Стокгольм
Шрифт:
– Не смей делать того, что ты задумала. Будет только хуже, поверь. Повернись.
Он отпускает мои руки и ждет, пока я выполню его просьбу. Я молча стою и не двигаюсь. Тогда Грег хватает меня за волосы и тащит обратно в клетку. Я кричу от боли, пытаюсь вырваться. Все тщетно.
– Заткнись, - говорит он сквозь зубы, - Лучше заткни свой грязный рот, Алиша, иначе я вымою его с мылом.
Он рывком кидает меня на матрац. Я падаю и сильно ударяюсь головой, но мягкая поверхность смягчает боль. Хнычу и закрываюсь руками, чтобы он не попал по лицу. Нет, нет, нет…не бей меня, прошу.
– Пожалуйста!
– воплю я, - Прекрати!
– Я
– Прости за грубость, - говорит он, кладя ладонь на мою коленку, - Я не хотел.
– Хотел, - отвечаю я и вздрагиваю от тона своего голоса. Зачем я так холодно говорю с ним? Мне же будет хуже. Но Грег, кажется, совсем не злится из-за этого. Он улыбается, отчего его губы кривятся, и затем я слышу тихий смешок.
– Ты меня вынудила, Алиша. Я никогда не хотел причинить тебе боль. Зато ты охотно причиняла ее мне, - тон Грега снова напоминает мне ледник, и я самопроизвольно отодвигаюсь от него. Он задерживает меня за руку. – Не надо. Не бойся меня, пожалуйста.
– Страх – единственное, что я могу испытывать сейчас.
– Ты еще не знаешь, что такое страх, - говорит он и заговорщически улыбается мне, хотя я вижу в его глазах что-то очень похожее на обиду или давнюю боль. Он сказал, что его зовут Джимми Трэтстоун…но это невозможно. Я вспоминаю – парень с именем Джим Трэтстоун мертв. Видимо, этот псих просто присвоил его имя и пытается выдать себя за него.
– Ты молчишь. Мне это не нравится, - шипит Грег и, наконец, поворачивается ко мне всем корпусом. Его темная рубашка пропитана потом, и каким-то одеколоном, запах которого мне знаком. Мне нравится, как пахнет Грег, но не нравится он сам. – Говори со мной.
Его голос нервный, и я вновь замечаю, как он подергивает пальцами, словно волнуется.
– Почему ты хочешь, чтобы я говорила с тобой?
– А тебе что, сложно? Ты не можешь сказать пары гребанных слов?
– Могу, - я уже порядком успокоилась, и моя речь звучит, как вполне осмысленный разговор. Я стараюсь не психовать. Шея немного подрагивает, подергивается из стороны в сторону, однако я уже не плачу. – Зачем я здесь?
– О, ты знаешь, - тянет Грег, глядя на меня. Его лицо так близко, но я не отодвигаюсь.– Я хочу, чтобы ты была здесь. Со мной.
– Зачем?
– У тебя нет других слов в запасе? – снова раздражается он, и его красивое лицо искажает гримаса гнева, - Все «зачем» да «почему».
Я начинаю дрожать, вероятно, от самопроизвольно возникающего страха. Он снова злится, а когда он злится – мне больно. Мои руки ходят ходуном, но я успокаиваю их и почти натурально улыбаюсь ему.
– Прости… - шепчу я, - Просто ты…ты раздражаешься так легко, я не хочу задеть тебя словом, чтобы ты потом задел меня битой.
Это получается весьма резко, но я делаю вид, что не боюсь его, и продолжаю сидеть прямо, повернувшись к нему лицом. Грег усмехается.
– Я не бил бы
– Ты сказал, что ты Джим, - я боюсь говорить об этом, но все же пересиливаю себя и продолжаю, - …Джим Трэтстоун. Ты его знал или…
Грег смеется, и через секунду, буквально крохотную миллисекунду, исчезает его добродушная личность. Ее заменяет другая. Он смотрит на меня исподлобья, и его глаза жесткие, пустые, без эмоций. Он хватает меня за горло и сваливает на матрац, прижимая мое тело своим. Грег дышит мне в рот.
– Я и есть он, Алиша, - рычит он, - Печально, что ты меня не помнишь. Но ты вспомнишь…будь уверена. Я заставлю тебя вспомнить Джимми Трэтстоуна.
Он резко встает, и большими, тяжелыми шагами удаляется из камеры, предварительно заперев ее на замок. И я снова остаюсь одна.
Проходит несколько часов, я все еще сижу одна. Доедаю третий банан, принесенный Грегом. Живот урчит от голода, мне не хватает этих фруктов, но я благодарна и за это. Проглатываю последний кусочек и теперь мне жутко хочется пить. Но Грег не приходит. Его нет уже довольно давно, и я начинаю паниковать. Вдруг осознаю, что сейчас он единственный человек, который знает, где я, и если его по каким-то причинам не станет, я погибну здесь. Умру от голода и обезвоживания. Мне становится не по себе, я встаю и подхожу к решетке. Осматриваюсь в темноте, но ничего толком не вижу – только очертания предметов. Пару стульев, длинный стол, похожий на медицинскую кушетку и две двери. Комната кажется мне круглой, но, всматриваясь, вижу углы. Она все же четырехугольная.
Прохожусь по всему периметру клетки, пытаясь найти хоть какой-то предмет, который помог бы мне сбежать отсюда. Нестерпимо хочется в туалет. В западном углу замечаю белый унитаз. Интересно, как он его установил здесь? После этого иду дальше по клетке, к северной стороне. Там находится дверь. Замок на ней старинный, его не открыть простой заколкой или шпилькой. Я чертыхаюсь про себя. Неужели мне так и придется остаться здесь навсегда? Умереть здесь?
Мне слышатся шаги, но они уходят в другую сторону. Почему Грег не заходит ко мне? Странно, но я ощущаю некое одиночество, когда он не здесь. Он похитил меня, побил, таскал за волосы и чуть не изнасиловал, а я ощущаю, что мне не хватает его. «Весьма странно, Алиша. Наверное, ты сходишь с ума вместе с ним»– едко подмечает мое подсознание. Я отмахиваюсь от него. Нет, не правда. Я просто не люблю быть одна. Вечера дома, скучные и одинаковые, меня удручали. Я всегда была душой компании, еще в школе. Вокруг меня всегда была куча народу, и все любили меня, уважали, хотя я была не самой приличной девушкой Энн-Арбора. Но к моему мнению прислушивались. Советы, которые я давала, пользовались невероятным успехом. Но в день выпускного вся моя жизнь полетела к чертям.
Вдруг я снова слышу шаги. Грег приближается к одной из дверей. Останавливается на секунду, словно размышляет входить или нет, а потом снова уходит прочь. Наверное, он решил, что я ему больше не нужна. Может, он захочет меня отпустить? Когда в следующий раз он придет сюда, попробую уговорить его. Проходят часы и, наверное, уже наступает вечер. Мне невыносимо хочется есть и спать. Я ложусь на потрепанный матрац и оборачиваюсь им же. Холодно, голодно и одиноко. Наверное, так со мной теперь будет всегда. Я буду одна, здесь, в этой клетке, и никто не спасет меня. Потому что никто не знает, где я.