Страдать, чтобы простить

Донован Ребекка

— Эмма, какого хрена?! — пробормотал я, глядя, как Сара выкатывает из гаража машину.

— Я недолго! — крикнула Сара, выехав на улицу, и после секундного колебания добавила: — Мы с Эммой весь день будем на пляже. Я как раз еду за продуктами для пикника… Если хочешь, присоединяйся.

Ага, значит, Сара предлагает раскурить трубку мира.

— Спасибо, я подумаю над твоим предложением, — ухмыльнулся я.

— Ну…

Эмма сейчас дома… одна. — Сара сдержанно улыбнулась и нажала на газ.

Меня даже позабавила ее прямолинейность.

Я просматривала почту, которую еще в Уэслине вручила мне Анна, чтобы освободить место в своей дорожной сумке для запаса одежды на два дня. Конверты я выкидывала в мусорное ведро, специально принесенное для этой цели из ванной.

— Интересно, сколько кредитных карточек нужно человеку? — вздохнула я и взяла следующий конверт, который наверняка тоже пойдет на выброс.

Затем увидела знакомый почерк. Конечно, следовало выкинуть письмо, как и все предыдущие ее письма. Но я не смогла. Только не на сей раз.

Итак, я вынула из конверта сложенный листок бумаги и развернула. И внезапно почувствовала стеснение в груди. Мне вдруг стало нечем дышать.

Я постучался во входную дверь и подождал. Эмма не ответила. Я постучался еще раз — снова тишина. Осмотрев пустую подъездную дорожку, я осторожно повернул дверную ручку. Она поддалась. После секундного колебания я открыл дверь.

— Эмма! — Мне не хотелось пугать ее. — Эмма!

Тишина.

Я прикрыл дверь, прошел в гостиную и проверил веранду. Эммы там не было. Тогда я заглянул в спальню, и в глаза мне бросилась ее нога, безвольно свесившаяся с кровати.

— Эй, Эмма! — Я приблизился к кровати. — Сара сказала… — Но когда я увидел Эмму, мне пришлось ухватиться за дверной косяк, чтобы не упасть. — Эмма, что случилось?

Она тряслась как в лихорадке и глядела остекленевшими глазами на листок бумаги, который сжимала в руке. Словно выброшенная на сушу рыба, она судорожно хватала ртом воздух.

— Эмма! — (Ее подбородок дрожал от беззвучных рыданий.) — Дай посмотреть.

Я вынул из ее скрюченных пальцев лист бумаги. Она перевела на меня безжизненный взгляд, в ее страдальческих глазах было столько боли, что мне стало не по себе. Она лежала неподвижно, не издавая ни звука, и только крупные слезы текли по щекам.

Затем я внимательно изучил листок бумаги и, увидев имя Эмили, написанное торопливым почерком, стиснул зубы. Я оглянулся на Эмму, буквально корчившуюся от душевной муки.

Эмили!

Возможно, ты все же прочтешь это письмо. Ведь оно как-никак

последнее. Надеюсь, к этому времени ты уже успела понять, что со мной сделала. Да-да, это сделала ты. Я больше не могла терпеть боль. Боль от одиночества. Боль от наплевательского отношения ко мне родной дочери, не желающей иметь со мной ничего общего. Боль от потери единственного человека, который меня когда-либо любил. Ведь это ты украла его любовь в день, когда родилась.

Лучше бы тебе вообще не появляться на свет. Ты заставила страдать всех на своем пути. И даже тех двух невинных детишек, которые так хотели тебя любить. Погляди на себя! В кого ты превратилась и скольким людям ты сломала жизнь?! Тебе не противно смотреть на себя в зеркало?

Ты убила меня, сразив наповал холодными словами ненависти. Ты убила меня, ни разу не ответив на письма, что я тебе посылала. Разве можно так ненавидеть собственную мать?! Я пожертвовала ради тебя всем, а ты отплатила мне черной неблагодарностью. Я всегда была для тебя недостаточно хороша. И вот теперь тебе придется жить дальше с осознанием того, что я лишила себя жизни именно из-за тебя.

Твоя любящая мама

Меня передернуло от отвращения.

— Нет! — взволнованно сказал я. — Эмма, нет, нет и нет! — Я не верил своим глазам.

Я присел возле Эммы, но она никак не отреагировала. От нервной дрожи у нее зуб на зуб не попадал. Я швырнул письмо, мне было противно дотрагиваться до бумаги с этими злобными, грязными словами.

Затем я обнял Эмму. Она упала мне на грудь, и я крепко прижал ее к себе.

— Не верь ей, — взмолился я, мой взгляд затуманился от слез. — Эмма, не верь ей. Не верь ни единому ее слову.

Но Эмма меня не слышала.

Глава 23

Молчаливая боль

Изо рта Эммы со свистом вырывалось тяжелое дыхание. Я крепко прижал Эмму к себе, поскольку ее колотил озноб, и прилег вместе с ней на кровать. Она не стала сопротивляться. Я прислонился спиной к высокому изголовью и устроил ее у себя на груди.

— Эмма, ты должна знать, что каждое слово в том письме пропитано ложью. Не позволяй ей причинять тебе боль, — шептал я, чувствуя, как ее волосы щекочут мои губы.

Но она продолжала дрожать. И у меня вдруг возникло такое чувство, будто в сердце воткнули горящий факел. Я ненавидел эту эгоистичную, мстительную женщину, которая, даже уходя из жизни, постаралась подвергнуть крестным мукам единственного человека, пытавшегося ее любить. Меня душила злость, но я постарался отогнать прочь негативные эмоции. Ведь Эмме сейчас нужно совершенно другое.