Стой, бабка, стой

Мак Иван

– Да не шути так.
– Усмехнулся Ронди.
– Уж во что бы я ни поверил, а в машину времени, вряд ли.

– А в средство от старения?
– Спросил Тансего.

– Ты думаешь, он остался, каким был? Это не он. Почему он промолчал?

– Потому что никто не поверит. Но мы уже видели чудеса, Ронди. Мы видели летающие машины, которые совсем не похожи на те каракатицы, что сейчас делают. А тогда вообще их не было.

– Это были машины инопланетян, а не наши. Ты думаешь, Ракид получил вечную молодость и не сказал никому? Даже нам, своим друзьям?

– Тогда, как

ты это объяснишь?

– Есть возможность и другая. Что они родственники.

– Тогда, он это сказал бы. Скрывать то незачем?

– Да, это не ясно. И что ты предлагаешь?

– Отправиться в будущее, как Ракид.
– Возник голос рядом и два человека обернулись.
– Перед ними стоял незнакомец, который внезапно переменился, обращаясь в дикаря.

– Ирринг?!
– Воксликнул Векслер, отпрянув назад. Он взглянул на Тансего, затем снова на Ирринга, а тот прошел и сел в свободное кресло.

– Хан Ракид был обвинен в участии в заговоре против Императора.
– Произнес Ирринг.
– Его увезли в спецтюрьму, где пытали, желая получить признание. Но не получили. Когда я об этом узнал, я его выкрал и переправил на двадцать лет в будущее. И вот он здесь. А я иногда смотрю за ним, да еще за вами.

– Но кто ты?
– Произнес Тансего.
– Бог?

– Дикари называли меня богом. А для вас я пришелец с другой планеты. Это ближе к истине.

– Ближе? А почему не точно?
– Спросил Векслер.

– Потому что иногда мне приходится исполнять обязанности бога, так сказать, по устройству судеб отдельных личностей.

– Получается, что ты не был убит там, в колонии?
– Спросил Тансего.

– Как человек, я был убит. Как пришелец, нет. Мы немного не так устроены, как вы, поэтому стрелять в меня из ружья бессмысленно. И поэтому, в частности, я могу выглядеть как мне заблагорассудится. Например, вот так.
– Ирринг переменился и стал молодым Императором Вейдом Восьмым.

Два человека поднялись со своих мест, а человек, сидевший в кресле, уже переменился и изображал Императрицу-мать.

– Вы сядьте, господа.
– Произнесла она женским голосом, и старика человека сели.

А пришелец уже выглядел молодым человеком, таким каким появился сначала.

– Не нужно думать, что я их подменяю, Ронди. Мне это незачем.

– Тогда, зачем ты это показывал?

– Что бы вы поняли, какова может быть власть в изменении вида. Я могу пройти куда угодно, как угодно, никого не спрашивая и не предупреждая. Могу приказать кому захочу, что захочу, если мне это в голову взбредет. Но эта игра мне не интересна.

– А что тебе интересно?

– Смотреть за людьми. За вами, например. Или за Ханом. А до вас был генерал Раско, а до него другие люди. Я давно здесь. И иногда раскрываю себя. Раско так и не узнал. Не стал я его пугать. А вот Хан догадался сам и я некоторое время игрался, не говоря, да или нет.

– Я думаю, что играть с нами, как с игрушками...
– Заговорил Векслер.

– Самое милое дело играть как с игрушками.
– Произнес Ирринг.
– Для вас это наилучший вариант. Если же потребуются мои реальные действия, то это будет очень и очень плохо.

– Почему?
–

Спросил Тансего.

– Потому что я крылев. Вы читали "Краткую историю Вселенной"?

– И там все верно?

– Почти все. Что-то я мог не знать, что-то мог спутать.

– Но почему ты не сказал тогда? Ты же мог.

– Мог. Я много чего мог. История непредсказуема. И поведение людей непредсказуемо. Очень часто мое появление принималось как плохое. И поэтому я не показываюсь. Стараюсь не показываться. Но приходит время, и это надо делать. Вы почти прожили свои жизни. По сути, вам нечего терять, и знание обо мне вам не повредит, если вы сами не сделаете из этого трагедию. Надеюсь, этого не будет, вы же люди науки.

– И это значит, что ты не подтвердишь, если мы расскажем о тебе?
– Спросил Ронди.

– Нет. Я просто буду немножечко в другом месте и спросить не с кого. Вы можете рассказать, но нужно ли? Вам не поверили про дентрийскую базу, не поверят и про меня.

– Но ты можешь это доказать.

– Могу, но не хочу.

– Там в горах ты был совсем иного мнения о них. Или там был не ты?
– Спросил Тансего.

– Там был я. И мнения был того же самого. С дентрийцами была другая проблема. Если бы там был просто кто нибудь один, даже не один, но они жили бы как люди, проблемы не было бы. Они могли объяснить, как я сейчас, например, что не надо рассказывать, что это вызовет ненужные проблемы, в первую очередь для нас. Для них, в смысле. Но они ответили иначе. Вовсе не ответили, а потом пытались убить. В том и разница между ними и мною. За всю свою жизнь здесь я убивал как пришелец только два раза. Один раз это был другой инопланетянин, чем-то похожий на меня, но он вершил зло. Второй раз, когда на вас летел вертолет и стрелял. А во все остальные случаи я убивал как человек. Возможно, нечеловеческим оружием, но только из человеческих соображений.

– Не убивать было нельзя?
– Спросил Тансего.

– Жизнь и смерть всегда в соседстве. Не убив одного, я убиваю другого. Незримо. Косвенно. Если же тот кого я не убил, маньях и преступник, то явно. Я убивал тех, кто этого заслуживал. А тем, кто заслуживал помощи, я помогал. Я играю, если хотите, доброго бога. И все. Иных моих действий нет. И лучше бы не было.

– Почему?
– Спросил Ракид.
– Ты в своей жизни зол?

– Нет. Но все дело в том, что наш род был создан другими разумными, с целью ведения войны. Поэтому я и не хочу, что бы произошло то, для чего я создан. Я родился живым, и у меня тоже были мать и отец. И мне не нужна война. Я не хочу ее, но если она придет, моим врагам никто завидовать не станет.

– А война, что была там, в колонии?

– Игрушечная война, маленькие эпизоды. Я убил ее. В зародыше. Я солдат, но как любой солдат, я не хочу, что бы меня убивали. Я не хочу войны.

– Но тебе же не страшны пули.

– Есть другое оружие, более действенное.

– Как то, которым нас пугали дентрийцы.

– То одно из них. Я бессмертен биологически, но в космосе нет никого, кого нельзя было бы убить вообще. Я таких не встречял, во всяком случае.

– И ты был во многих мирах?