Страхи мудреца. Книга 1
Шрифт:
— Стейпс, что у вас там? — сурово осведомился Алверон. Приглядевшись, я увидел, что дворецкий не ломает руки — он что-то сжимает в руках.
— Ничего…
— Стейпс! — рявкнул маэр. — Да как вы смеете мне лгать? Покажите немедленно!
Дородный дворецкий молча разжал руку. На ладони у него безжизненно лежала крохотная птичка, яркая, как самоцвет. Лицо его сделалось абсолютно белым.
Еще никогда на свете гибель очаровательного существа не приносила никому такой радости и облегчения. Я уже несколько дней был уверен в предательстве Стейпса,
Тем не менее я промолчал. Пусть маэр все сам увидит.
— Что это значит? — медленно осведомился маэр.
— Нехорошо думать о таких вещах, сэр, — поспешно ответил дворецкий, — а задумываться о них подолгу — и того хуже. Я принесу другую птичку. Она будет петь ничуть не хуже.
Повисло долгое молчание. Я видел, как Алверон борется с гневом, который он был уже готов обрушить на меня. Пауза затягивалась…
— Стейпс, — медленно спросил я, — а сколько всего птичек вы заменили за эти несколько дней?
Стейпс с негодующим видом обернулся ко мне.
Но прежде, чем он успел что-нибудь сказать, вмешался маэр.
— Ответьте ему, Стейпс! — его голос звучал так, будто он задыхается. — Это ведь уже не первая?
Стейпс бросил на маэра горестный взгляд.
— Ох, Ранд, я просто не хотел вас тревожить! Вы были так плохи! Потом вы потребовали птичек и после этого пережили ту ужасную ночь… А на следующий день одна из них подохла…
Он стоял, глядя на крохотную пташку у себя на ладони, и говорил все быстрее и быстрее, сбиваясь и путаясь. Его объяснения были так неуклюжи — сразу было видно, что они искренние.
— Я не хотел забивать вам голову разговорами о смерти. Пошел в сад, поймал другую птичку. Вам становилось все лучше, а они принялись помирать по четыре-пять штук в день. Как ни посмотришь, а там еще одна валяется на дне клетки, точно сорванный цветок. Но вы-то выздоравливали. И мне не хотелось об этом упоминать.
Стейпс накрыл мертвую капелюшку ладонью.
— Как будто они отдавали свои крошечные души, чтобы вам становилось лучше…
Внутри его что-то надломилось, и он вдруг разрыдался. Горькими, безнадежными слезами честного человека, который так долго беспомощно наблюдал, как его дорогой друг медленно умирает у него на глазах.
Алверон какое-то мгновение стоял неподвижно. Весь его гнев улетучился. Потом он подошел и дружески обнял своего дворецкого.
— Ох, Стейпс! — тихо сказал он. — В каком-то смысле так оно и было. Вы не сделали ничего, достойного порицания.
Я тихонько вышел из комнаты и принялся снимать кормушки с золотой клетки.
Через час мы втроем мирно ужинали в комнатах маэра. Мы с Алвероном рассказали Стейпсу, что происходило последние несколько дней. У Стейпса едва голова не пошла кругом от мысли о том, что его господин наконец выздоровел и что дальше ему станет только лучше.
Что до меня, проведя несколько дней в немилости у Алверона, я чувствовал большое облегчение, вновь обретя его расположение. Тем не менее
Я честно рассказал маэру о том, почему питал подозрения к Стейпсу, и принес дворецкому свои искренние извинения. Стейпс, в свою очередь, признался в том, что питал сомнения относительно меня. Под конец мы обменялись рукопожатием и стали думать друг о друге куда лучше.
Мы болтали, заканчивая обед, как вдруг Стейпс насторожился, извинился и бросился вон.
— Кто-то стучится, — объяснил маэр. — У него слух как у собаки. Временами даже жутко делается.
Стейпс отворил двери и впустил высокого человека с бритой головой, который сидел над картами вместе с Алвероном в тот день, когда я явился во дворец, генерала Дагона.
Войдя в комнату, Дагон обежал взглядом каждый угол, окно, вторую дверь, коротко взглянул на меня и снова на маэра. Когда его взгляд упал на меня, все глубинные звериные инстинкты, помогавшие мне выжить на улицах Тарбеана, тотчас приказали: «Беги! Прячься! Делай что угодно, лишь бы очутиться подальше от этого человека!»
— А, Дагон! — весело приветствовал его маэр. — Чудный день, не правда ли?
— Да, ваша светлость.
Генерал стоял навытяжку, избегая встречаться с маэром взглядом.
— Не будете ли вы так добры арестовать Кавдикуса за предательство?
Последовала короткая, в полмгновения, пауза.
— Да, ваша светлость.
— Думаю, восьми человек будет довольно, при условии, что они не растеряются в сложной ситуации.
— Да, ваша светлость.
Я начал замечать, что ответы Дагона слегка отличаются интонацией.
— Живым, — уточнил Алверон, как бы отвечая на вопрос. — Но чересчур нежничать не стоит.
— Да, ваша светлость.
И с этими словами Дагон повернулся, чтобы уйти.
Я поспешно заметил:
— Ваша светлость, если он и впрямь арканист, вам следует принять некоторые меры предосторожности!
Едва сказав «вам следует», я тут же пожалел об этом. Это звучало чересчур дерзко. Надо было сказать «Возможно, вы пожелаете принять меры…».
Но Алверон, казалось, не обратил внимания на мою оплошность.
— Да, разумеется! Вора должен ловить вор. Дагон, прежде чем свести его вниз, свяжите его по рукам и ногам прочной железной цепью. Из чистого железа, понятно? Заткните ему рот, завяжите глаза…
Он поразмыслил, потирая губы пальцем.
— И отрубите большие пальцы на руках.
— Да, ваша светлость.
Алверон взглянул на меня.
— Как вы думаете, этого будет достаточно?
Я с трудом подавил приступ тошноты и заставил себя не ломать руки, сложенные на коленях. Я даже не знаю, что выглядело более жутко: беспечный тон, которым Алверон отдавал эти приказы, или холодное равнодушие, с которым Дагон их выслушивал. Полноправный арканист, конечно, опасен, и справиться с ним непросто, однако мысль о том, чтобы искалечить человеку руки, казалась мне более ужасной, чем просто его убить.