Сто тысяч миль
Шрифт:
Я с трудом разлепил глаза. Боль снова пронзила руку, когда она прикоснулась к ней и перевернула.
— Нужно остановить кровотечение, но мне сложно сказать, повреждены ли крупные сосуды, — зачем-то разговаривала со мной она. Затем схватилась за хлопковую рубашку, которая выглядывала из-под остатков доспехов, и оторвала большой кусок. — Я не смогу зашить. Сделаем давящую повязку, которая хотя бы не позволит истечь кровью. Будет больно.
Всё было так, как она и обещала: больно. Она быстро бормотала что-то, но я почти не разбирал слов из-за её всхлипов. Девчонка тоже впала в шок,
Я очнулся на закате — тени от косых лучей были длинные и глубокие. Повернул голову: травмированная рука наспех замотана кусками рубашки, на повязке уже запеклась кровь, а сердце ещё билось. Удивительно. Девчонка — бледная и измождённая девчонка, что спасла мне жизнь — сидела, устало привалившись к стволу серебристой ивы. С него квадратиками была срезана кора, её Кларк держала в своих руках, отделяя внутренний слой от внешнего. Заметив движение, она вздрогнула и посмотрела прямо мне в глаза. Её взгляд будто обвинял меня в способности жить, когда этого её Уэллса унёс бурный поток.
Мы молчали много долгих секунд, глядя друг на друга. Я сел, поборов головокружение.
— Как ваша рука? — наконец, спросила она.
— Прекрасно, — соврал я. Она горела полным муки адским огнём.
— Я срезала ивовую кору, в ней много салициловой кислоты. Помогает от боли. Можете взять, если хотите.
Мои брови поползли вверх против воли. Помогла с раной? Ещё и таким озаботилась? А сама всё ещё была на грани истерики: глаза блестели, губы дрожали. Очевидно, винила меня в том, что её благоверный пока исчез.
— Почему не прирезала меня и не сбежала обратно в свой лагерь? Ты ранена?
— Я? — удивилась вопросу она, но потом поняла. — Нет. Но я не знаю здесь вообще ничего. Даже и куда мне одной идти, снова в пасть к этим тварям? А для вас, очевидно, не будет проблемой найти наш лагерь и снова заявиться туда, верно? Я бы очень хотела сбежать, но… не нужно больше жертв. Пожалуйста.
Пусть девчонка была в ужасе и явно меня ненавидела, ненавидела всех нас, но мыслила рационально и эмоциям не поддавалась. Не кричала, не проклинала, не плакала и не умоляла. Отчего-то это вызывало невольное уважение — такому достоинству позавидовали бы даже заядлые негодяи из пустошей.
— Значит, пойдёшь с нами в город добровольно?
Риторический вопрос, но я мог предоставить ей хотя бы иллюзию возможности отказаться. Она мрачно усмехнулась, прекрасно всё понимая.
— Что вам нужно от меня, командир?
— Беллами, — зачем-то поправил я.
— Ладно, — согласилась девчонка. — Так что вам нужно от меня? Если… Если это то, что чуть не случилось в лагере, то лучше убейте меня прямо сейчас. Я даже скажу спасибо.
— Я хочу знать, кто ты. Откуда ты. И зачем ты здесь? Зачем все вы здесь?
Она прислонилась затылком к стволу и закрыла глаза. Боялась.
— Вы ведь всё равно не отпустите, если даже расскажу всё прямо сейчас.
— Не отпущу, — подтвердил я. — Свой единственный шанс сбежать ты уже проворонила. Впрочем, не то, чтобы он когда-либо
— Мы вам не враги. Я вам не враг, — в её голосе прорезалась неожиданная горячность. — Мы вообще не знали, что здесь есть люди.
— Это я понял, — я с трудом избавил тон от сарказма. — Давно у тебя глаза покраснели и начался жар?
— Вирус? — обеспокоено глянула она. — Тот, что вы обсуждали тогда у костра?
— Первые симптомы именно такие, — кивнул я. — Правда у тебя они отчего-то начались на три недели раньше. Потом долгое затишье и медленная смерть.
— Но вы же как-то живы!
— У нас были столетия, чтобы решить эту проблему. У тебя сейчас — где-то полгода.
— У вас есть вакцина? Есть? — она с надеждой уставилась на меня.
Я опёрся на ствол ближайшего дерева и не без труда встал.
— Может быть. Мы же как-то живы, — вернул ей её замечание я. Кларк так и не отводила взгляда, но огонь в нём уже потух. — Вставай. Нам пора выдвигаться, пока окончательно не стемнело. Дикие кошки любят ночное время.
Она задрожала, но гордо вскинула голову.
— Я лучше здесь останусь, чем вернусь к вашим людям.
— Успокойся, — закатил глаза я. — Они шутили.
— Я так не думаю, — упрямо заявила она.
— Как хочешь, — пожал плечами я. Поднял с земли свой нож, который Кларк оставила на ближайшем валуне, заткнул его за пояс. — Удачи с кошками. Расскажешь потом, как всё прошло.
От голода, пульсирующей боли в ране и от длинной царапины на правой голени ноги еле шевелились, но я смог их заставить. Сделал несколько шагов, разыскивая ориентиры. Если я правильно понял — а иначе быть не могло — до охотничьей хижины было около часа пути. Пить хотелось безумно, горло жгло сухостью, несмотря на то, что мы прилично наглотались воды в реке. Кора слегка притупила сосущий вакуум в желудке, но не насытила совсем. Лучше потерпеть и дойти до своих, чем к инфекции в ране получить ещё и отравление.
Позади послышалось шевеление, будто кто-то поспешно поднялся с земли и поторопился за мной следом. Улыбка сама собой нарисовалась на лице. Неужели. Ненадолго хватило её упрямства. Но гордость всё же вынуждала держаться позади меня.
— Знаешь, ты бы лучше рядом шла, а то сожрут, а я даже не замечу.
— Не уверена, что из этого хуже, — отозвалась Кларк.
— Ты не была такая смелая, пока я был в отключке.
— Пока вы были в отключке, сидеть рядом тоже было не так уж и плохо, — вернула шпильку она.
И как Октавия её терпела?
Мы прошли несколько минут в молчании: я вёл, она следовала за мной, не приближаясь. Устала. Нервничала. Боялась. Это слышалось в её шаркающей походке и тяжёлой отдышке. И пусть у неё не было раны, но зато была зараза, что задавала хорошую трёпку иммунитету и всем ресурсам организма, а коварные корни и кочки поджидали под толстой прослойкой прошлогодней листвы. Кларк ойкала, подчас спотыкаясь, и один раз-таки не удержала равновесие. Даже пыталась схватиться ослабевшими тонкими руками за ствол, но всё равно рухнула на землю, разметая листья. Я вернулся, подавая ей руку. И зачем смотреть так испуганно? Я же не кинжал ей к горлу приставил. Хотя стоп…