Стихотворения

Лурье Вера Осиповна

Кого любить

Еще январь, но на панелях лужи Оскалились от солнечных лучей. Забыв вражду, с землею небо дружит, И ветер хлещет звонче, веселей. Куда идти — окрепли даже ноги, Так сильно пахнет близостью весны Бежать, как в детстве вдоль большой дороги, Все просто, размышленья не нужны. Кого любить, и с нежностью, с задором, К кому прийти и за плечи обнять, В глаза взглянуть с улыбкой и укором, Взглянуть в глаза и разом все понять! Весна идет и с каждым днем все ближе… О чем писать, так немощны слова. И, как у школьницы усталой, ниже Склонилась над тетрадкой

голова!

«Мечты умчались с топотом…»

Мечты умчались с топотом, Осталась у ворот! Какой теперь заштопаю Иглою этот год! Дни, что чулки, заношены, Им потеряла счет, Дырявы и заброшены В коричневый комод. И где достану штопку я, Нельзя чинить гнилой; А мысли держат робкие Лишь шелк передо мной — Любви желают лодыри, Шершавого тепла, Горячего до одури, Что темная смола. — О вы, весны наверное Твердите мне урок, Ведь шелк заплата скверная — Прорвется весь чулок!

Старый вальс

Маме

Так лежать спокойно и тепло, Только кровь в виски стучит сильнее, Градусника кажется стекло Ледяным, и дышится труднее! Очень тихо и почти темно. Вдруг сквозь сумрак этой чуждой спальни Старый вальс доносится в окно. Детская, огромный пеленальник, Там кофейник нянин, как всегда Весь забрызганный кофейной гущей! Дни, недели, месяцы, года… О неповторимом мне поющий. Милый вальс! Сочельник, на балу, Влюблена морозно и напевно. Первый тайный поцелуй в углу, Он мой рыцарь, я его царевна! Хлопья снега и саней полет, Лошадей вспотевшее дыханье! Так легко заглядывать вперед, В Новый год, в крещенские гаданья! Надоели розы на стене, Хорошо закрыть глаза устало. Помню в детстве, мама в тишине Этот вальс по вечерам играла.

На чужбине

Там, где Невы послушное теченье Хранит нетленным сторожем гранит, Где из болот, Петровым повеленьем, Поднялся город и теперь стоит, Там скоро ночи белые настанут, И будет пахнуть в воздухе дождем. О этот запах обморочно-пряный, Усиливающийся с каждым днем! О столько лет! Нет, рану не залечишь, Ни мышьяком, ни бромом не помочь, И судорожно вздрагивают плечи В чернеющую мартовскую ночь!

Я ли это!

Я ли этого маленького роста, С челкой длинной, в платье шерстяном, Там жила у Чернышева моста И в окно поглядывала днем На латки с намоченною сливой — Лакомство любимое ребят. К девочке у Финского залива Память, приведи меня назад. Помнится мне сквер Екатерины, Площадь Театральная, и там, В будке «Гала-Петер», апельсины. Невский в солнце помню по утрам. С каждой улицей, и с каждым переулком Столько связано! Довольно, замолчи! Дальше, дальше отпирают гулко Памяти тяжелые ключи. Вот Бульвар Конногвардейский, лавки, «Жителей Американских» дни, И в предпраздничной, весенней давке Близятся Пасхальные огни. Шах конем! Вы кажется сказали. Медленно задвигалась рука, Прояснилась из туманной дали Шахматная на столе доска.

«От

неуклюжести, а не от скуки…»

От неуклюжести, а не от скуки Глазами устремилась на паркет — А платье коротко и красны руки — Подросток-девочка, тринадцать лет. Дневник единственный запрятан в ящик, Ей от стыда не заглянуть в трюмо, Так я молчу от нежности щемящей, Так я несу неловкости ярмо. Не подойти, не улыбнуться даже, Ведь не покорны голос и слова. А мне бы лечь у ног твоих на страже, В тепло колен упала голова. Закрыв глаза от накипи любовной, Не кончить этот неумелый стих. Чего-то жду… Порывы ветра словно, По волосам движенья рук твоих.

«О пошлость! — Открытое окно…»

О пошлость! — Открытое окно Землею пропитанный прелой, Апрельский, щекочет нос Мне воздух совсем одурелый. А кошек пронзительный зов, Весною такой специальный. И жадных, бессвязных слов, Томление в девичьей спальне. Минул двадцать третий, ну что ж, Ведь в том не большая потеря!.. Нет слов, коснозычия дрожь, Тепло несуразное зверя. Так в клетку, посаженный тигр, Ни с места, решетку не сломишь, Так смотрит на праздничность игр Ребенок, наказанный в доме.

Берлин («Как улицы людьми закиданы!..»)

Как улицы людьми закиданы! Влетело в город это лето, За ночь одну, так неожиданно, Пробив асфальт мотоциклетом. Потеют в магазинах модницы. Летают в воздухе батисты… А позже выползает сводница — Луна — глядеть на все неистовства. И оглушенные джазбандами Глазами проститутки пьяной Зовут напитками, верандами Настойчивые рестораны. Изнемогая от влюбленности, От зацветающих бульваров, Стою такая посторонняя На теплом, липком тротуаре. О если бы туда — где столики, Где лимонад со льдом в бокалах, Высокой, томною соломинкой Помешивают так устало. Трамвай, площадка, снова улицы, Вокзалы, фонари и скверы, И там нахохленные курицы Прижались немки к кавалерам.

«Гроза совсем повисла над балконом…»

Гроза совсем повисла над балконом. Бессильной нежности прилив, Какою властью и каким законом Потребовать в архив! Деревья даже не от задыханья — Без поворотов на ходу. — Я родилась под знаком расставанья — Склоняются в саду. Так арестованный идет с конвоем, В глазах улыбка — суррогат, А чувства бьются неумолчным роем О, если бы назад! Не повернешь руля, не остановишь Минут, часов и дней… Движенье теплой, непослушной крови, Грозы душней!

«Забраться на пристань звука…»

Забраться на пристань звука Звучней, заветней звать. Откликнется, кликнет разлука Дождем зазвенит опять. Вчера, сегодня, завтра Тот же заводит напев Утром, к чаю, на завтрак, На корточки присев. Чтоб мне не забыть и ночью День расставанья и час, Сны разрывают в клочья, Мелькают у самых глаз!.. Упасть бы лицом в ладони, Там запах целебный чернил. А дождь зудит и стонет, Надолго теперь зарядил.