Страх
Шрифт:
– Я к метро шла, - на секунду вернувшись мыслями в
прошлое, устало вздохнула она.
– Хотела путь срезать. И вдруг... Получается, что вы спасли мне жизнь...
– Ну что вы! Пуля прошла бы мимо.
– Сейчас такое время, что пули скорее попадают, чем
пролетают мимо.
Он улыбкой поощрил ее за афоризм и неожиданно даже для самого себя представился:
– Меня зовут Сашей. А вас?
Она тоже ответила улыбкой, но улыбкой какой-то странной, загадочной, медленно, тремя постукиваниями пальчика стряхнула пепел в хрустальный цветок и все-таки сдалась:
– А меня - Ларисой.
– А что вы делаете сегодня
Кто за него спрашивал, Тулаев не мог бы определить даже при самом сильном напряжении воли. Вот кто-то открывал рот и произносил слова, а он с ужасом слушал его и не мог понять, что этому придурку надо.
– Вообще-то я свободна.
– Тогда, может, сходим... в ночной клуб?
Почему ночной клуб, а не ресторан или, что сверхинтеллигентно, театр, он не знал. Может потому, что от брата того смертника он бы не освободился раньше сумерек, а там уже и ночь.
– А вы какой предпочитаете?
Придурок внутри замолчал. Он не знал ни одного названия, а отдуваться за него Тулаеву не хотелось. Он уже приготовился сказать, что вот вдруг вспомнил о важном деле, и их свидание рушится, но Лариса не дала это ему сделать.
– Я догадываюсь, - загасила она сигарету о пепельницу.
Тот, что ближе к дому. У меня ближе всего "Арлекино".
– Тогда в девять вечера? У входа?
– снова ожил придурок.
– Хорошо.
Она бесшумно встала и протянула ему ладонь. Тулаев выкарабкался из глубокого кресла, вскочил и еле ощутимо обжал ее тоненькие, чуть подрагивающие пальчики. Их глаза встретились. Тулаев удивленно уловил, что ее веки вовсе не покраснели, как обычно бывает у женщин после слез. От Ларисы исходило что-то мягкое и одновременно сильное. Но тот придурок, что жил внутри, не хотел этого замечать. Ему достаточно было ощущать под пальцами нежную женскую кожу, и он удерживал рукопожатие дольше, чем требовалось для обычного рукопожатия.
– Ну, я пошел, - наконец-то одолел придурка Тулаев и освободил ее пальчики.
Когда поворачивался к прихожей, заметил цветную фотографию в глубине серванта, за пузатыми хрустальными салатницами. На ней были увековечены девушка с парнем на берегу моря. Парень на целую голову возвышался над девушкой в купальнике, а она прижималась, ластилась к нему. Издалека невозможно было разглядеть лица.
Придурок внутри, удовлетворившись будущим свиданием, затих, и к Тулаеву вернулась прежняя холодность. Он вышел из квартиры, еще раз попрощавшись, послушал клацание ружейного затвора замка и попробовал разобраться в своих ощущениях. Они были разными. Девушка ему все-таки понравилась, хотя он с иронией и недоверием относился к курящим дамам. Чистота и порядок в квартире вызывали уважение и тоску по несбывшейся семейной жизни. Фотография в баре насторожила, хотя мужского духа в квартире он не ощутил. Два плюса наложились на один минус. Да и то минус мог оказаться призрачным. Бывший муж - это все-таки уже не муж.
Тулаев поежился, спускаясь по лестнице. Он ведь тоже был бывшим мужем и никого, кажется, этим не пугал.
18
У кота Прошки давно не было такого отвратительного настроения. Сразу после обеда у него стала ныть шея. Это неприятное ощущение, собственно, осталось еще с повешения. Шея запомнила его и порой опоясывалась странным колючим обручем. Сегодня невидимый ошейник почему-то давил сильнее, чем прежде. Прошка лежал и на левом боку, и на правом, но обруч никак не ослабевал.
К тому же он остался без ужина. Обеденную норму - плотный сгусток пшенной каши,
В густой темноте, захватившей в квартире все комнаты, все уголки и закоулочки, для Прошки все еще существовал день. Он видел все так же хорошо, как и при солнечном свете, а может, даже и лучше, но настроение от этого не улучшалось.
Встав с теплой кровати-свитера в углу ванной, Прошка беззвучно прошел на кухню, посмотрел на светящиеся цифры электронных часов, стоящих на холодильнике, и не поверил самому себе. Слева горели два сплющенных кружочка. Они были очень похожи на бублики "челночок", которые когда-то давно давал ему грызть хозян. Тогда еще Прошка считал роскошью заплесневелый кусок хлеба и "челночки" наминал с удовольствием. Сейчас бы он только понюхал их, но есть бы не стал. Прошка остановился, и желудок снизу мягким, но противным пластилином прилип к хребту, напомнив о себе, а заодно и заставив передумать. Кто его знает, может, он и съел бы сейчас пару "челночков". Если бы их, конечно, размочили.
Хозяин еще ни разу не приходил в такое время, когда на часах оживали два "челночка". Неужели он бросил его навсегда?
От такой невеселой мысли сразу перестала ощущаться шея.
Прошка скользнул в прихожую, прислушался к тому миру, что жил за дверью, и вдруг ощутил, что хозяин где-то близко. Странно, но в этом открытии не было радости. В самой сердцевинке его, как хребет внутри селедки, жила тревога.
Прошка отошел в глубь зала, посидел без движения пару минут, послушал царапание ключом в замочную скважину, щелчки, скрип двери, клацание выключателя, но еще до того как хлынул в прихожку свет, он уже разглядел своими горящими зеленым огнем глазами, что рядом с Тулаевым стоит женщина.
От нее исходил едкий и невкусный, похожий на вонь сгнивших яблок, запах.
– У тебя такие хорошие духи, - восхитился забирающий у нее сумочку Тулаев.
Прошка недоуменно пошевелил усами. Вкусы у котов и мужиков явно не совпадали.
– Кофе будешь?
– голосом, который Прошка еще никогда не слышал, спросил Тулаев.
– У нас еще шампанское, - игриво ответила Лариса.
– Между прочим, французское. Настоящее французское.
– Правда? А где оно?
– удивился Тулаев.
– За дверью. Ты бутылку на пол поставил, когда замок открывал.
– У-у, точно!.. Что-то с памятью моей стало!..
Он еще раз проскрипел дверью, прямо в ботинках протопал на кухню. Каблучки-шпильки девушки процокали следом за ним. Прошка еще раз нервно пошевелил усами. Хозяин никогда не ходил в обуви по квартире. И если до этой минуты Прошка верил, что Тулаев вспомнит о нем и позовет на кухню, то теперь почему-то передумал. Сегодня ночью все было слишком не так, как обычно.
Можно, конечно, самому пришлепать на кухню, сесть у миски и смотреть на Тулаева просящими глазами. Но в этом уже было что-то собачье.
Из кухни долетел странный, никогда не слышанный Прошкой хлопок, потом смех, звон стекла, опять смех. Там явно что-то пили, и кот сразу ощутил жажду, хотя еще минуту назад он больше хотел еды, чем воды. Опять заныла шея, и Прошка начал разминать ее, медленно поводя головой то влево, то вправо. Под тошнотворные повороты вспомнилось, что вода есть не только на кухне, но и ванной, а точнее, в раковине, которая навешена чуть криво, и оттого в ее левой части, рядышком с пластиковым отверстием слива, всегда есть лужица. На три глотка, но все же лужица.