Стихотворения

Лурье Вера Осиповна

«Не загрунтована еще земля…»

Не загрунтована еще земля: Булыжники повсюду и ухабы. Да, звоны памятного февраля Замолкли, от того что были слабы! Октябрь круто натянул вожжу И хлыст его гудит, гудит набатом… Я по Берлину целый год брожу — — Сюда давно доносятся раскаты. Не мне дано о будущем гадать. Что я могу! — Глядеть на месяц круглый, Любить, любить и ничего не взять, Не надышаться теплотою смуглой! Нужны другие — крепость ловких рук, И

взгляд пронзенный остротою стали Ни в холод зим, ни в летнюю жару, Чтобы они лопаты не бросали.

«Ни золото, ни матовость жемчужин…»

Ни золото, ни матовость жемчужин, В груди неловкой нежности укол. Не выбросить, не положить на стол, И даже не сварить себе на ужин! Упрямой нежности тупой укол, Что делать с ним, он никому не нужен! Я — как ребенок слаб и безоружен, Когда учитель грозно подошел, Молчу смущенная при каждой встрече, Утеряны все верные слова, Под тонкой блузой вздрагивают плечи, Перебирают пальцы рукава, Глаза опущены, чтоб скрыть признанье, Как будто это первое свиданье!

«Одноцветную сплетают нить…»

Одноцветную сплетают нить Сутки равномерно пробегая. Но скажи, о чем мне говорить — Кажется, я ничего не знаю! Настежь растворенное окно, Здесь в июне не запахло летом. Во дворе асфальтовом темно. — Милая наверно не об этом!

Бриндизи

В Бриндизи — кривые переулки, На панелях — мусор и окурки, Мухами облепленные турки, Вечерами голос моря гулкий. В кабачках седые капитаны, Сказками заморскими повеют. А в ларьках печеные каштаны Круто и заманчиво смуглеют. Но еще темнее, чем каштаны, Девушек синеющие косы И заманчивей чем капитаны Статные на пристани матросы.

В Берлине

Бывает боль пронзительнее стали И горячее еще свежих ран. А те, которые ее узнали, Не спрячут шалость в боковой карман. Еще в кафе задорные фокстроты, На улицах вечерний поцелуй — Но так портниха не начнет работы, Не приготовив верную иглу!

На улице

Темно! — «не оступись — провал» — — Рабочие бастуют. Подземный — светится вокзал!.. Оркестр — в кафе танцуют! Гигантским город кораблем Плывет по волнам ночи, И дом стал не похож на дом, На «Tauentzienstrasse» гром Из под земли грохочет! Проваливаться в темноту, Вне времени, пространства, Как хорошо… и знать ты тут, Со мною в этом странствии. Так акробат висит в петле, Полет так детям снится, Пловец так оставляя след, Вдаль по воде стремится.

О, когда б!

Мимо окон промчался зеленый отряд. На углу собираются толпы рабочих, Полицейские всюду с оружьем стоят. Чтобы

их разгонять к приближению ночи. Я не знаю кто прав, или кто виноват. Но когда б я могла: «Бейте стекла, громите!» Закричать, штурмовать вместе с этой толпой, Не читая в газете последних событий, То тогда б записала я твердой рукой, Верный ритм уловив, о двадцатом столетье! О когда б я могла быть такою как дети, Или так надышаться любовным теплом, Чтобы после стонать, немотою объята, В темноте отыскать по следам его дом, Сторожить неотлучно дворнягой лохматой, Позабыв все предметы, людей и слова. Мои песни взошли б, как из зерен трава!

«Тот, кто не может, пусть сторонится…»

Тот, кто не может, пусть сторонится, Молчит! А песен наших диких конница Копытами в гранит. Чтобы запели стены города, Услышав нас. Чтобы дрожали старцев бороды. Наш час! Стихом стальным, стихом эпическим Пора давно — Но о символическом и о космическом Не нам дано!

«Скупою горстью падают слова…»

Скупою горстью падают слова, С трудом коплю и собираю строки. Но кружится от взгляда голова, Лови, я кину их в простор широкий Полета без движенья в высоту! — За голову откинутые руки, Холодных губ касанье на лету, Еще нежней от близости разлуки, И оттого, что право теплотой, — Чуть розоватой и прозрачной кожи, — Почти украденной, дышать с тобой, Мне золота всех россыпей дороже!

«Унтергрунд»

Желто-красной линией змеится, Набегает взглядом волчьих глаз, Осторожней, можно оступиться… Дверь захлопнулась, туннеля мгла. Люди, люди, духота, усталость… Но одно движение руки, Серой куртки — поезд закачало… Встречный… Остановка и свистки. Путь свободен, тронулись быстрее, Смотрит вдаль, в оконце человек. Не догнать двустопному хорею Рифмы цепью заковали бег!

«Дурманящий и неотвязный бред…»

Дурманящий и неотвязный бред — Так можно биться головой об стены Воспоминаний обостряет след, До грусти обморочной и блаженной. Такое поднимается тепло, Что обозначить не найдется знаков, Ни мыслей нет, ни образов, ни слов, Обрывочных косноязычий накипь.

А может быть!

А может быть, мне это только снится. Подземной гул, асфальт, Берлин, Сливаются чужие лица И ты — один! Проснусь, увижу на окне узоры И зайчиков на потолке. Наверно поздно, уж подняли шторы — Часы — в руке! А за окном, там снежные сугробы, Извозчики и дым костров, И у ворот наш дворник узколобый С охапкой дров. Скользит по скользкой мостовой прохожий: Румяны щеки, красен нос Кусает больно — шуба не поможет — Крутой мороз!