. Нас ветер бил с Амура и Амгуни, Трубил нам лось, и волк нам выл вослед, Но все, что здесь до нас лежало втуне, Мы подняли и вынесли на свет. В стране, где кедрам светят метеоры, Где молится березам бурундук, Мы отворили заступами горы И на восток пробились и на юг. Охотский вал ударил в наши ноги, Морские птицы прянули из трав, И мы стояли на краю дороги, Сверкающие заступы подняв.

1947

Завещание

Когда на склоне лет иссякнет жизнь

моя И, погасив свечу, опять отправлюсь я В необозримый мир туманных превращений, Когда мильоны новых поколений Наполнят этот мир сверканием чудес И довершат строение природы, — Пускай мой бедный прах покроют эти воды, Пусть приютит меня зеленый этот лес. Я не умру, мой друг. Дыханием цветов Себя я в этом мире обнаружу. Многовековый дуб мою живую душу Корнями обовьет, печален и суров. В его больших листах я дам приют уму, Я с помощью ветвей свои взлелею мысли, Чтоб над тобой они из тьмы лесов повисли И ты причастен был к сознанью моему. Над головой твоей, далекий правнук мой, Я в небо пролечу, как медленная птица, Я вспыхну над тобой, как бледная зарница, Как летний дождь прольюсь, сверкая над травой. Нет в мире ничего прекрасней бытия. Безмолвный мрак могил — томление пустое. Я жизнь мою прожил, я не видал покоя: Покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я. Не я родился в мир, когда из колыбели Глаза мои впервые в мир глядели, — Я на земле моей впервые мыслить стал, Когда почуял жизнь безжизненный кристалл, Когда впервые капля дождевая Упала на него, в лучах изнемогая. О, я недаром в этом мире жил! И сладко мне стремиться из потемок, Чтоб, взяв меня в ладонь, ты, дальний мой потомок, Доделал то, что я не довершил.

1947

Жена

Откинув со лба шевелюру, Он хмуро сидит у окна. В зеленую рюмку микстуру Ему наливает жена. Как робко, как пристально-нежно Болезненный светится взгляд, Как эти кудряшки потешно На тощей головке висят! С утра он все пишет да пишет, В неведомый труд погружен. Она еле ходит, чуть дышит, Лишь только бы здравствовал он. А скрипнет под ней половица, Он брови взметнет, — и тотчас Готова она провалиться От взгляда пронзительных глаз. Так кто же ты, гений вселенной? Подумай: ни Гете, ни Дант Не знали любви столь смиренной, Столь трепетной веры в талант. О чем ты скребешь на бумаге? Зачем ты так вечно сердит? Что ищешь, копаясь во мраке Своих неудач и обид? Но коль ты хлопочешь на деле О благе, о счастье людей, Как мог ты не видеть доселе Сокровища жизни своей?

1948

Журавли

Вылетев из Африки в апреле К берегам отеческой земли, Длинным треугольником летели, Утопая в небе, журавли. Вытянув серебряные крылья Через весь широкий небосвод, Вел вожак в долину изобилья Свой немногочисленный народ. Но когда под крыльями блеснуло Озеро, прозрачное насквозь, Черное зияющее дуло Из кустов навстречу поднялось. Луч огня ударил в сердце птичье, Быстрый пламень вспыхнул и погас, И частица дивного величья С высоты обрушилась на нас. Два крыла, как два огромных горя, Обняли холодную волну, И, рыданью горестному вторя, Журавли рванулись в вышину. Только там, где движутся светила, В искупленье собственного зла Им природа снова возвратила То, что смерть с собою унесла: Гордый дух, высокое стремленье, Волю непреклонную к борьбе — Все, что от былого поколенья Переходит, молодость, к тебе. А вожак в рубашке из металла Погружался медленно на дно, И заря над ним образовала Золотого зарева пятно.

1948

Прохожий

Исполнен душевной тревоги, В треухе, с солдатским мешком, По шпалам железной дороги Шагает он ночью пешком. Уж поздно. На станцию Нара Ушел предпоследний состав. Луна из-за края амбара Сияет, над кровлями встав. Свернув в направлении к мосту, Он входит в весеннюю глушь, Где сосны, склоняясь к погосту, Стоят, словно скопища душ. Тут летчик у края аллеи Покоится в ворохе лент, И мертвый пропеллер, белея, Венчает его монумент. И в темном чертоге вселенной, Над сонною этой листвой Встает тот нежданно мгновенный, Пронзающий душу покой, Тот дивный покой, пред которым, Волнуясь и вечно спеша, Смолкает с опущенным взором Живая людская душа. И в легком шуршании почек, И в медленном шуме ветвей Невидимый юноша-летчик О чем-то беседует с ней. А тело бредет по дороге, Шагая сквозь тысячи бед, И горе его, и тревоги Бегут, как собаки, вослед.

1948

Читая стихи

Любопытно, забавно и тонко: Стих, почти непохожий на стих. Бормотанье сверчка и ребенка В совершенстве писатель постиг. И в бессмыслице скомканной речи Изощренность известная есть. Но возможно ль мечты человечьи В жертву этим забавам принесть? И возможно ли русское слово Превратить в щебетанье щегла, Чтобы смысла живая основа Сквозь него прозвучать не могла? Нет! Поэзия ставит преграды Нашим выдумкам, ибо она Не для тех, кто, играя в шарады, Надевает колпак колдуна. Тот, кто жизнью живет настоящей, Кто к поэзии с детства привык, Вечно верует в животворящий, Полный разума русский язык.