Стой, кто идёт
Шрифт:
– Прекрасно, сэр. Сколько продлится наш отпуск?
Хихикинс взглянул на часы.
– Вы, Райан, служите в Легионе тридцать дней, значит, вам положено три часа отдыха.
Райан отступил на шаг.
– Чтоб меня вши сожрали!
– Следите за выражениями!
– нахмурившись, сказал Хихикинс.
– Однако не беспокойтесь: я вправе добавить вам и Мирру еще кое-какое время за безупречную службу. Именно это я и собираюсь сделать. Вы насладитесь максимально возможным периодом отдыха вместе со всем взводом. Четыре часа!
– Четыре часа...
– прошептал Райан.
– Даже не верится. Это слишком много...
– Да
– Благожелательность так и перла из Хихикинса.
– Эти четыре часа даже не начнутся, пока вы не ступите на Аспатрию!
Сердце Мирра, с интересом прислушивавшегося к разговору, замерло при последних словах лейтенанта. Он твердо решил не делать ничего, что могло бы привлечь к нему нежелательное внимание, но в ту же самую секунду пальцы его ослабли и выпустили котелок с овсянкой. Лейтенант Хихикинс с неодобрением наблюдал, как Мирр встал и принялся счищать липкую кашу с лохмотьев костюма.
– Чего это вы так разволновались, Мирр?
– спросил лейтенант. Задумали дезертировать на Аспатрии?
– Ни в коем случае, сэр!
– забормотал Мирр, стараясь выглядеть воплощением преданности долгу.
– Это меня радует, потому что...
– Хихикинс ласкательно погладил опухоль на горле, - я приказываю всем вернуться на корабль не позже, чем через четыре часа после приземления в Пионер-сити... А теперь стройтесь получать деньги и выходные костюмы.
Отстояв очередь, Мирр получил конверт, на котором стояло его имя, и костюм, сработанный из материи, весьма напоминавшей гофрированную бумагу.
Порадовавшись тому обстоятельству, что Легион снабжает отпускников чистой одеждой, Мирр вскрыл конверт и обнаружил, что из причитающихся ему трехсот монет сто вычтены за бумажный костюм, а еще сорок перечислены в полковой пенсионный фонд. Последнее, учитывая среднюю продолжительность жизни легионера, прямо намекало на коррупцию в высших сферах. Мирр решил не задавать лишних вопросов, поскольку оставшихся денег должно было хватить на приличный обед в "Голубой лягушке".
Если повезет, то за два часа, что он проведет в ресторане, Мирр нападет на какой-нибудь важный след. Он не вполне представлял себе, что это будет - узнавший его официант, имя или адрес в памяти кредит-компьютера - но это был единственный шанс, и Мирр намеревался ухватиться за него обеими руками. Как только всплывет факт дезертирства, ему потребуется укромное местечко, но за три столетия своего существования Пионер-сити разросся до такой степени, что без труда вмещал четыре миллиона человек, и Мирр был уверен, что сможет прятаться столько времени, сколько понадобится. Не исключено, что времени этого хватит, чтобы пройти по следам, ведущим из шикарного ночного клуба Конечно, есть вероятность, что в прежней жизни опии разу не был на Аспатрии, что лягушонок попал к нему каким-то неведомым путем, но Мирр поскорее прогнал эти мысли.
Под бдительным взором лейтенанта Хихикинса разношерстная компания уселась в звездолет. Пассажирское отделение в нем оказалось побольше, чем в уже знакомых Мирру кораблях, и включало душевую с туалетом. Как только прогудел клаксон и звездолет отправился в свой безынерционный полет, Мирр устремился в душевую. Сержант, он же сортирный смотритель, предложил ему на выбор холодный душ за пять монет или горячий за двадцать. Мирр выбрал удовольствие подороже, но сэкономил на бритве, решив сохранить короткую золотистую бородку,
– Как тебе моя борода?
– спросил он Райана, натягивавшего бумажный костюм.
– Она придает тебе je ne sais quoi, - ответил Райан, - только я не знаю, что, это такое.
Мирр уставился на товарища.
– Еще одна так называемая шутка?
– Что значит "так называемая"?
– негодующе переспросил Райан.
– Ты даже не понимаешь, как тебе повезло, что я рядом и всегда готов подбодрить тебя!
– Ну что ж, может ты и прав...
Мирру пришло в голову, что Райан - единственный его друг в целом свете, и что если его план сработает, они расстанутся навеки. В том, что именно Мирр, вступивший в Легион, чтобы служить в нем до скончания дней, собирается дезертировать, заключалась какая-то зловещая ирония - ведь Райану, представлявшему службу недельным отпуском в горах, суждено было тянуть солдатскую лямку до самой своей недалекой смерти. Быстро убедившись, что никто не смотрит в их сторону, он вытащил из ячейки шлем Райана и заменил его своим собственным. Райан с удивлением наблюдал за этими манипуляциями.
– Что это ты задумал?
– Дарю тебе микроплеер.
– Мирр показал пальцем на нейтрализатор команд и перевернул шлем.
– Он мне больше не понадобится.
– А когда ты вернешься, он тебе тоже не...
– Заметив, что Мирр трясет головой, Райан вытаращил глаза: - Войнан, неужели ты имеешь в виду то, что я думаю, что ты имеешь в виду? Я всегда говорил, что ты гений, но это уж слишком!..
Мирр приложил палец к губам и чуть слышным шепотом объяснил, как работает его изобретение.
– Эта штука поможет тебе остаться в живых, пока не подвернется возможность смыться. Постарайся проделать это во время боя, тогда тебя сочтут убитым и никому в голову не придет заниматься поисками.
– Почему ты сам не смылся?
– У меня есть кое-какие дела на Аспатрии, по крайней мере, я надеюсь на это. Может еще увидимся.
– Надеюсь... А еще, Войнан, желаю тебе найти то, что ищешь.
С чувством, близким к отчаянию, мужчины пожали друг другу руки. Мирр выскочил в общий зал и плюхнулся на скамью рядом с тупо глядевшим в пол Динклем. Динкль тут же вскочил и перекрестился, затем уселся и вновь впал в мрачное оцепенение.
– Очнись, Малыш, - сказал ему Мирр, - ведь ты идешь в увольнение!
Динкль слегка шевельнулся.
– На Аспатрию? Боже спаси и сохрани!
– Плохой пейзаж?
– Теперь уже хороший - с тех пор, как в восемьдесят третьем мы вышибли мозги из туземцев.
– Но тебя почему-то совсем не тянет туда?
Динкль кивнул:
– Слишком много воспоминаний.
– Везет некоторым! У меня-то их нет!
– Вот пристрели приятеля, которого жрет ковер-самолет, сразу запоешь по-другому.
Мирр похолодел. Короткая служба в Легионе приучила его к мысли, что существует бесчисленное множество способов перехода в мир иной, но история, рассказанная Динклем, каждый раз оказывала на него одно и то же действие: красные кровяные тельца превращались в крохотные звенящие кубики льда. Уняв дрожь, Мирр попробовал успокоить Динкля:
– Сделанного, - сказал он, - не вернешь.
Динкль уставился на него свинцовыми глазами.
– Это что, новое течение в философии? Ты раздвигаешь границы человеческого познания?