Страх
Шрифт:
– По Камчатке?
– у себя спросил Четверик и с собой не
согласился: - Это невозможно. Нужны коды...
– А у них получилось...
– Правда?
– Что там было в последнем их сообщении?
– обернулся Межинский к сейфу.
На стол плашмя упала красная папка. Когда все вокруг было серо-синим, это цветовое пятно смотрелось издевательски. Стол как будто подожгли в том месте, куда легла папка. Межинский резко раскрыл ее. Огонь исчез из кабинета. Теперь на Четверика смотрели круглыми глазенками-дырками от скоросшивателя какие-то важные бумаги.
–
– Они сообщили, что дают последнее предупреждение в виде ракетного залпа. Практической ракетой. Да, практической. И бить будут в северную часть полигона, а не в южную, как нужно было по плану стрельб...
– Попали?
– Наклонился над столом Четверик.
Текст новой записки, продиктованной неизвестным террористом из телефона-автомата в канцелярию Совета Безопасности, он уже слышал два часа назад, но почти все забыл, и теперь до тошноты в голове пытался прочесть перевернутые слова.
– Они выстрелили!.. Понимаешь ты это или нет?!
– Межинский
ударил кулаком по лежащей на столе бумаге.
– И это главное! Значит, они могут нанести удар и по Москве! Как здесь же написано!
– ткнул он пальцем в какое-то слово и ногтем разорвал его.
Разгладил лист, придавил обрезанный кусочек бумаги. Разорванным оказалось слово "ядерная".
– Точно - ядерная ракета!
– в ужасе посмотрел он на слово.
– Москве хватит одной. А их тринадцать...
– Но как они сумели дать ракетный залп?
– не мог избавиться от удивления Четверик.
– Нужны же команды... ну, в смысле код из Генерального Штаба...
Перед глазами Межинского возникло черствое лицо Свидерского. Но он ничего не сказал о нем. Чем меньше людей знает тайну, тем больше вероятность, что она умрет именно с ними.
– Кодовый сигнал поступил с какого-то судна, находящегося в
районе Новой Земли, - сообщил он Четверику.
– Спутник засек
судно из космоса. Кстати, от него не так уж далеко до предполагаемого места нахождения лодки. Судя по направлению движения, они стремятся укрыться под кромкой льдов.
– Это, наверно, неблизкий путь. Сейчас же лето...
– Я бы не сказал. Час назад я был у моряков. Они показали мне на карте эту границу. Она тянется вдоль южных берегов Шпицбергена и Земли Франца-Иосифа, а потом спускается вниз, к Новой Земле.
– А идут они в каком направлении?
– Вверх... В смысле, на север, к проходу между Шпицбергеном и Землей Франца-Иосифа. Моряки сказали, что именно оттуда по большей части проникают к нашим берегам американские лодки. Неужели они решили плыть прямо к Штатам?..
– Виктор Иванович, но если спутник засек лодку, значит, он ее ведет... Может, уничтожить лодку?
– Спутник засек старт с глубины. Саму лодку он не видит.
– Неужели у нас такие плохие спутники?
– Хор-рошие!
– огрызнулся Межинский.
– Такие же, как у американцев или французов... Голицыно-два дало техническую сводку по своим возможностям. Они способны засечь лодку на глубине двойной прозрачности моря, то есть в лучшем случае до пятидесяти метров. Да, именно пятидесяти. Моряки назвали
– И сколько они могут не всплывать?
– Почти три месяца.
Именно в этот момент Межинский вспомнил о Тулаеве. Один в поле не воин. Правда, подводная лодка - это не поле. Но в любом случае Тулаев, даже на время ставший Корнеевым, один. И что он сможет, если по старой мировой статистике потери наступающих всегда превышают потери обороняющихся в три раза? Умереть сразу?
Межинский перевел взгляд на помутневшее, ставшее каким-то осенним окно, и с горечью подумал, что Тулаев больше не увидит дневного света. Даже тусклого московского.
А Четверик, сложив губы трубочкой, издал звук, похожий и на стон, и на свист одновременно.
– Они загнали Кремль в угол, - дополнил он словами свою заунывную мелодию.
– Они загнали нас в угол.
Пальцы Межинского вырвали сигарету из пачки, задумчиво помяли ее хрупкое тельце, скомкали и швырнули мимо урны. Повернувшись к сейфу, он опять что-то достал из него и положил поверх бумаги с текстом террористов.
– Завтра вылетишь в Гавану, - не поднимая глаз, приказал он Четверику.
– Оттуда до Сан-Барбузы есть рейсы местной карибской авиакомпании.
Четверик грустно посмотрел на международный паспорт, изнутри которого, если его развернуть, явно взглянул бы на него суровыми глазами еще один Четверик. Под фамилией какого-нибудь Карла Мендеса из Картахены. Рядом с паспортом лежала плотная пачка долларов и две кредитные карточки. От их вида на сердце стало чуть веселее. Тягостная поездка начинала казаться курортным вояжем.
– Испанский не забыл?
– спросил Межинский.
– Не забывается такое никогда.
В голове тележным колесом завертелись одни и те же слова: малярия, лихорадка, чума... Малярия, лихорадка, чума... Скорее всего, на этой клятой тропической Сан-Барбузе разгуливали совсем иные болячки, но Четверику упрямо казалось, что там будут именно эти три зверя: малярия, лихорадка, чума. В Западной Сахаре, где он ровно год отбыл в роли наблюдателя ООН на затихшем фронте войны между Марокко и Мавританией, в крохотном городке в пустыне знали и помнили чуму, холеру, тиф и дизентерию. От прививки, сделанной в первые дни, отваливалась спина и мир казался доменной печью. Но без прививки он умер бы уже в первый месяц службы. Сахара умела быстро заглатывать свеженьких стерильных ребят из Европы.
– Мне бы привиться нужно, - напомнил Четверик.
– Сделаешь на Кубе. Тебя встретят люди из посольства. На Сан-Барбузе выяснишь, какому банку принадлежит указанный террористами счет. Но все-таки твоя основная задача - найти Зака.
– Зака?
– вскинул чернявую голову Четверик.
– Вы думаете, его уже здесь нет?
– Из лаборатории дали первые данные по обработке голоса
террориста. Дважды звонил один и тот же человек. Но не Зак.
– Эти умники способны доказать, что это не Зак?