Сто осколков счастья
Шрифт:
Она хотела сказать «тебя и Маргариты Святославовны», но прикусила язык: теперь мысль о том, что хозяйка собиралась отобрать у нее ребенка, показалась глупой и абсурдной.
– …и я решила… А тут звонит дочь… – промямлила Варя и замолкла.
– Слушай, артистки все такие дуры? – возмущенно спросил Николай.
– А ты бы что на моем месте подумал? – шепотом выкрикнула Варя и, сникнув, пробормотала: – Коля, прости, пожалуйста, да, я дура.
Николай обиженно пыхтел.
Варя накрыла его руку своей ладошкой:
– Коля, но как Екатерина могла подложить медальон, если она в Германии?
– Да это как раз не проблема: ключи есть у консьержки, у Кондратьевны. У Маргариты Святославовны года три назад было подозрение на инфаркт, вот Катя и оставила запасной комплект Кондратьевне: бабка в этом доме сто лет живет, первое время каждое утро заходила к Маргарите, проверить, жива или нет?
Варя смотрела на Николая, широко раскрыв глаза.
Коля потер нос и спросил:
– Я только не понял: зачем Катя велела Кондратьевне проделать всю эту муть с медальоном?
Варя издала стон, на мгновение запрокинула голову, потом пристально посмотрела на Николая:
– Никому не скажешь? Екатерина хотела меня припугнуть, мол, у нее все под контролем.
– Что под контролем-то?
– Квартира, – сказала Варя и обвела комнату рукой. – Она решила, что я квартирная мошенница, втерлась в доверие к одинокой москвичке, ну и все такое…
– Понятно… – хмыкнул Николай. – В Москве у всех насчет жилья бзик.
– Коля, но имей в виду, Маргарита Святославовна об этом ничего не знает. Ей эта история будет неприятна, не хочу ее расстраивать, ты понял?
– Слушай, я не глупее тебя.
– Тогда это наш с тобой секрет, хорошо?
– Заметано. Но Кондратьевну у меня руки чешутся прихлопнуть! Вот ведьма старая…
– Да ладно, Коля, неужели я на старушку – она ведь одной ногой в могиле – буду обижаться? Ее можно понять, тоже, наверное, криминальных новостей насмотрелась. Коля, ты чаю на кухне не хочешь попить?
– Гонишь?
– Нет, просто надо сценарий прочитать, там немного, но все-таки нужно время.
Николай кивнул и поднял руки:
– Все, понял, не смею мешать звезде. Чаю я и дома напьюсь.
– Коль, ну не обижайся…
– Ладно, пока-пока!
Варя заперла за гостем дверь, вновь устроилась на тахте, открыла прозрачную папку с несколькими листками и сосредоточилась на таблице с цифрами и колонками текста.
«Школа, танцы в актовом зале. Стены покрашены голубой масляной краской, под потолком заляпанные побелкой лампы дневного света, на сцене вишневый занавес и несколько воздушных шариков. За окнами молодые тополя с первой весенней листвой. Громко играет музыка, песня Юрия Антонова. На Людмиле юбка-макси из пестрого штапеля, трикотажная кофта-лапша, лакированные босоножки на платформе. На Владимире школьные брюки и вязанный крючком джемпер со шнуровкой. На плече гитара, украшенная переводной картинкой: портрет девушки в купальнике…»
Варя прислонила голову к стене, улыбнулась и задумалась, обратив взор внутрь себя…
Родители тоже познакомились на школьном вечере. Мама столько раз рассказывала про нахального парня, из чужой школы проникшего на танцы – одноклассник открыл окно в туалете на первом этаже и влез, да не один, а вместе с гитарой, на которой, как выяснилось
Дома, в Кириллове, с того школьного вечера хранилась черно-белая фотография, и даже на мутной, зернистой, выцветшей бумаге было видно, как сияют мамины глаза. А юбка на ней – прямо как в этом сценарии: из дешевенького штапеля, клинья разных цветов завиваются по подолу спиралью. И джемпер-лапша, тогда все носили лапшу, заказывали в ателье, в доме быта. А вот отца на той фотографии не было: мама отстригла край снимка, хотела доказать подружке, что вовсе и не влюбилась в «патлатого хулигана». Мама, кстати, со смехом вспоминала про переводную картинку на гитаре, сосед привез из армии – в ГДР служил; папа выменял ее на красную футболку.
Интересно, кто сценарист? Варя покрутила листы, но не нашла ни имени, ни фамилии.
Надо же, как это автору удалось так точно передать приметы того времени? Наверное, старый уже, за сорок, и описал свою собственную юность?
Девушка почти дочитала отрывок до конца, когда в дверь тактично постучали и в комнату заглянула Маргарита Святославовна:
– Можно?
Варя торопливо сползла с тахты, одернула халат.
– Конечно, зачем вы спрашиваете? Это же ваша квартира…
– И тем не менее, – витиевато начала хозяйка, но заметила на одеяле россыпь страниц и с интересом спросила: – Варюша, ты не сценарий ли читаешь?
– Да, у меня сегодня ночью крупный план…
– Что же ты, детка, молчала. Давай-ка проговорим сцену вместе, возможно, я что-то подскажу.
– Ой, спасибо! Я, честно говоря, не посмела бы вас побеспокоить.
Женщины сели за кухонный стол.
– Значит, крупный план? А ты знаешь, что такое план?
– Это… ну как бы сказать? Размер? Я же знала…
Варя покрутила руками и с досадой призналась:
– Интуитивно понимаю, но сказать не могу.
– Детка, если ты не можешь сформулировать идею словами сама для себя, как ты донесешь ее до зрителя? План – это масштаб изображения на экране. Повтори!
– План – это масштаб изображения на экране, масштаб изображения на экране… – принялась твердить Варя.
– Сколько существует планов?
Варя зажмурилась:
– Пять? Нет?
– Шесть. Вспоминай, какие?
Варя принялась загибать пальцы:
– Дальний… общий, средний… Какие же еще? Передний?
– Еще скажи: задний. Ох, двоечница, – покачала головой Маргарита Святославовна. – Дальний, общий, средний, первый, крупный, детали.
– Точно! Теперь вспомнила! Ужас какой, все из головы вылетело… Куплю учебник и обязательно повторю теорию.
– Да уж, будь добра! У тебя сегодня крупный план? Кто твоя героиня?
– Школьная подруга главной героини, Людмилы. Надо же, только сейчас сообразила, что ее зовут как мою маму. Подруга заканчивает десятый класс, действие происходит… – Варя покрутила листы. – Точно год не знаю, у меня ни начала, ни конца… Ага, вот: песня Юрия Антонова, джемпер-лапша, туфли на платформе.
– О-о! Туфли на платформе! – молодцевато произнесла дама и тут же мелко, по-старушечьи, пожевала губами. – Конец семидесятых годов прошлого века. Боже мой, неужели прошлого? Да, я уже ископаемое…