Стихотворения. Поэмы

Петефи Шандор

_{Пешт, январь 1848 г.}

КАК МНЕ НАЗВАТЬ ТЕБЯ..

Как мне назвать тебя, Когда встает во мраке Сиянье звездное твоих прекрасных глаз И мне в глаза плывет оно, как будто Ты, очарованная, смотришь в первый раз? Когда лучи от этих звезд вечерних В ручьи любви сливаются И вдруг Мне в душу устремляются, как в море,- Как мне назвать тебя? Как мне назвать тебя, Когда летит он, Твой взгляд - Смиренный голубок? Он – голубь! В этом легком оперенье Что ни перо – оливковая ветвь. То ветви мира. Их прикосновенье Так ласково, как будто бы они – Мягчайший шелк, над колыбелью полог… Как мне назвать тебя? Как мне назвать тебя, Когда звучит твой голос? В такие он сливается слова, Что если б услыхали эти речи Зимой оцепеневшие деревья - На них бы появилась вдруг листва, Они бы думали, что вот она, Весна! Вот избавитель-соловей поет! Как мне назвать тебя? Как мне назвать тебя, Когда уста-рубины Приблизишь ты к моим губам - В огне такого поцелуя Сливается моя душа с твоей В одно, как день и ночь в огне рассвета, И кажется, что мир исчез, И верится, что источает вечность На

нас все тайные свои блаженства… Как мне назвать тебя? Как мне назвать тебя, Рождающее радость, Мечту вздымающее до небес, Стократ чудесней самых чудных сказок, Чудесное живое существо? Ты в мире драгоценнейшая самая, Юная, Сладостная, Жена моя,- Как мне назвать тебя?

_{Пешт, январь 1848 г.}

ДОБРЫЙ УЧИТЕЛЬ

Злых учителей там было Много – не дай боже! Но один попался добрый, Один был,- а все же. Я его отлично помню. Чуть глаза закрою, Вот он, сгорбленный да лысый, Сидит предо мною. То, что лысый,- божья воля, Как винить за это! Старый холостяк, забыл он Весну свою, лето. Розы вешние завяли, Лишь одна осталась - На носу его алела Да все разрасталась. Что ни день, то расцветала В свежести невинной; И какой же нос не цвел бы От поливки винной? Грех сказать, а норов странный У цветка такого: Дай ему росу из бочки - Не спросит другого! А под носом усы были Черны да колючи. Один ус – веслом в землю, Другой – веслом в тучи. Под усами – рот как плошка, В нем чубук дымился. Мундштук толстый – для лопаты Как раз бы годился. Доломан его линялый Был ровесник Ною. Я подобного не видел По цвету и крою. На нем, как башка у турка, Пуговицы были. Верно, в старину такими Басурманов били. Весь он был сутажем вышит, Узор – расчудесный! В том узоре заблудился б Даже гром небесный. Штаны узкие, наверно, Сшил ему портняга, Все-таки они болтались От каждого шага. Много с ним возни мне было, А что тут смешного? Он-то заслужил уж ласки,- Добряк, одно слово! Школьникам такой и нужен,- Рассудите сами: Книги у него валялись Под столом годами. Если я не знал урока, Он утешит сразу. «Ладно,- скажет,- приготовишь Мне к другому разу». И за это для бедняги Я сделал немало. Все какой-нибудь подарок Принесу, бывало: Из его трубы копченых Колбас наворую И ему дарю,- он счастлив, А я с ним пирую.

_{Пешт, январь 1848 г.}

СТЕПЬ ЗИМОЙ

Степь вправду – степь теперь, и вся седа как лунь. Ну и хозяйка осень: дом у ней хоть плюнь! Все, чем весна горда И летняя страда, Мотовка на ветер бросает без стыда. Зимою – мерзость запустенья, холода. Не звякают вдали бубенчики отар; На дудке перестал наигрывать овчар; Не слышно птичьих стай, Увеселявших край; Совсем умолк на кочках перепел-дергач, И больше не пиликает сверчок-скрипач. Замерзшим морем смотрит пустоши печаль. Усталой птицей солнце низко тянет вдаль. Лучей холодных пук Стал стар и близорук,- Нагнуться надо, чтоб увидеть что-нибудь. Напрасный труд. Кругом одно унынье, жуть. Пуста сторожка и дощаник рыбака. Скотина вся в хлевах, на хуторах тоска, Пред пойлом у корыт По стойлам рев стоит, Артачатся бычки, упрутся и не пьют: В закутах духота, им хочется на пруд. Батрак снимает с балки листовой табак, И на порог кладет, и режет, взяв тесак. За трубкою в сапог Полез, набил, разжег, Сопит, попыхивает и косится вбок: Не опустел ли в стойле кормовой лоток? Шинкарь с шинкаркой спят, стоит их мерный храп, Хоть выкинь вон ключи, замкнув подвал и шкап. На шест у их ворот Никто не завернет: Зимой сюда ничья не сунется нога, Метели замели пути. Снега. Снега. Порывы ветра в поле рыщут вверх и вниз. Вот вихря клуб рванулся к небу и повис, Другой размел сугроб, Рассыпав целый сноп Снежинок, блещущих, как искры из кремня, А третий взвыл и бьется с первыми двумя. Но вот пурга без сил и уползла в углы. Из разостлавшейся кругом вечерней мглы Всплывает тень с кнутом разбойника верхом. Пофыркивая, конь несет его домой; За ними следом волк, над ними ворон злой. Как изгнанный король с границы смотрит вспять На родину, пред тем как на чужбину стать, Так солнца диск, садясь, Глядит в последний раз На землю, и, пока насмотрится беглец, С его главы кровавый катится венец.

_{Пешт, январь 1848 г.}

ИТАЛИЯ

Им ползать по земле осточертело, И поднялись они, на страх врагам. И вот их вздохи превратились в громы, Взамен цепей клинки бряцают там! Не бледное цветенье апельсинов, А красных роз там нынче торжество, О, как прекрасны вольности солдаты! Дай счастья им, свободы божество! Вы, чванные могучие тираны, Куда румянец с ваших лиц пропал? Я вижу, вы смертельно побледнели, Как будто призрак перед вами встал, Как будто бы явился перед вами Дух Брута! Испугались вы его! О, как прекрасны вольности солдаты! Дай счастья им, свободы божество! Брут спал, теперь проснулся он и ходит, И вдохновляет войско он свое: «Ведь вот – земля! С нее сбежал Тарквиний, Свалился мертвым Цезарь на нее. Он, великан, склонился перед вами, А это гномы – больше ничего!» О, как прекрасны вольности солдаты! Дай счастья им, свободы божество! Настанет час великий, достославный! Туда, к нему, надежд моих полет; Они, как птицы, мчатся в день осенний Под небеса полуденных широт. Падет насилье, и восстанет снова Земля в красе расцвета своего. О, как прекрасны вольности солдаты! Дай счастья им, свободы божество!

_{Пешт, январь 1848 г.}

К СОСЛОВНОМУ СОБРАНИЮ

Способны вы красно и много говорить, Но только родине на это не прожить! Хоть ваша речь порой достойна мудреца, За дело принялись вы не с того конца, Но так уж, видимо, у нас заведено, Такими промахами славимся давно. Представьте зодчего, который, строя храм, Решил бы приступить сначала к куполам И перекрытиям, а стены в храме том Он вознамерился б воздвигнуть уж потом И ухитрился бы фундамент подвести Под это здание, готовое почти! А вы вот именно такие мастера! Отчизна кормит вас, на хлеб она щедра И кровью сердца не скупится вам платить. А

вы? Чем так творить, уж лучше не творить! Ведь вы – растратчики и времени и сил! Вы возражаете: успех порою был! Но если даже был, какой он был тогда? Я, скажем, пить хочу – ищу я, где вода; А вы даете мне, когда хочу я пить, Соленую еду, чтоб жажду раздразнить. Вот так везде, кругом, куда ни посмотрю. И если я теперь не верно говорю, То, видно, в люльке я рассудок потерял. Нет! Надобно начать с начала всех начал: Свободу слова нам пора завоевать! Давайте же сюда свободную печать! Чтоб нация была здорова и жива, Такие же великие слова, Как слово господа: «Да будет свет!» - Пора провозгласить… А если все же нет Гражданской гласности, то будь богатств полна, Но тем не менее бедна еще страна! Пусть даже золото посыплется из рук У пахарей простых и у последних слуг, А все ж без гласности счастливыми не быть, И кличку нищенки страна должна носить. А там, где гласности препон сегодня нет, Пусть даже тот народ в тряпье еще одет, Пускай еще пока и сыт он не вполне,- А он богаче всех живет в такой стране: Все будущее той стране принадлежит! … Стремимся к знанию… А путь к нему открыт? О, боже! Не найти того, кто нас глупей! Хоть на ногах у нас и нет уже цепей, Но снять повязки с глаз мы все же не хотим. Куда идем, слепцы? Ведь в яму угодим! Глаза завязаны, дух скован… Рвемся ввысь,- Но нет, не улететь, хоть как ты ни стремись! Сознанье бедное в тюрьму заключено, Проклятий собственных вдыхает смрад оно. Сознанье, словно пес, который во дворе Томится на цепи в зловонной конуре. Зачем же, словно псам, нам грызться и ворчать? Пора бы нам идти отчизну защищать! Сознанье сковано! А мы-то нос дерем, Свободной нацией венгерцев мы зовем. Неправда! Слуги мы! Мы – как рабы сейчас! Поэтому-то все и презирают нас!

_{Пешт, февраль 1848 г.}

КУРИЦА МОЕЙ МАТЕРИ

Что такое? Птичий гомон… Курица, ты здесь как дома! Бог добро творит нередко: Возвеличена наседка. Ходишь по дому всезнайкой, Сядешь на сундук хозяйкой, И кудахчешь, и трезвонишь, И никто тебя не гонит. Где тут? Глаз с нее не сводит Мать-старуха, следом бродит И голубушку любовно Кормит с рук зерном отборным. Королю живется хуже, Чести кто такой заслужит?.. Что бы ни было с тобою, Яйца ты неси чредою. Ты же, добрый Моржа, слушай, Навостри собачьи уши: В доме старожил известный, Ты служил все годы честно. Голодая у порога, Все же курицу не трогай: Вы с наседкой этой оба - Вся у матери худоба.

_{Пешт, февраль 1848 г.}

СМЕРТЬ ЗИМЫ

Бессердечная зима, Смерть тебя, тирана, скосит, И земля твой скучный гнет, Надоевший гнет отбросит; Будет воля! Небеса На тирана ополчатся, Солнца жаркие лучи В зиму стрелами вонзятся. Ты умрешь, умрешь, зима! Все тираны умирают, Если вдруг народы их Твердо воли пожелают. Если смелые рабы Твердо пожелают воли, Рухнут стены их тюрьмы И не возродятся боле. Ты борись, земля, с зимой, Ты бери твердыни с бою. Завоюешь волю ты, А зовут ее – весною. Прилетит, придет весна, Вся цветами заблистает, В честь побед она тебя Радугою увенчает. Задрожит зима-тиран, Чуя смерть, забыв угрозы, Из разбитых глаз ее Потекут пустые слезы. Ха! Она сейчас умрет, Жалко и трусливо тая. Трусость, как известно всем, Деспоту сестра родная.

_{Пешт, февраль 1848 г}

1848

Тысяча восемьсот сорок восемь… Новой звезды в небесах явленье. Льются лучи ее; вновь удалось им Вызвать румянец и оживленье На лике больном твоем, Вольность святая, О новый спаситель рода людского! Люди восстанут, тебя защищая, И – не страшись! – не распнут тебя снова! Мира голубка в смятенье великом Скрылась в гнездо, не воркует, не смеет,- Коршун войны в упоении диком Крыльями хлопает, в воздухе реет! Трусы! Я вижу: бледны ваши лица… Это ведь только предупрежденье… Ну, а подумайте – если свершится Все, чем пылают мои сновиденья! Судный тот день, суд народов настанет,- Всем на земле по заслугам воздастся,- Сабля расправу вершить не устанет, Чтоб ни один угнетатель не спасся!

_{Пешт, февраль 1848 г.}

ЖЕСТКИЙ ВЕТЕР РАЗДУВАЕТ ПЛАМЯ…

Жесткий ветер раздувает пламя… Наблюдайте зорче за домами! Берегитесь, чтобы на закате Не попасть нам всем огню в объятья! Неужели, милая отчизна, Нет в тебе былого героизма? Иль с отцами он ушел в могилу - И за саблю взяться нету силы? Венгрия, достигнешь ли ты снова Гордого величия былого? Ведь врага когда-то и очами Мы разили, будто бы мечами. От татар и турок обороной Были миру мы во время оно… Ну, а если нынче что случится, Сможем ли хоть сами защититься? Если дело близится к развязке, Дай нам знак, о ты, господь мадьярский, Что еще владыка небосвода Ты во славу своего народа.

_{Пешт, февраль 1848 г.}

МАГНАТАМ

Как здоровье ваше, баре-господа? Шею вам не трет ли галстук иногда? Мы для вас готовим галстучек другой, Правда, он не пестрый, но зато тугой, Мы ль вас не просили, не твердили вам: Только человечность подарите нам! Мы ведь тоже люди, не травите нас!.. Умолял народ вас, да не в добрый час… Вы народ считали зверем, и теперь Он своих магнатов загрызет, как зверь. Словно зверь, когтями схватит вас народ, Всех вас передушит, в клочья раздерет. Эй вы, миллионы! В поле, на простор! Забирай лопату, косу иль топор! Случай нас торопит, он ведет нас в бой. Час великий мщенья возвещен судьбой. Баре, вы веками пили кровь рабов, Нынче вашей кровью напоим мы псов. Вилами на свалку! Догнивайте там! Нынче пир великий будет нашим псам! Впрочем, нет! Не надо! Подожди, народ, Ты ведь благородней и добрей господ! Бог всего превыше, после бога – ты. Будем же достойны этой высоты! Будем благородны и на этот раз, Чтоб господь с любовью поглядел на нас! Радостной десницей осенив народ, Нам благословенье он да ниспошлет. Мы забудем муку тысячи годин, Если нас, как братьев, примет господин, Если он забудет о своих гербах, Если подарит нам равенство в правах. Значит, вы согласны – ждем вас, господа, Встретить вас приветом рады мы всегда. В цепь одну, как звенья, мы сплестись должны,- Все мы нашей скорбной родине нужны! Ждем мы – не дождемся! Видит правый бог: Завтра будет поздно, нынче – крайний срок. Если вы с презреньем оттолкнете нас - Пощади всевышний вас в последний час!