Столетняя война. Том V. Триумф и иллюзия

Сампшен Джонатан

По ее собственному признанию, Жанна д'Арк не обладала никакими боевыми навыками, когда покидала Домреми. Она даже не умела ездить на лошади. Однако в Шиноне многие отмечали, что, несмотря на свою простоту и невежество, она, похоже, знала толк в военном искусстве. Отчасти это преувеличение свидетелей расследования 1456 г., у которых были все основания преувеличивать чудесную сторону достижений Жанны. Возможно, это был блеф со стороны самой Жанны. Но, несмотря на все это, она явно обладала способностями, превосходящими ее годы и опыт. Как она их приобрела? Судя по всему, она научилась ездить верхом во время долгого путешествия из Вокулера в Шинон. Вероятно, в это же время она научилась обращаться с копьем, предположительно у своих спутников. Вскоре после прибытия в Шинон ее видели упражняющейся в беге с копьем на лугу под стенами. Но Жанна не могла обладать физической силой и выносливостью, чтобы сравниться с грубыми профессионалами, пополнявшими ряды армий XV в., большинство из которых готовились к войне с 14-и лет и имели за плечами многолетний боевой опыт. Да ей это и не было нужно. Хотя она присутствовала при многих сражениях, нет никаких свидетельств того, что она сама когда-либо участвовала в настоящем бою. Жанна имела несколько мечей и носила один из них почти все время, но ни разу ей не пришлось поразить им противника. У нее было 12 лошадей, в том числе 5 ездовых, она научилась мастерски обращаться с ними, но никогда не участвовала в массовых кавалерийских атаках с копьями наперевес. В сражениях под Орлеаном она привнесла не военное мастерство или опыт, а способность вдохновлять других. Ее настоящим оружием были харизма и вера в себя и свои голоса —

качества, которые делали ее нечувствительной к страху, не замечающей боли и равнодушной к опасности. Она не возражала против убийства в бою, но заявила судьям, что сама никогда никого не убивала и предпочитала держать свой штандарт, чтобы никогда не оказаться в такой ситуации [369] .

369

Proc. C., i, 48, 77–8, 115; Proc. N., i, 378, 381, 387–8, 400.

"Я — военный капитан", — сообщила Жанна английским капитанам в своем знаменитом первом письме. На суде обвинители припомнили ей эти слова. Они утверждали, что вопреки закону Бога и Его святых она стала "командиром и капитаном армии", превосходящим по статусу принцев, баронов и других дворян. На самом деле статус Жанны никогда не был четко определен, и ей не доверяли непосредственно командовать армиями. Это было постоянным источником напряженности между ней и профессиональными капитанами, отвечавшими за проведение операций, а также министрами, осуществлявшими общее руководство войной. Они считали Жанну полезным средством для поднятия боевого духа. Но сама она смотрела на свою роль гораздо шире. У нее были твердые и довольно грубые взгляды на стратегию и властная манера их доносить. Она верила в то, что противнику нужно противостоять в самой сильной его точке, что противоречило устремлениям любого опытного командира. Жанна считала, что победа придет от Бога, а не от численности или тактики. Ее вмешательство в стратегические и тактические решения и привычка появляться на передовой в каждой стычке удивляли и раздражали профессионалов. В личном плане она хорошо ладила с Орлеанским бастардом и герцогом Алансонским, которые восхищались ее мужеством и целеустремленностью. Однако бастард намеренно держал ее в неведении относительно своих планов и проводил военные советы, когда ее не было рядом, а герцог всегда отряжал ее в арьергард, когда ожидал битвы. В дальнейшем настойчивость Жанны в достижении военных результатов пресекала попытки Дофина к дипломатии и компромиссу. Когда ей перечили, она часто прибегала к резкому тону в поддержку своих требований, возможно, слишком часто, чтобы быть убедительной даже для некоторых из тех, кто верил в нее [370] .

370

Proc. C., i, 221–2, 262; Chartier, Chron., i, 75–6.

* * *

К апрелю 1429 г. положение в Орлеане стало исключительно тяжелым. Силы гарнизона значительно уменьшились. С января в город не было сделано ни одной крупной продовольственной поставки. В Блуа формировался большой продовольственный конвой, который должен был пробиться через английские осадные линии. Иоланде Анжуйской было поручено произвести крупные закупки зерна, солонины и других продуктов питания. По правдоподобной оценке современников, весь конвой насчитывал около 500 повозок, а также стадо скота. В ходе подготовки к прорыву гарнизоны Дофина от Берри до Мэна были лишены войск для создания мощного вооруженного эскорта и наращивания сил в городе. К последним числам апреля профессиональный гарнизон был увеличен примерно до 1.500 человек, помимо привлеченных горожан. Эскорт насчитывал от 2.200 до 2.400 человек, а также неизвестное количество пехоты из городов Берри и долины Луары. Казна Дофина была опустошена после выплаты авансов войскам. Арбалетные болты, порох и другие запасы отправлялись на вьючных лошадях и незаметно ввозились в город для пополнения опустевших складов. К моменту прибытия Жанны в Блуа 25 апреля все было готово. Через два дня, 27 апреля, конвой отправился в путь [371] .

371

Journ. siege, 72–3, 75; Proc. N., i, 317–18, 382, 391–2; *Boucher (1874), 30, 107; Chron. Pucelle, 277; 'Chron. Tournai', 409. Сопровождающие войска: 'Comptes depenses', 192–5, 196–9 в нем указаны выплаты для 448 человек, выведенных из гарнизонов, 1.158 человек из других отрядов и 14 отрядов, численность которых не указана. В моем расчете (i) не учтен отряд Флорана д'Илье из Шатодена, который направился прямо в Орлеан и присоединился к армии только по возвращении 3–4 мая; и (ii) предполагается, что в тех случаях, когда численность отряда не указана в платежных ведомостях, он имел такую же долю в оплате, как и другие, численность которых указана. Поскольку все они служили в течение одного и того же периода времени, это зависит от соотношения численности стрелков и латников.

Командование конвоем было поручено маршалу Жану де Буссаку и 24-летнему Жилю де Ре, опытному солдату с бретонской границы. Они согласовывали свои планы с Орлеанским бастардом, который, будучи лейтенантом Дофина в этом районе, отвечал за всю операцию и командовал войсками в самом Орлеане. Жанна же быстро приобрела сильное моральное влияние на армию. Поход был организован как вооруженное паломничество. Перед колонной шла группа священников, исполнявших псалмы. Воинов призывали ежедневно исповедоваться в своих грехах, ведь грешникам Бог не мог даровать победы. Проституток, которые обычно вились возле каждой армии на марше, отправили восвояси. Ла Иру было велено клясться своим служебным жезлом, а не Господом или Его святыми. Как отреагировали бойцы на такой необычный порядок, неизвестно. Но многих он вдохновил. Другие, видимо, сочли его раздражающим и отвлекающим новшеством.

Разногласия по поводу целей кампании возникли практически сразу. Амбиции дофинистских командиров сводились к пополнению запасов в городе. Снятие осады они не считали возможным. У них не было достаточного количества людей, а после Вернёя и Селедочного сражения они не хотели рисковать и ввязываться в сражение с англичанами. Поэтому они решили подойти к Орлеану по южному берегу Луары и погрузить припасы на баржи выше по течению от города. У Жанны же были другие планы. Она хотела атаковать англичан с севера, где они были сильнее всего и где победа стала бы решающей. Но выбранный конвоем маршрут исключал такую возможность, поскольку между Блуа и Жьеном не было моста, не захваченного врагом. Профессиональные капитаны отреагировали на ее попытки взять в свои руки командование так же, как и на протяжении всей ее государственной карьеры. Они проводили свои совещания в ее отсутствие, когда это было возможно, и отказывались объяснять, что происходит. Очевидно, она не знала о проблеме с мостами, а капитаны старались не говорить ей об этом.

В ночь на 28 апреля конвой прибыл в Оливе, расположенный в четырех милях к югу от Орлеана. Капитаны отправились в речной порт напротив бастиды Сен-Лу, чтобы встретиться с Орлеанским бастардом и его главными офицерами. Жанна поехала вместе с ними. Во время этой бурной встречи, Жанна впервые столкнулась с Орлеанским бастардом. Вскоре она поняла, что ее обманули. "Вы Орлеанский бастард? — спросила она его, — не по вашему ли совету меня привезли сюда, на этот берег реки, вместо того чтобы идти прямо против Толбота и англичан?" Бастард ответил, что он должен был принять это решение, и что более мудрые люди, чем он, согласились с ним. "Совет Господа Бога моего мудрее и лучше твоего, — ответила она, — Вы пытались использовать меня в своих интересах, но вы оказались обманутыми, потому что я принесла вам лучшее подкрепление, которое когда-либо было у солдат и городов, — поддержку Царя Небесного" [372] .

372

Journ. siege, 74, *260–1; Proc. N., i, 318, 371, 373–4, 391, 473, 477.

На

следующее утро капитаны армии вновь собрались на военный совет. На нем снова присутствовала Жанна. Поскольку она не могла атаковать англичан на северном берегу, она заявила собравшимся, что намерена атаковать новую бастиду Сен-Жан-ле-Блан. Этот план был отвергнут капитанами, так как их приоритетом была доставка продовольствия в город. Старый речной порт Сен-Луп был уже непригоден для использования из-за английской артиллерии на противоположном берегу. Поэтому было решено отвести конвой на шесть миль вверх по реке и там погрузить припасы на баржи. Однако когда все добрались до места, то обнаружили, что баржи еще не подошли из-за встречного течения и сильного восточного ветра. Спустя три десятилетия Орлеанский бастард вспоминал, как Жанна на берегу молилась о божьей помощи, после чего ветер стих и баржи вышли из города. По его словам, именно в этот момент он научился доверять чудодейственным силам Жанны. Такова была общепринятая версия 1456 года. Однако существовало несколько различных версий этой истории, и в то время было очевидно, что Орлеанский бастард и его капитаны продолжали относиться к тактическим и стратегическим способностям Жанны, мягко говоря, сдержанно. В течение следующих нескольких часов припасы были благополучно переправлены через реку. Из состава эскорта было выделено около 200 человек для доставки в Орлеан, а остальные пустились в обратный путь в Блуа. Защитники города предприняли вылазку от ворот города к бастиде Сен-Лу, чтобы сковать ее английский гарнизон, а колонна повозок с небольшим эскортом двинулась от берега реки к Бургундским воротам — огромному укреплению, охранявшему восточный въезд в город. В тот вечер 17-летняя Жанна д'Арк въехала в Орлеан в полном вооружении на белом коне, сопровождаемая Ла Иром и Орлеанским бастардом, с пажом впереди, который нес ее знамя. Встречавшие горожане заполонили улицы с горящими факелами в руках, многие из них пытались коснуться одежды Жанны, и приветствовали ее, "как Бога, сошедшего к ним с небес" [373] .

373

Proc. N., i, 318–19, 371; Journ. siege, 74–7.

Радость жителей Орлеана объяснялась их верой в то, что Жанна пришла снять осаду, а не просто пополнить запасы города. Семь месяцев они терпели лишения. Их дома были разрушены английской артиллерией. Потери были велики. Казна города была истощена, торговля прекратилась. Когда стало ясно, что эскорт прибыл только для охраны обоза, а большая его часть уже ушла в Блуа, моральный дух жителей рухнул. Орлеанскому бастарду стало ясно, что если осада не будет снята в ближайшее время, то город, скорее всего, сдастся. 1 мая он оставил Жанну в Орлеане и поспешно поскакал в Блуа, чтобы посоветоваться с тамошними капитанами. Находившийся в городе канцлер Рено де Шартр председательствовал на военном совете. Командиры западных гарнизонов заявили, что им необходимо вернуться на свои базы. Остальные, видимо, полагали, что армия разойдется после завершения операции по проводу обоза. Бастард заявил им, что в этом случае Орлеан, скорее всего, сдастся, а единственный способ спасти город — это снять осаду. Собравшиеся капитаны были убеждены. Новый план предполагал возвращение к Орлеану с севера, как того всегда требовала Жанна. Армия должна была войти в город с не заблокированной англичанами стороны и атаковать англичан оттуда [374] .

374

Proc. N., i, 319, 331–2, 477–8; Chron. Pucelle, 286–7; Journ. siege, 79–80; Cagny, Chron., 142–3.

3 мая 1429 г. Орлеанский бастард во главе армии вышел из Блуа и двинулся вдоль северного берега Луары. С собой он прихватил еще один обоз, груженный провизией и большим количеством пороха и боеприпасов. На следующий день, 4 мая, поздним утром армия подошла к Орлеану с северо-запада. Внутри города защитники были усилены гарнизонами их Монтаржи, Жьена и Шаторенара, и их общая численность составила не менее 2.000 человек. Под командованием Ла Ира был сформирован отряд из 500 конных бойцов для вылазок из ворот. В сопровождении Жанны д'Арк этот отряд вышел из ворот навстречу подошедшей армии Блуа. Англичане никак не отреагировали. Они недавно пополнили свои ряды за счет феодального ополчения из Нормандии. Но даже с этим пополнением их силы были опасно разрознены. От 3.000 до 4.000 английских и нормандских солдат были распределены между одиннадцатью фортами и несколькими лагерями вокруг города. По меньшей мере треть из них находилась на южном берегу Луары. Еще 1.500 человек находились в стратегическом резерве под командованием сэра Джона Фастольфа в Жанвиле, в 25-и милях от города, и были рассчитаны на применение именно на таком случае. Но полевая разведка Фастольфа подвела его, и он узнал о приближении французской армии только тогда, когда было уже слишком поздно. К концу утра Орлеанский бастард не встретив никакого сопротивления вошел в город. Теперь в Орлеане, помимо горожан, находилось около 4.500 профессиональных солдат. Впервые с начала осады силы обеих сторон были примерно равны. Но, в отличие от английских войск, силы дофинистов были сконцентрированы в одном месте и находились под единым командованием [375] .

375

Chron. Pucelle, 287; Journ. siege, 81; Proc. N., i, 391, 478, 479.

Около полудня 4 мая войска из Орлеана предприняли мощную вылазку против английского бастиды Сен-Лу, в которой участвовало примерно 1.500 человек. Сен-Лу был наиболее уязвимым из английских фортов. Он находился к востоку от города, на некотором расстоянии от остальных осадных линий, и его гарнизон насчитывал менее 200 человек. Жанна д'Арк заявила Орлеанскому бастарду, что "снимет с него голову", если он будет держать ее в неведении относительно планируемых операций. Но и об этой операции ей не сообщили, почти наверняка по его решению. Когда она отдыхала в своей комнате, шум на улице возвестил ей о том, что что-то происходит. Она поспешно поднялась и послала своего пажа за лошадью, пока хозяйка дома и ее дочь пытались помочь ей надеть доспехи. Знамя было передано ей через верхнее окно, когда она уже села на коня. Через несколько минут за ней последовал Жан д'Олон, квартировавший в том же доме. К этому времени битва вокруг бастиды продолжалась уже некоторое время. Когда Жанна и Жан д'Олон приближались к месту боя, они столкнулись с потоком раненых, идущих в противоположном направлении. Поначалу дофинисты застали гарнизон Сен-Лу врасплох, но к моменту прибытия Жанны успешная контратака отбросила их назад. Это был первый боевой опыт Жанны. Она сплотила отступающих французов и привела их обратно к стенам бастиды. Сэр Джон Толбот, находившийся в форте Париж к северо-западу от города, понял, что происходит, и попытался собрать конный отряд, чтобы оказать Сен-Лу помощь. Но Толботу помешал маршал Буссак, который возглавил вылазку против Парижа из одних из северных ворот и заставил его повернуть назад. После нескольких часов рукопашного боя Сен-Лу был взят штурмом с помощью лестниц. Англичане отступили в колокольню церкви аббатства, где в конце концов были вынуждены капитулировать. Было взято несколько пленных, но в остальном защитники бастиды были перебиты, а ее укрепления разрушены. Штурм и падение Сен-Лу и участие в нем Жанны произвели на французскую армию в Орлеане потрясающий эффект. Оно показало им, насколько уязвимыми на самом деле были английские оборонительные сооружения, казавшиеся такими мощными [376] .

376

Chron. Pucelle, 288–9; Journ. siege, 81–2; Proc. N., i, 363–4, 372, 392–3, 407–9, 478–80.