Страх высоты
Шрифт:
Что ж, и здесь была какая-то логика.
– Простите, и больше вы не видели Тихомирова?
– Нет.
Пауза.
– Только говорила с ним по телефону.
– О чем?
– Он позвонил из ресторана. Сказал о своем успехе, что ужин скоро кончится... и звал приехать к нему.
– На квартиру Рождественского?
– Да. Но я не поехала.
– Почему?
– Что вы? Ночью, одна, в чужую квартиру?
– А куда он звонил вам?
– В общежитие.
– По общему телефону?
– Да.
–
– А то нет! Вы нашего Цербера не знаете. Мы так вахтершу зовем. Она слышит, кто что думает, не то что говорит по телефону.
– А не носил ли разговор характер ссоры? Не мог он вывести вашего жениха из себя?
– Что вы? Антон был так счастлив!
– Но ваш отказ...
– Я ведь отказалась не потому, что не хотела его видеть.
– Конечно. Вы просто сочли такую встречу не совсем удобной?
– Именно. И он понял меня.
– Не помните, Игорь Анатольевич, звонил кому-нибудь Тихомиров из ресторана?
Ответ не сразу.
– Кажется, звонил. Да, да, звонил.
– Не знаете, кому?
– Светлане.
– О чем они говорили?
– Я не подслушиваю чужие разговоры.
– Простите. Но вы последний, кто видел Тихомирова живым, поэтому ваши сведения особенно важны.
– Я рассказываю все, что знаю, а чего не знаю - рассказывать не считаю возможным.
– Это правильно, конечно. Итак, после банкета или небольшого ужина, как вы его назвали, Тихомиров отправился на вашу квартиру. А куда пошли вы?
Вместо ответа он спросил:
– Разве это имеет отношение к делу?
– А разве это тайна?
Рождественский усмехнулся:
– Только от милиции. Но если вы гарантируете мне прощение... Наверно, у вас есть какие-то смягчающие правила для раскаявшихся преступников?
– Смотря какое преступление.
– Преступления, собственно, не произошло. Но, с вашей точки зрения, оно могло произойти.
Мазин понимал, что речь идет о какой-то чепухе, но не знал, подлинная это чепуха или выдуманная.
– Хорошо, рискните! Повинную голову меч не сечет.
– Видите ли, я поступил несколько легкомысленно. Я приехал в ресторан на машине. Ну и, естественно, оттуда ехал тоже на машине, будучи, как это у вас говорится, в состоянии легкого опьянения.
– Если легкое...
– Поэтому меня и затруднил ваш вопрос. Но, надеюсь, за давностью проступок заслуживает снисхождения?
– Если вы обещаете впредь...
– Клянусь собственными хромосомами!
Рождественский оживился и попытался шутить.
"Неужели его в самом деле беспокоил этот случай?"
– Где вы ночевали?
– У отца на даче.
– Вы поехали туда прямо из ресторана?
– Нет, заехал к одному человеку. Если позволите, я не буду его называть.
– Женщина?
– Да. Но я не застал ее, поэтому она не сможет подтвердить моих слов. Зато дальше у меня есть настоящее алиби.
–
– Наверное, раз вы интересуетесь моей особой. Так вот, по пути я вспомнил, что на даче нет ни капли спиртного, магазины были уже закрыты, и я решил заехать в ресторан "Кавказ", чтобы попросить бутылочку коньяку. С собой, разумеется.
– Это и есть ваше алиби?
– Совершенно верно. Мы очень мило побеседовали с Адмиралом. Это такой представительный мужчина - швейцар. Он похож на адмирала Макарова.
– В котором часу вы беседовали?
– Честно - не помню. Я ведь не думал, что это понадобится.
Что же осталось в блокноте от этого разговора? Немного: "Адмирал подтвердил".
– Давно вы работаете в ресторане?
– Двенадцатый год.
– Хорошо знаете Рождественского?
– Бывает он у нас.
– Продали вы ему коньяк?
– Упросил. Я не хотел выносить - не положено это. А он говорит: "Уважь, папаша, старого клиента. Друг у меня отличился". Ну, уважил... Вижу, промок совсем парень.
– В котором часу это было?
– Разве упомнишь? Помню, что дождь лил - вот и все.
Был ли еще жив в это время Тихомиров? Земля под его телом оставалась сухой. Значит, он погиб раньше, чем начался дождь. Но квартира далеко от ресторана, и дождь мог лить не везде одновременно. А если Тихомиров был жив, то кто находился с ним в квартире? Или никого? Один?
Мазин вспомнил квартиру Рождественского. Обыкновенная современная квартира из двух комнат. С хорошей планировкой. Комнаты отдельные. Кухня. Два балкончика. Один из большей комнаты, общий с соседями, перегороженный металлической решеткой, заплетенной повителью. Другой - маленький, в кухне. На двери этого балкона Мазин увидел английский замок.
– Зачем здесь замок?
– спросил он у Рождественского.
– Антон повесил. Боялся, что меня ограбят.
– На шестом этаже?
– Рядом пожарная лестница. Я говорил, что чепуха это. А он: "Береженого бог бережет. Ночую я не каждый день и за твое имущество отвечать не намерен". И купил замок.
В ту ночь дверь была заперта. Мазин вспомнил, как он повернул ключ и вышел на балкончик. Лестница в самом деле проходила рядом. Он вернулся через кухню в комнату, которую Тихомиров покинул таким необычным способом. Только там было открыто окно, и на подоконнике сохранились неясные следы ботинок Тихомирова, собственно, одного ботинка. Дождь их почти смыл.
Рождественскому эта комната служила кабинетом и спальней. С одной стороны стояли тахта и письменный стол, с другой - стеллажи с книгами. На стене висел портрет мужчины средних лет в очках, старинных, без оправы. Грегор Мендель. Кажется, он разводил горох в монастырском садике. Горох разводят многие, но ему удалось заметить то, чего не замечали другие: увидеть за случайностью закономерность. И Мазину тоже нужно было заметить что-то в этой обыкновенной комнате.