Столичный доктор. Том VII
Шрифт:
— Какое злодейство!!!
— Без сомнений. На карту поставлено слишком много. Не побоюсь сказать, что сейчас решается судьба Империи.
Глава 20
РУССКОЕ СЛОВО
У Зимняго дворца
Сегодня около двухъ часовъ на Дворцовой площади можно было наблюдать давно невиданную картину проявленія патріотизма. Н?сколько тысячъ народа п?ли гимнъ. Крики «ура!» потрясали воздухъ. Необычайный подъемъ духа зам?тенъ въ этой толп?.
ПЕТЕРБУРГСКІЙ ЛИСТОКЪ. Выяснилось, что убійцы Великаго Князя
ВН?ШНІЯ ИЗВ?СТІЯ
По сведеніямъ газеты «New York Herald», въ японское посольство въ Вашингтон? поступаютъ многочисленные заявленія американскихъ добровольцевъ о желаніи поступить въ ряды японской арміи. Все эти предложенія отвергаются, какъ не соотв?тствующія японскимъ законамъ о комплектованіи арміи.
ПЕКИНЪ. Императрица-мать очень встревожена войной. Она уже распорядилась объ отправк? вс?хъ своихъ ц?нностей внутрь страны и готовится сама къ отъ?зду. Пекинская чернь ведетъ себя угрожающимъ образомъ. Усиленіе иностранныхъ войскъ представляется поэтому настоятельной необходимостью.
В окно особняка била зимняя метель. Я стоял, прижавшись горячим лбом к холодному стеклу. Вроде помогало. Сейчас главное не наломать дров и не наделать глупостей. Лизе срочную телеграмму утром, максимум сочувствия, а еще отписать Романовскому. Пусть позаботится о княгине. Теперь уже вдове. Может настоять, чтобы после похорон уехали в Европу? Только кто мои порт-артурские идеи будет слушать сейчас в столице? Там сейчас другие люди все решают и другие ветры дуют. Впрочем, есть у меня еще один человек, приближенный к Царскому селу. Ли Хуан. Напомню-ка я ему о себе тоже. Послушает ли?
Беда, конечно. С какой стороны не взгляни. Но как говорится, утро вечера мудренее. На свежую голову вообще думается легче. Так что сейчас — под бочок к жене, а спозаранку думать о неприятностях.
Только вот… еще на подходе к постели понял — не спит. Лежит молча, но дыхание выдает.
— Что случилось? — голос у Агнесс хрипловатый, сонный, но настороженный. — Кто приходил?
— Тройер. Убили Сергея Александровича. Взорвали бомбой.
И тут я впервые услышал от жены грязное ругательство. Резкое, шипящее, как удар кнута. За столько лет даже стандартное donnerwetter ни разу не слетало с ее губ.
— Drecksau! Мне его ни капли не жалко. Все твои неприятности из-за него. Врал всем всю жизнь! И тебя заставлял прикрывать его ложь! — и тут она зарыдала.
О, нет, мы вступили на опасную дорогу. Вот только рассуждений о моей роли в жизни покойного не надо. Ведь так всё хорошо было!
— Ну же, успокойся. Не надо, — я прижал Агнесс к себе и провел ладонью по ее волосам.
— Извини, — всхлипнула она. — Наверное, никак не отойду от дороги.
Пауза.
— Что теперь будет?
Я вздохнул.
— Я не знаю. Увидим. Давай спать.
Любой врач вам скажет, что закон парности
— Ваше сиятельство! Посыльный с «Победы». Пожар в порту!
Тут уже я вскочил как новобранец по команде фельдфебеля. Какой там халат? Я подбежал к окну, очень удобно выходящему в нужную сторону. Что-то там ярко полыхало. Нет, половину гавани не освещало, но весьма заметно.
Что-то неприятно скрутило внутри. В горле мгновенно собралась вязкая, тошнотворная слюна, ноги ослабли. Не время, черт возьми!
Кое-как доковылял до места, где бросил халат, начал одеваться.
Агнесс, к счастью, всё это благополучно проспала. Вышел из спальни, аккуратно прикрыв за собой дверь, спустился. Внизу переминался с ноги на ногу посыльный — молодой, но подтянутый, из тех, кто еще слишком серьезно относится к уставу. Завидев меня, вытянулся во фрунт и отдал честь.
— Ваше превосходительство, матрос первой статьи Жаров! Направлен для донесения капитаном первого ранга Зацаренным!
Громко. Чертовски громко для ночи.
— Вольно, матрос, — отозвался я, не давая голосу дрогнуть. — Докладывайте.
— Около часа назад произошло нападение неприятеля, — затараторил Жаров. — Две группы тайно проникли в район мастерских и стоянки подводной лодки «Агнесс». Им удалось поджечь лодку. В настоящее время ведется тушение пожара.
Сердце пропустило удар.
— Благодарю. Можете быть свободны.
Он козырнул, а я сжал челюсти. Нельзя показывать, что мне сейчас невыносимо хреново. Начальник должен излучать уверенность. Какое бы дерьмо не случилось.
— Одеваться, быстро. Приготовить экипаж.
Куда ехать? В порт? Наверное, да, сначала туда. Не успокоюсь, пока своими глазами не увижу. Надеюсь, пожар быстро потушат, там есть кому этим заниматься. А потом уже разбираться с Любиным, как так его служба профукала группу диверсантов.
Пока я доехал, огонь почти потушили. На флоте, как ни странно, к пожаротушению относятся серьёзно, куда серьёзнее, чем на суше. Моряки работали, как одержимые — не в последнюю очередь потому, что спасали «Агнесс». Всё-таки самый результативный корабль этой войны.
Подлодка стояла в воде, чёрная от копоти, словно окурок. Не затонула. Уже хорошо. Вокруг неё, понуро и устало, толпились закопчённые матросы. На причале жандармы изучали тела. Несколько трупов. Чужие отдельно от наших.
Ко мне подошёл Любин. Мрачный, как ночь, козырнул двумя пальцами.
— Докладывайте, — коротко бросил я.
— Две группы, ваше сиятельство. Первая — десять человек — напала на западный пост. Гранаты, стрельба… Мы бросили туда резерв, но это был отвлекающий манёвр. Пока перестреливались с ними, вторая группа — четверо смертников — прорвалась к «Агнесс».