Сто тысяч миль

Sabrielle

Семьи. Дочки. Такой похожей на него — те же тёмные глаза, чуть вьющиеся волосы и этот взгляд, будто она уже всё про меня знала. Впервые я прикоснулась к чему-то столь личному, впервые увидела то, что мне ни за что не собирались показывать, не будь на то веской причины — и я до сих пор едва понимала, как к этому относиться. После рассказов Октавии я примерно представляла местный уклад жизни. Не испытала глубокого шока, но всё равно растерялась. Да, я помнила про отсутствие семей и браков в том виде, в каком я их знала. Не забыла и про то, что немногочисленных матерей обеспечивал город, и постоянный партнёр — это скорее блажь, чем необходимость. Да как им было восстанавливать цивилизацию из пепла, не прибегая к полигамии? Логично. Очевидно.

Но так дико. Гадко — идти на поводу у гормонов и лезть ко мне, когда они… Чёрт. Даже… обидно? Что им — и ему — не под силу понять верность и настоящую семью, не основанную только на дурацких инстинктах. В карман моего костюма с «Ковчега» всё ещё были вшиты два кольца, которые подарил мне отец. Впервые их захотелось выкинуть и не видеть больше никогда. Потому что на этой планете не было никого, кто был бы достоин носить второе кольцо.

Каждое утро я со страхом ждала слабость, лихорадку и тошноту. Вирус не спешил сваливать меня с ног, и я не могла не задаться вопросом, почему. И что насчёт Сотни? Везло ли им с этим так же, как и мне? Неужто наша модифицированная ДНК оказалась вирусу не по зубам? Возможно, там не было тех уязвимостей, какими он охотно пользовался? Возможно, наш иммунитет в первые же дни победил заразу, и теперь нам ничего не грозило. Возможно, буря ещё не миновала, просто инкубационный период оказался дольше. Эти пустые гипотезы — всё, что у меня осталось в четырёх стенах. Густус больше не появлялся, Анья тоже. Несколько раз приходил Нико, задавал вопросы, отвечал на мои. Новость о том, что Мэди пошла на поправку и уже почти здорова, единственная вызвала у меня улыбку за много дней. Остальное вызывало лишь полнейшее безразличие.

Только когда на пороге моей камеры появился Линкольн, тот самый напарник Беллами, я напряглась. От его изучающего взгляда хотелось поёжиться, и сложно было даже предположить, что ему могло бы понадобиться. Самое худшее предположение оформилось в голове мгновенно. Но я прикусила язык, прежде чем выдала свою тревогу.

Линкольн молча развернулся и двинулся по коридору к выходу из здания. Я послушно зашагала следом. Надзиратели на посту смерили нас изучающим взглядом, но не остановили, и я с удовольствием вдохнула свежий воздух, наслаждаясь вечерней прохладой. Просторные улицы вокруг, погружённые в полумрак, после маленькой, тесной и душной комнатушки почти окрыляли. Даже неизвестность больше не пугала, ведь я ощущала неясный вкус свободы. Линкольн петлял по городу, будто бы путая след, я не задавала вопросов, не желая знать, что ждёт меня в этот раз. Какое-то время мы бродили по улочкам, а затем командир неожиданно остановился у кирпичной стены какого-то заведения — на деревянной вывеске было схематично нарисовано нечто похожее на маяк по соседству с пивной кружкой и вырезано «Сторожевая башня». Изнутри то и дело доносился звон кружек и задорный гогот.

— Слушай сюда, — он навис надо мной, а я почти вжалась в шершавую кладку. — Глава Военного совета уехал. Он забрал с собой Беллами, не желая так надолго оставлять его здесь наедине с тобой. И я бы на его месте поступил абсолютно так же. Ты заронила в его голове очень опасные мысли, Небесная, и это очевидно всем, кроме него самого. Я не горю желанием помогать тебе, но Беллами попросил меня об этом. Я согласился, потому что иначе этот осёл всё равно бы придумал, как добиться того, что задумал. Так я хотя бы смогу убедиться, что он не разрушит свою собственную жизнь впустую. Если тебе, девочка, снова хватит мозгов всё испортить… Я убью тебя. Лично. Ты поняла меня? — Сердце испуганно забилось где-то в горле. Но я тяжко сглотнула и неуверенно кивнула. Землянин поджал губы: — Отлично. Идём.

Весёлый гам таверны обрушился со всех сторон, а хмельной запах солода, казалось, впитался в кожу с самых первых секунд. Шумные компании землян играли в кости, хохотали, за какими-то столиками игроки сдавали карты и увлечённо спорили, перешучиваясь. Мы, казалось, растворились

в повисшем вдоль стен полумраке — никто не обращал и малейшего внимания на меня и на командира. За тёмным столиком в углу нас ждали два неясных силуэта, капюшоны скрывали их лица. Но стоило одному из них завидеть нас двоих, как он стянул капюшон, а в следующую секунду на меня уже смотрели яркие глаза Октавии. Вторая фигура так и сидела с опущенной головой, будто шероховатости заляпанного деревянного стола были действительно интересными. Я озадаченно опустилась на стул, Линкольн встал за моей спиной, отчего сердце вновь забилось испуганной птицей.

— Привет, Кларк, — тихо поздоровалась землянка, я едва расслышала её сквозь очередной взрыв хохота.

— Октавия, — кивнула я. Её открытости сложно было не симпатизировать — и у неё не было во взгляде той скрытой угрозы, от которой я покрывалась мурашками при взгляде на Линкольна.

— Ты прямо сейчас направляешься на встречу с главой Совета матерей и просто немного задержалась, — поставила перед фактом она, пододвигая ко мне кружку с пенящейся жидкостью тёмно-янтарного цвета. — А если тебе интересно, зачем Линкольн привёл тебя сюда, то…

Вторая фигура оторвала взгляд от поверхности стола, подняла голову, и я встретилась взглядом со светло-серыми глазами Аарона. Ахнула и оторопело уставилась на горца, не в силах поверить своим глазам.

— Что происходит? — только и смогла выдавить не своим голосом.

— Земляне наконец-то решились меня казнить. Все, кроме этих двоих, по крайней мере. Эти тайно вывели меня из темницы, чтобы мы с тобой могли поговорить. Рад, что ты в порядке, — слишком спокойно для приговорённого говорил Аарон. Я бросила беглый взгляд на Октавию, но она ничем не выражала своё несогласие. — Они хотят помочь тебе сбежать, и я думаю, что тебе стоит принять их помощь. Других вариантов у тебя всё равно нет.

— Что? Почему именно сейчас? И… Почему они решили от тебя избавиться? Ты ведь тоже разбираешься в технике и знаешь достаточно… — испуганно бормотала я, но он меня оборвал:

— Я — горец, и ненависть ко мне у них на генетическом уровне. Не забывай об этом. Вы нас не оставите на несколько минут? — обратился он к наряжённым Линкольну и Октавии. Те, казалось, от его просьбы напряглись ещё сильнее и даже не шелохнулись. Линкольн так вцепился в спинку моего стула, что та аж заскрипела. — Я понял. Тогда слушай. Я хочу, чтобы твои люди нашли моих. Для этого вам понадобится радиопеленгация сигнала на определённой частоте. Нужно будет провести триангуляцию с помощью двух-трёх радиомаяков, думаю, ты понимаешь, о чём я говорю. Назови моё имя, возьми с собой друзей, расскажи им то, что я рассказывал тебе, и есть определённый шанс, что тебе поверят и не расстреляют у самого входа, как всегда происходило с землянами.

Он уже смирился с перспективой неминуемой гибели. И это вообще меня не устраивало! У меня ещё было столько вопросов, столько планов, и теперь — один последний разговор в таверне. Всё сыпалось сквозь пальцы.

— Нет, нет, нет, — замотала головой я и посмотрела на Октавию. — Мы должны спасти его. Я должна сбежать вместе с ним, иначе ничего не сработает.

— Либо казнят горца, либо кого-то из нас выгонят из города за то, что отпустили его. Меня, Линкольна или Беллами. Такое преступление никому не простят, — воительница склонила голову вбок, немного сощурившись. — Кого из нас ты выберешь? Кем пожертвуешь?

Она загнала меня в тупик. Ведь на самом деле выбора никакого не было. Задорная атмосфера таверны душила сильнее спокойного смирения в глазах Аарона.

— Что я могу сделать? Как могу спасти его? Октавия, ты ведь не такая, как эти твердолобые упрямцы. И вы, командир, тоже.

— Ты начинаешь всё портить, Небесная, — тихо, но угрожающе ответил Линкольн.

— Я борюсь за свой шанс выжить, — резко ответила я.

— Ты не осознаёшь, чем мы рискуем. Всем рискуем. А твои выходки подарят нам всем клейма изгнанников.