Страх Мудреца. Дилогия
Шрифт:
– Ты можешь сказать это, - мягко сказала Аури.
Я снова потряс головой, почувствовал вкус сливы, и внезапно слова полились из меня.
– Она говорила, что я начал петь раньше, чем научился говорить.
Она говорила, что, когда я был совсем маленьким, у неё была привычка напевать, когда она держала меня на руках.
Не просто песня.
Просто нисходящая терция.
Просто успокаивающий звук.
Затем однажды она гуляла со мной по лагерю и услышала, как я вторю
На две октавы
выше.
Крохотная певчая птичка.
Она говорила, что это была моя первая песня.
С тех пор мы пели её друг другу.
Все эти годы… - я поперхнулся и стиснул зубы.
– Ты можешь говорить, - мягко сказала Аури.
– Всё будет в порядке, если ты скажешь.
– Я больше никогда её не увижу, - задыхаясь, проговорил я.
Затем я разрыдался по-настоящему.
– Всё хорошо, - мягко сказала Аури.
– Я здесь.
Ты в безопасности.
Глава 8
Вопросы
Следующие несколько дней не были ни приятными, ни плодотворными.
С фишкой Фелы сдавать экзамен мне предстояло только в самом конце оборота, так что я попытался провести оставшееся время с пользой.
Я попробовал изготовить несколько мелких предметов в Артефактной, но был вынужден вернуться в свою комнату, так как почти сразу разрыдался, нанося руны на тепловую воронку.
В таком состоянии я никак не мог поддерживать требуемый для работы Алар, да и меньше всего мне тогда хотелось, чтобы люди подумали, будто я
свихнулся из-за экзаменов.
Тем же вечером, когда я пытался пролезть по узкому тоннелю в Архивы, я снова ощутил вкус сливы во рту и оказался во власти страшного приступа клаустрофобии.
К счастью, на тот момент я успел проползти всего дюжину футов, но даже тогда я едва не получил сотрясение выбираясь из тоннеля, и ободрал всю кожу на ладонях, когда в панике царапал камни.
Так что следующие два дня я провел, притворяясь, что болен, и не вылезая из своей комнатушки.
Я играл на лютне, пытался заснуть, и мрачно размышляя об Амброзе.
Когда я спустился вниз, Анкер занимался уборкой.
– Чувствуешь себя лучше?
– спросил он.
– Немного, - ответил я.
Вчера у меня было только два сливовых рецидива, и те прошли очень быстро.
Более того, мне удалось поспать целую ночь.
Кажется,
что худшее позади.
– Ты голоден?
Я отрицательно покачал головой.
– Сегодня экзамен.
Анкер нахмурился.
– Тогда ты должен что-нибудь поесть.
Яблоко, например.
– Он пошарил за барной стойкой, а затем вытащил глиняную кружку и тяжелый кувшин.
– А еще есть молоко.
Мне нужно его использовать, пока не прокисло.
Чертова
Отдал за нее целых три таланта!
Так и знал, что не стоило тратить деньги на подобную ерунду, когда лед в этих краях такой дешевый.
Я перегнулся через стойку и взглянул на длинную деревянную коробку, заставленную кружками и бутылками.
– Я могу посмотреть, что с ней не так, - предложил я.
Анкер поднял бровь.
– Ты можешь с ней что-нибудь сделать?
– Я могу посмотреть, - ответил я.
– Возможно, там что-то простое, и я смогу его починить.
Анкер пожал плечами.
– Все равно дальше его ломать уже некуда.
– Он вытер руки о фартук и жестом пригласил меня за стойку бара.
– Я тебе пару яиц пожарю, пока ты смотришь.
Их тоже надо
использовать.
– Он достал несколько яиц из длинной коробки и скрылся в дверях кухни.
Я обошел стойку и присмотрелся к морозилке.
Это была облицованная камнем коробка размером с небольшой чемодан.
Где-нибудь за пределами Университета она была бы чудом артефакции, роскошью.
Здесь, где подобные вещи можно было встретить часто, она была лишь очередным куском лишнего беспокойства Господа, который неправильно работал.
Это было настолько простое изобретение, насколько можно было себе представить.
Никаких движущихся механизмов, просто две полосы олова, покрытые сигалдри, которые перемещали тепло от одного конца металлической полосы к другому.
Это был не более, чем медлительный, малоэффективный сифон.
Я присел и положил руки на оловянные полосы.
Полоса по правую руку была теплой, что означало, что внутренняя сторона будет, наоборот, холодной.
Но левая полоса была комнатной температуры.
Я наклонил голову, чтобы разглядеть сигалдри, и заметил глубокую царапину в
олове, проходящую поперек двух рун.
Это все объясняло.
Связка сигалдри во многих смыслах похожа на предложение.
Перемести пару слов, и она просто потеряет весь смысл.
Вернее, обычно она теряет смысл.
Иногда испорченная часть сигалдри может сотворить что-нибудь очень неприятное.
Я нахмурился, глядя на полосу олова.
Типичный пример небрежной работы артифиста.
Руны должны были быть внутри полосы, где их нельзя повредить.
Я порылся вокруг, пока не нашел заброшенный молоток для колки льда в глубине шкафчика, а затем осторожно постучал по двум испорченным рунам на мягкой поверхности олова.
Затем я сконцентрировался и применил кончик ножа для чистки, чтобы выгравировать их на толстой металлической полосе заново.