Стихотворения

Кузмин Михаил Алексеевич

7

Она говорила: «Любима другим, Его не люблю я, — давай бежим. Мне жалко покинуть родные поля, Но все мне заменит любовь твоя». Она говорила: «Ах, в доме твоем Мы новое счастье, мой друг, найдем. Нас там не настигнет ревнивца рука, Нас там не догонит печаль-тоска». Она говорила: «В пирушке друзей Ты хвастаться можешь красою моей. А если разлюбишь и лучше найдешь, То горю поможет мой острый нож». Она говорила: «В закрытую дверь Других не пущу я, поверь, поверь. Могу я быть верной, могу умереть, Но я не умею расставить сеть». Она говорила: «Не вижу других, Мне солнце не светит без глаз твоих. Без глаз твоих, милый, мне нету тепла, Навеки с тобою судьба свела».

8

Опять «прощай», опять иду, Когда ж покой и мир найду? Но

не клоню я взоров вниз, — Со мной она, со мной Фотис. Ну, кормщик, снасти подбирай, Прощай, Корфу, веселый рай! Шуми, волна, домой, домой! Мне песню прежнюю запой! И всплески весел говорят: «Церквей опять увидишь ряд, Старинный дом, большой канал, Чего нигде не забывал». Отчизна та ж, но я не тот, Уж не боюсь пустых невзгод. Я снова молод, снова смел И не страшусь коварных стрел, Любовь, любовь меня спасла И целым к счастью привела.

III Глава. Опять Венеция

1

Лишь здесь душой могу согреться я, Здесь пристань жизни кочевой: Приветствую тебя, Венеция, Опять я твой, надолго твой! Забыть услады края жаркого Душе признательной легко ль? Но ты, о колокольня Маркова, Залечишь скоро злую боль! Пройдут, как тени, дни страдания, Взлетит, как сокол, новый день! Целую вас, родные здания, Простор лагун, каналов тень. Вот дом и герб мой: над лужайкою Вознесся темный кипарис, — Сегодня полною хозяйкою Войдет в тот дом моя Фотис. Привыкнет робою тяжелою Смирять походки вольный бег. Влекомы траурной гондолою, Забудем ночью дальний брег. Как воздух полн морскими травами! Луна взошла на свой зенит, А даль старинными октавами, Что Тассо пел еще, звенит. Когда ж, от ласк устал, я падаю И сон махнет тебе крылом, Зачем будить нас серенадою, Зачем нам помнить о былом? Здесь каждый день нам будет праздником, Печаль отгоним рядом шлюз, С амуром, радостным проказником, Тройной мы заключим союз!

2

Зачем в тот вечер роковой Вдвоем с тобой мы не остались? Зачем с покоем мы расстались, Какой несчастною судьбой? Зачем «Севильский брадобрей» На пестрой значился афише, А голос несся выше, выше Под вопли буйных галерей? Зачем спокойна и одна Она явилась рядом в ложе, И что шепнуло мне, о Боже: Взгляни налево, вот она! Как прежде, смотрят очи вниз, Бросая сладостные тени, Но нет: глаза мои на сцене, А сердце там, где ты, Фотис! Принес цирульник фонари, И ловкий брак уже улажен, Соседки вид — печально важен. Будь верен, глаз мой, не смотри! Зачем толпы живой поток Опять нам бросил случай встречи? Она на мраморные плечи Небрежно кинула платок. Движенья те же и новы. — Фотис! Фотис, я твой навеки! — Тяжелые поднявши веки, Другая шепчет: «Это — Вы?»

3

Опять, как встарь, открыта дверь балконная — Опять, как встарь… Вино желто в бокалах, что янтарь, А ночь струит мне волны благовонные, Опять, как встарь. Во мгле ночной медлительно приблизилась — Во мгле ночной, — Гондолы тень с расшитой пеленой; Грифона пасть у носа смутно виделась Во мгле ночной. — Она сошла, одета в платье черное, Она сошла В условный дом, откуда вымпела Судов видны; с решимостью упорною Она сошла. Я долго ждал за темною решеткою, Я долго ждал, Смотря без дум на дремлющий канал, Встревоженный одною вашей лодкою, Я долго ждал. Но вот шаги… дверь тихо растворилася, Но вот шаги… Любовь, любовь! еще раз помоги, Чтоб сердце так в груди моей не билося!

4

Цепь былую ныне рву я, Не порвал ли уж вчера? И, свободу торжествуя, Лишь с Фотис одной пируя, Проведу все вечера!   Я ль, как мальчик, ждал свиданья?   Но любовь меня спасла.   Та, которой робко дань я   Прежде нес, сама признанья   Запоздалые несла. Я не дрогнул, я не сдался, Пусть стучала кровь в висках! Я свободен, не остался В ваших сладостных тисках.   Как мертвец из смертной сени,   Как больной восстав с одра,   Я бегу обнять колени,   Вылить слезы, вылить пени   На

груди, что так мудра. Не вздохнула, не спросила: «Что с тобой?» — моя Фотис, Но целительная сила Так любовно пригласила: «Не клонись главою вниз».

5

Не зная вас, вам шлю письмо. Меня как женщина поймете, Увидевши, что в каждой йоте Сквозит любви моей клеймо. Быть может, я неосторожна, Свиданье было бы верней, Но, лишь дойду я до дверей До ваших, — мысли: «Невозможно». Тот мало честью дорожит, Кто страстью поздней пламенеет, Бумага, к счастью, не краснеет, Пускай рука моя дрожит. Зачем вам повести унылой Докучное начало знать? Дана вам свыше благодать Не сделать жизнь мою могилой. Робею, медлю, как дитя, Прервать письмо уже готова, Но нет, мучительное слово Скажу, волненье укротя; Сошлись любовные дороги Моя и ваша. Разный путь Заставил нас в глаза взглянуть, Прочесть в другой свои тревоги, Но ваша юная любовь С моей равняться вряд ли может, Ничто мне в муке не поможет, Лишь в смертный час остынет кровь. Другое счастье в долгой жизни Еще вам будет суждено, И знаю — встретится оно Не здесь, а в радостной отчизне. Как прежде позабыл меня, Так вас он скоро позабудет, И лепет детский не разбудит Уже потухшего огня. А я готова быть рабыней, Всегда лежать у милых ног, И взгляд один взрастить бы мог Сады над бывшею пустыней! Безумна просьба и смешна, Для вас, быть может, непонятна. Всегда любовь другим не внятна, — Любви лишь явственна она. Но если признаки недуга Знакомы вам и не чужды, Отбросьте мелочность вражды, Коль вправду любите вы друга. Не бойтесь слез, не бойтесь слов — Ответьте на мое призванье. Под вечер, позже, в семь часов, Придите в среду на свиданье. Мы обе вместе там решим, В чем нам искать теперь спасенья, И две любви соединим В одну любовь, в одно хотенье.

6

Под пологом ли слишком жарко, Ночник ли пущен слишком ярко, Иль шум и шелесты мышей Твоих коснулися ушей, Что ты не спишь, раскинув руки, И слушаешь глухие звуки? «Фотис, ты спишь?» — Я сплю, молчи, — И снова замерло в ночи. «Ты плачешь?» — Нет, спокойся, милый, Расторгнут нас одной могилой! — Наутро встала так бледна, Как будто год была больна. Весь день был ветрен, сух и ясен, Но лишь закат зарделся, красен, Фотис сказала: «Я пойду На час». Предчувствуя беду, Ее просил побыть я дома, Покуда не пройдет истома. «Не бойся, друг, не будь враждебен. Клялась я отслужить молебен. Одна доеду без труда И тотчас возвращусь сюда. Ты жди меня, не мучься скукой, — Молитва будет нам порукой». Я скрыл тогда невольный вздох. Вот шум шагов вдали заглох, На темном и глухом канале Гондолу тихо отвязали, Но уж давно взошла луна, Когда вернулася она.

7

Что с Фотис любезною случилось? Отчего ее покой утрачен? Отчего так скучен и так мрачен Темный взор, и что в нем затаилось? Онемела арфа-рокотунья И, печальная, стоит у стенки, А сама Фотис, обняв коленки, Все сидит, не бегает, летунья. Или холодно моей голубке От приморского дождя-тумана, Что не встанет с мягкого дивана, Что не скинет с плеч тяжелой шубки? Или остров вспомнился родимый, Хоровод у берега девичий, Иль тяжел чужой земли обычай, О семье ль взгрустнулося родимой? Подойдешь — как прежде, улыбнется; Голосок — как прежде, будто флейта. Скажешь: «Милая, хоть пожалей-то!» — Промолчав, к подушке отвернется.

8

Сердце бьется, пленный стрепет, — Пенит волны белый след, Бледных звезд неверный свет Отмель плоскую отметит. Смолкнул долгий разговор, Лишь плеснет последний лепет Да замедлит нежный взор. Снова скажет, слишком зная, Что отвечу ей: «Мой друг, Что моих бояться мук? Любит больше та, другая! Всех она прекрасней жен, Но, любя иль умирая, Я приму любви закон». Стихла речь, ей отвечали Взгляд, объятье, поцелуй. «Видишь, муть молочных струй Розы солнца пронизали? Полно, сердце, слез не лей! Снова реют в ясной дали Флаги вольных кораблей!»