Стихотворения

Ходасевич Владислав Фелицианович

* * *

Сладко после дождя теплая пахнет ночь. Быстро месяц бежит в прорезях белых туч. Где-то в сырой траве часто кричит дергач. Вот к лукавым губам губы впервые льнут. Вот, коснувшись тебя, руки мои дрожат… Минуло с той поры только шестнадцать лет. 8 января 1918

Брента

Адриатические волны!

О, Брента!..

«Евгений Онегин»

Брента, рыжая речонка! Сколько раз тебя воспели, Сколько раз к тебе летели Вдохновенные мечты — Лишь за то, что имя звонко, Брента, рыжая речонка, Лживый

образ красоты! Я и сам спешил когда-то Заглянуть в твои отливы, Окрыленный и счастливый Вдохновением любви. Но горька была расплата. Брента, я взглянул когда-то В струи мутные твои. С той поры люблю я, Брента, Одинокие скитанья, Частого дождя кропанье Да на согнутых плечах Плащ из мокрого брезента. С той поры люблю я, Брента, Прозу в жизни и в стихах. Весна 1920, Москва 1921, Петербург 17 мая 1923, Saarow

Мельница

Мельница забытая В стороне глухой. К ней обоз не тянется, И дорога к мельнице Заросла травой. Не плеснется рыбица В голубой реке. По скрипучей лесенке Сходит мельник старенький В красном колпаке. Постоит, послушает — И грозит перстом Вдаль, где дым из-за лесу Завился веревочкой Над людским жильем. Постоит, послушает — И пойдет назад: По скрипучей лесенке, Поглядеть, как праздные Жернова лежат. Потрудились камушки Для хлебов да каш. Сколько было ссыпано, Сколько было смолото, А теперь шабаш! А теперь у мельника Лес да тишина, Да под вечер трубочка, Да хмельная чарочка, Да в окне луна. Весна 1920, Москва 13 марта 1923, Saarow

Акробат

Надпись к силуэту

От крыши до крыши протянут канат. Легко и спокойно идет акробат. В руках его — палка, он весь — как весы, А зрители снизу задрали носы. Толкаются, шепчут: «Сейчас упадет!» — И каждый чего-то взволнованно ждет. Направо — старушка глядит из окна, Налево — гуляка с бокалом вина. Но небо прозрачно, и прочен канат. Легко и спокойно идет акробат. А если, сорвавшись, фигляр упадет И, охнув, закрестится лживый народ, — Поэт, проходи с безучастным лицом: Ты сам не таким ли живешь ремеслом? 1913,1921

* * *

Обо всем в одних стихах не скажешь. Жизнь идет волшебным, тайным чередом, Точно длинный шарф кому-то вяжешь, Точно ждешь кого-то, не грустя о нем. Нижутся задумчивые петли, На крючок посмотришь — все желтеет кость, И не знаешь, он придет ли, нет ли, И какой он будет, долгожданный гость. Утром ли он постучит в окошко Иль стопой неслышной подойдет из тьмы И с улыбкой, страшною немножко, Все распустит разом, что связали мы. 14 декабря 1915

* * *

Со слабых век сгоняя смутный сон, Живу весь день, тревожим и волнуем, И каждый вечер падаю, сражен Усталости последним поцелуем. Но и во сне душе покоя нет: Ей снится явь, тревожная,

земная, И собственный сквозь сон я слышу бред, Дневную жизнь с трудом припоминая. 30 августа 1914

* * *

В заботах каждого дня Живу, — а душа под спудом Каким-то пламенным чудом Живет помимо меня. И часто, спеша к трамваю Иль над книгой лицо склоня, Вдруг слышу ропот огня — И глаза закрываю. 14 декабря 1916 — 7 января 1917

Про себя

1

Нет, есть во мне прекрасное, но стыдно Его назвать перед самим собой, Перед людьми ж — подавно: с их обидной Душа не примирится похвалой. И вот — живу, чудесный образ мой Скрыв под личиной низкой и ехидной… Взгляни, мой друг: по травке золотой Ползет паук с отметкой крестовидной, Пред ним ребенок спрячется за мать, И ты сама спешишь его согнать Рукой брезгливой с шейки розоватой. И он бежит от гнева твоего, Стыдясь себя, не ведая того, Что значит знак его спины мохнатой. 30 ноября 1918

2

Нет, ты не прав, я не собой пленен. Что доброго в наемнике усталом? Своим чудесным, божеским началом, Смотря в себя, я сладко потрясен. Когда в стихах, в отображенье малом Мне подлинный мой образ обнажен, — Все кажется, что я стою, склонен, В вечерний час над водяным зерцалом. И, чтоб мою к себе приблизить высь, Гляжу я в глубь, где звезды занялись. Упав туда, спокойно угасает Нечистый взор моих земных очей, Но пламенно оттуда проступает Венок из звезд над головой моей. 17 января 1919

Сны

Так! наконец-то мы в своих владеньях! Одежду — на пол, тело — на кровать. Ступай, душа, в безбрежных сновиденьях Томиться и страдать! Дорогой снов, мучительных и смутных, Бреди, бреди, несовершенный дух. О, как еще ты в проблесках минутных И слеп, и глух! Еще томясь в моем бессильном теле, Сквозь грубый слой земного бытия Учись дышать и жить в ином пределе, Где ты — не я; Где, отрешен от помысла земного, Свободен ты… Когда ж в тоске проснусь, Соединимся мы с тобою снова В нерадостный союз. День изо дня, в миг пробужденья трудный, Припоминаю я твой вещий сон, Смотрю в окно и вижу серый, скудный Мой небосклон, Все тот же двор, и мглистый, и суровый, И голубей, танцующих на нем… Лишь явно мне, что некий отсвет новый Лежит на всем. 17 декабря 1917

* * *

О, если б в этот час желанного покоя Закрыть глаза, вздохнуть и умереть! Ты плакала бы, маленькая Хлоя, И на меня боялась бы смотреть. А я три долгих дня лежал бы на столе, Таинственный, спокойный, сокровенный, Как золотой ковчег запечатленный, Вмещающий всю мудрость о земле. Сойдясь, мои друзья (невелико число их!) О тайнах тайн вели бы разговор. Не внемля им, на розах, на левкоях Растерянный ты нежила бы взор. Так. Резвая — ты мудрости не ценишь. И пусть! Зато сквозь смерть услышу, друг живой, Как на груди моей ты робко переменишь Мешок со льдом заботливой рукой. 12 марта — 18 декабря 1915