Страна, которой нет
Шрифт:
– Город безопасен, - объяснил Амар. – И улицы, и такси. Здесь – тем более, легальное заведение, полная идентификация. Любая такая стрекоза может пожаловаться… нам, и выйдет очень нехорошо.
– О нет, - сказала Палома. – Только не доводите все до европейского маразма, я вас умоляю. Они там скоро перед постелью будут подписывать письменное соглашение в присутствии адвоката. Прецеденты есть. И отсутствие троекратного согласия приравнивается к изнасилованию, причем в обе стороны.
– Это серье-озно?
– протянул явившийся Шестнадцатый, посадивший студенток в такси. – И что, мужчины тоже жалуются?
– Да, а вы как думали?
– Кгхм… -
– А у вас ложных жалоб не бывает?
– Бывают, - пожал плечами Фарид. – Но знаете, что должна сделать здесь женщина, чтобы ее изнасиловали? Найти место, где нет камер, сломать браслет безопасности, дождаться, когда из деревни приедет холостой пастух, проверить, не идет ли патруль жайша и быстренько потерять сознание.
Палома расхохоталась, но качнула головой, мол, не верю в такую идиллию. Шестнадцатый развел руками. Женщине он обаятельно улыбался, но дистанцию держал как хороший мальчик, впрочем, танцовщица смотрела на него слегка покровительственно и снисходительно, без интереса. Амару он украдкой обозначил свой крайний восторг и одобрение. Выпили еще. Разговор шел обрывочный и слишком громкий, как всегда в подобных местах.
– Так, мне завтра на конференцию прямо с утра, и если я там буду клевать носом… - неискренне заторопился Шестнадцатый. – Увидимся вечером. Желаю приятно провести время, кстати, адвокат знакомый у меня есть, если что – звоните…
– Рискуете, молодой человек, - низким голосом проговорила Палома, поманила его к себе, и пока он прикладывался губами к виску, кинула ему за воротник кубик льда. – Остыньте…
Парень завернул что-то цветистое про то, что его пыл растопит этот лед, холодный как сердце жестокой красавицы, и удалился, смеясь на ходу.
Красноеморе: Почему так автономия называется? Так достаточно на карту посмотреть. Сначала лазурит, потом изумруды, потом золото, железо, литий – нужная же вещь, и спрос не падает. Я помню даже читал где-то, на деньги от первого вели разведку на все остальное, с концессионерами опять повезло. Воевали меньше, между собой меньше резались – а не как в Африке, где от горнодобывающей одно горе. А потом мы туда пришли и они под наше слово от прочего Афганистана без крови отделились. Ну одно слово, счастливчики.
Магрибец: А вот представьте, ошибка. Хорошо, что тут никого оттуда сейчас нет, вас бы сейчас растерзали, уважаемый. Это от конкретного человека пошло и он у них до сих пор национальный герой. Был там такой полевой командир, Ахмад Шах, а у него еще с университета позывной – «Масуд» - Счастливчик. Поговаривают, в честь Суллы Феликса. Потом позывной превратился в лакаб, а потом и в фамилию.
Освобожденная женщина Турана: Правда в честь Суллы?
Магрибец: Поговаривают.
Освобожденная женщина Турана: Ничего себе. С другой стороны, не первый там случай будет. Там уже хаживал эфталитский правитель Фромо Кесар – «римский кесарь» в переводе - это его так купцы пытались поразить римским величием, что он взял и переименовался, а потом в историю и религию Тибета попал уже как Гэсэр...
[дискуссия о Гэсере перенесена]
Красноеморе: Дааа, а вы меня афганцами пугаете.
Магрибинец:
Гость: Опять талибов?
Освобожденная женщина Турана: Так именно там они и завелись впервые. И вообще у талибов обычай такой, как они где появляются, так все остальные, кем бы они ни были, быстро друг друга бросают и начинают с ними воевать.
Магрибинец: Примерно. Территорию эту – четыре провинции - вскоре стали называть Масудистан. Сначала в шутку, потом всерьез. Масуд погиб, а имя осталось – удобнее же, чем перечислять: Бадахшан, Парван, Тахар... Там и правда было потише, и с населением попроще, и с религией поспокойней, лазурит они сначала добывали, чтобы покупать оружие, но технологии – это цепная реакция... Когда горное дело пошло, им весь прочий Афганистан поперек горла стал. Жить не дают со своими распрями и все время хотят ограбить. Они бы и к Китаю отложились, только у Китая с мусульманами проблемы. Так что это не мы туда пришли, это они нас позвали. На условиях автономии. А у автономии должно быть название, а к названию все уже привыкли. «Настоящие» афганцы, пуштуны, их до сих пор не любят, но масудистанцам наплевать и нам наплевать, а больше никто и не важен.
Инфопортал «Восточный Экспресс»
Фарид аль-Сольх, сотрудник номер шестнадцать
Амар, конечно, был старше. Это не утешало. Амар был старше и опытнее, и умнее – и он проведет эту ночь с настоящей женщиной, вот кто бы сказал, что с такой можно познакомиться в легальном баре, и наверняка проведет здорово. А потом утром будет делать настоящую работу – не сидеть мебелью, лингвистом на никому не нужных переговорах, где все присутствующие и так говорят на всех языках, а копать свою тему. Собственную, лично придуманную – и такую горяченькую, что, говорят, Штааль перед тем, как Амара взять, сам к нему в гости ходил – посмотреть, обнюхать. Посмотрел, доволен остался... А у Фарида даже номер – шестнадцатый. Будто он русский в школе не учил. Будто он не знает, что его номер значит. Сиди, дурачок, не отсвечивай.
Отец второй год говорит о женитьбе. Дескать, пора уже, хотя бы первым браком – значит, на ком нужно семье, а не на ком самому захочется. Без вариантов. Если повезет, то собственный интерес и семейные выгоды совпадут. Но вряд ли. Плохо быть старшим, принадлежать не себе, а отцу и дому. Хорошо быть таким, как Амар – свободным и самостоятельным.
Фарид еще раз вспомнил Палому, почти без зависти – такие женщины его не то что пугали, нет, но скажем так, несколько обескураживали: иностранка, европейка, старше, да еще и танцовщица, а потом подумал, что напрасно не выяснил, что за семейство вчера оккупировало магазин электроники. Впрочем, они не здешние, сразу видно. Выговор юго-восточный, шарфы у женщин повязаны иначе. Пышная мать семейства устало следила за тем, как гиперактивный подросток достает продавцов и выделывается перед сестрой, на вид лет шестнадцати. Сестра, высокая и стройная, лениво жевала смолу и взирала на витрины густо подведенными глазами буйволицы. Фарид залюбовался нежным очерком щеки и русой прядью, выбившейся из-под шарфа… а потом томное видение с персиковым румянцем шевельнуло пухлыми губами и вполголоса изрекло: