Страхов много, смерть одна
Шрифт:
Присел на скамью в зале и стал думать, что ему делать дальше.
Что случилось с ним, когда он решил связаться с этой девятнадцатилетней крестьянкой? Увидев юную прелестницу, старик потерял голову. Молодая плоть свела его с ума…
Он давно уже не любил жену и испытывал к ней лишь отвращение. Катерина перестала его радовать еще несколько лет назад, когда начала стремительно толстеть. Проявились варикозные вены на ногах, венозные бляшки на шее. Морщины, складки, мерзкий запах. Он понимал, что пахнуть, как в молодости,
И вот несколько месяцев назад он обратил внимание на молодую крестьянку, весьма и весьма недурно сложенную и на лицо приятную. В его уже пожилом возрасте испытать интимную близость с молодой и стройной было несравненным удовольствием, которое, возможно, и не покорилось бы ему никогда, если бы не его положение в обществе. Ну и, разумеется, настойчивость и сила, что он применил к девушке, желая овладеть ею.
Сидя в церкви на скамье и думая о насущном, священник приходил к неутешительным выводам для себя самого и своей избранницы.
Май 1837 года
Одним весенним солнечным утром отец Александр пожаловался жене на слабость и общее недомогание. Сказал, что чувствует себя совершенно разбитым. Словно не спал всю ночь, хотя спал как убитый.
Плотный завтрак из овсяной каши и двух кусков омлета придал ему сил, и вскоре он уже забыл об усталости. Близился час утренней службы. Хозяин отдал приказ кучеру запрягать коней, собирать повозку и отправляться в церковь. Он пообещал жене вернуться домой засветло.
Как всегда, он провел целый день на службе. После заутрени долго общался с паствой. Потом крестил, женил и занимался повседневной работой обычного священнослужителя. И только под вечер вернулся домой. Устал вдвое больше обычного и буквально валился с ног. Ужинать не стал, а сразу лег спать.
На следующее утро отец Александр чувствовал себя еще хуже, чем вчера. Он совсем не выспался, о чем сообщил жене.
– Не может быть, – Катерина развела руками. – Ты же спал всю ночь… Вчера лег рано. Что с тобой? – она потрогала его лоб. – Ты не болен случаем?
– Нет, – он замотал головой. – Здоров. Но жутко не выспался. И чувствую себя дико уставшим. Словно всю ночь мешки таскал.
– Очень странно. Вчера ты тоже не выспался. Хм, кто знает, что ты делаешь по ночам? Может, ходишь во сне.
– Хочешь сказать, я лунатик?
– Не знаю. Но человек не может чувствовать себя таким уставшим после ночи сна. Иди на службу. Возвращайся пораньше. И ложись пораньше. Я буду рядом. А вечером позову Прасковью. И строго-настрого накажу ей не спать всю ночь и смотреть за тобой.
– Она сядет вон там, – Катерина показала на кресло у окна. «А толстуха права», – подумал
– Хорошо, дорогая.
Это был трудный день для петербургского клирика. К обеду он почувствовал себя совсем утомленным и едва держался на ногах. Кое-как дошел до приходской кухни, небольшой деревянной постройки на заднем дворе церкви. Хотел поесть, но от усталости пропал аппетит, и его стошнило прямо на бочку с медовухой. Следующие полчаса он провел в уборной, где безуспешно пытался бороться с расстройством желудка. После он поехал домой.
Впервые за двадцать лет своей службы в церкви Симона Кананита отец Александр покинул храм до наступления вечерни. На двери он оставил табличку с надписью: «Приход закрыт».
– Проклятье какое-то! От усталости я не могу ходить. Такое ощущение, что я не спал неделю! К тому же меня беспокоит желудок.
– Ложись, – терпеливо сказала Катерина, доставая из сундука, обитого ситцем, сверток с измельченным древесным углем. Отсыпала немного в кружку, развела водой.
– Вот, выпей и поспи. Это поможет.
Он снова лег очень рано и почти сразу уснул. Спал мертвецким сном, и ему ничего не снилось.
Проснулся с рассветом. Рука его нащупала плечо супруги. Широкое, мясистое. Он услышал ее сиплое похрапывание. «Чертова толстуха не умеет тихо спать», – подумал он и посмотрел на служанку.
Он увидел ее спящей в кресле, повернутом к нему спиной. Голова Прасковьи была наклонена набок и положена на плечо.
Чувствовал он себя ужасно. Ему казалось, что после вчерашнего хуже чувствовать себя уже невозможно. Но, поднявшись с кровати, он понял, как ошибался. Ему не терпелось разбудить служанку и расспросить ее о том, что она видела ночью.
– Прасковья? – он стал приближаться к ней, медленно и осторожно. На полпути вдруг обнаружил, что вляпался во что-то мокрое. Посмотрел вниз и увидел красный ручеек. Прошлепал по нему до лужи крови, скопившейся под креслом.
– Что за черт?
Священник еле выдохнул. Здесь, в своем доме, за закрытыми дверями, с охраной и слугами, вместо привычной защищенности он впервые почувствовал страх. Голос выдавал его с потрохами, хотя внешне он по-прежнему старался держаться хозяином положения.
– Ты слышишь меня? – он повернул кресло к себе и заглянул в лицо служанки. – Пора уже…
Она смотрела в окно широко раскрытыми глазами. Бледная, со сложенными на животе руками. Ее платье все было в крови, ее рот был открыт, по уголкам его стекали красные струйки, взгляд застыл в одной точке. Дрожащие покусанные губы безостановочно шептали беззвучные слова. Служитель наклонился и увидел огрызок языка, шевелящийся внутри ее заполненного кровью горла. От увиденного ему стало плохо. Он почувствовал резкую тошноту и согнулся пополам. Неожиданно рука несчастной дернулась, разжалась ладонь, и на пол упала вторая половина отрезанного языка.