Столб словесного огня. Стихотворения и поэмы. Том 1

Гейнцельман Анатолий Соломонович

СУМЕРКИ

Поэтам нужны полутени, Церквей мистические сени, Колонн объятья, темный лес, Провалы звездные небес. Нас полдень яркий ослепляет, Когда при солнце исчезает Для нас загадка бытия, И в нем сгорает наше Я. Нам нужны сумеречность утра И дымчатость больных сердец, Оттенок нежный перламутра, И звезд мерцающий венец.

ХРИЗАЛИДА

Нередко вдруг – на самом дне темничном – Я чувствую себя от всех отличным, И начинаю смутно

вспоминать Про Вечность, голубую нашу мать, Про Хаос синий, творческий и грозный, Про облик мощный, грустный и тревожный, Забытого Небесного Отца, – И страстно жажду я тогда конца. Я райские повсюду слышу хоры, И вижу очарованные взоры Архангелов на звездном алтаре, Поющих о заоблачном Царе. Когда­нибудь из жалкой хризалиды, Томящейся в бесформенном Аиде, Взовьется в небо пестрый мотылек, И этот час наверно не далек. Уже трещит по швам вся оболочка, Уже изведана вся суть комочка, – И крылья за спиной моей опять, И мне всего дороже – Вечность­Мать.

ВЕЧНЫЙ МОТИВ

Когда на кладбище, как туя, Меж плит ввалившихся стою я, То вопрошаю сам себя О странной сути бытия. Цветы, что были у купели, И соловьи, что так же пели, – Но уж никто не льет слезу На тех, кто глубоко внизу. Потом и кладбище запашут, И травы сорные замашут Метелками меж мшистых плит, Или дорога запылит. От всех бессмертия потуг Останется лишь пышный луг, Цветов бессмертный древний род, Козявок бронзовых народ, Что будут шустро меж стеблей Жужжать над прахом королей. Потом, под новым ледником Иль под морским исчезнет дном И успокоится земля, Как сгнивший остов корабля...

ПОСЛЕДНИЙ ВОПРОС

Туман. Домов, деревьев тени, Виденья смутные людей. Не побороть душевной лени, Обрывков не связать идей... И всё же что­то копошится В уставшем от идей мозгу, Как черная ночная птица На задремавшем берегу. У моря валуны без счета И звездная над нами пыль, Как тельца мировой аорты, Нам обесценивают быль. Ни счесть, ни охватить руками, – Так коротка у всех рука, Будь ты хоть полубог Гаутами, Будь ты хоть Галилей. Тоска! Что за алмазными мостами? Что за началом? За концом? Возможно ль к Вечности устами Припасть и пламенным лицом? Ничто для нас не постижимо, – И за такой уже вопрос Низверг из рая серафима Загадочный Отец Хаос.

ПЕРВАЯ ПРОГУЛКА

Сегодня пир священный солнца, – Оттаяла у всех душа До сокровеннейшего донца, Себя и всё вокруг смеша. Проснулся Бог в деревьях, в травах, Как во влюбленных меж олив, В пестреющих цветах, в муравах, – И мир доверчиво счастлив. Как хорошо на вешнем солнце Среди серебряных олив! Откройте тусклые оконца, Глядите в голубой залив! Сойдя с дороги на тропинку, Змеящуюся меж плетней, Целуйте каждую былинку, Лопух целуйте и репей. Влюбляйтесь в розовые тучки, Плывущие над головой, Подруженьке целуйте ручки, Уста целуйте ей. Эвой!

РОЗОВЫЕ ПОКРЫВАЛА

Как розовые покрывала – На небе расстелились тучи, И солнце

медленно всплывало На фиолетовые кручи. Всех роз земли бы не хватило, Чтобы украсить свод небесный В такие пышные ветрила, В такой гиматион чудесный. Из радужного перламутра Колокола звонят вокруг, И новорожденное утро Озолотило душу вдруг. Прошли стотысячные роды Из чрева безымянной ночи, – И нежной матери природы Открылись голубые очи. Но ничего помимо сказки Не будем у нее искать, Не будем розовой повязки Со звезд невидимых срывать.

ТРОСТНИКИ

Не нужно никакой нам власти, Не нужно никаких цепей! Пусть одинокими в ненастьи Стоим мы, как степной репей. Нагрянет буря, – мы согнемся, Как на болоте тростники, К защите вместе соберемся, Зеленые сомкнув штыки. И руки подадим друг другу, Как отпрыски одной семьи, Что, чужды стадному испугу, В родную грудь земли вросли. Но лишь пройдет для всех опасность, Мы снова – каждый по себе, И сознаем, что всё напрасно, Что тайна в каждой есть судьбе.

ВЕШНЯЯ ЛИТУРГИЯ

Уж все деревья в изумруде, Иные – как сплошной рубин. Бог всюду в этом вешнем чуде, И сам я – Божий херувим. Ковер чудесный из Шираза – Ромашки, одуванчик, мак. Лебяжьи тучи – от экстаза – Как бы торопятся на брак С влюбленным солнцем на зените. Как стайки пестрых мотыльков, Резвятся дети у самшита, – И нет уж тягостных оков. Божественно всё, всё в природе В такой великолепный день, Всё драгоценно на свободе, Лазурна даже наша тень. Тепло, – как будто мамы пальцы Ласкают детское лицо, Как будто бы, склонясь на пяльцы, Невесте подаешь кольцо. Бог всюду, – в каждом изумруде, Рождающемся на ветвях, В проснувшемся словесном чуде, В души сокрытых родниках.

ПЕСНЬ ПАРСА

Под окном моим базар. Над окном моим пожар: Тучи на небе горят, Солнечный надев наряд. Ноги у меня – свинец, Но я Эроса гонец: Крылья у меня в мозгу – На шумливом берегу. Как магнитная стрела Только полюсом жила. Так я солнцем лишь живу, Глядя в синюю канву. Я безумный Ихнатон, Фив священных фараон, – Никакие муравьи Не тревожат сны мои. Жизнь трагический лишь фарс, Я ж солнцепоклонник парс, Не ищу уже дорог, Солнце мой единый Бог!

АРАБЕСК

Чрез синюю ведет нас сцену На гор белеющую стену – Как кучевые облака – Судьбы незримая рука. Всё преходяще в этом мире, И растекается всё шире. Всё переливчато, как пар. Как солнечный в волнах пожар. Нет неизменного начала, Нет благодатного причала, – Как зыблющийся мы песок, Или ныряющий челнок. Мы все – мгновенное ничто, Земли смешное божество, – Перо лебяжье в синеве, Роса алмазная в траве. И после всех метаморфоз, – Шипы колючие без роз. Нас всех незримая рука Клубит, как эти облака!